Комната была намного грязнее, чем обычно. Кристофа даже передернуло. Ему стало противно. Везде валялись вещи, бутылки. Казалось бы, что мебель покрывал слой пыли. Все было раскидано. Причем видно, что никаких обысков не было. Просто кто-то долго сорил без желания убираться. Да, он и так знал, что Мартина не особо любила убираться. Но он воспринимал это сносно, только каждый раз твердя:
" А ты заставь ведьму убираться", - вечно отшучивался он.
Тут же было видно: здесь никого не ждали. И гости оказались явно незваными. Затем его рассудок стал обретать сознание. Наконец он смог абстрагироваться от этих маловажных деталей и понял, что опоздал. На полу лишь лежало тело Мартины, под которым была огромная лужа крови. Так же в крови было все вокруг. Кристоф не мог заставить себя понять: откуда столько крови?
Кровь была на столе, кровь была на полу. Капли крови, маленькие лужицы крови были повсюду. Неужели это над телом Мартины так поглумились? Или здесь убили еще кого-то? Так Кристоф стоял и задавал себе все эти вопросы.
Вдруг он явственно почувствовал чье-то присутствие в комнате позади него. Страх настолько охватил его, что он замер и не мог даже пошевелиться. Затем, увидев в свете свечи тень, нависшую над ним, он резко обернулся, и желал бы бороться, но настолько неожиданным был тот, кого он там увидел. Он ожидал помощи от кого-то, про себя оглядывался по сторонам, понимая, что никто уже его не спасет. Когда лезвие прикоснулось к его телу, и он ощутил его жесткое присутствие рядом с собой через одежду, первой его реакцией было опровержение: нет, нет, не убивай меня, я еще хочу жить. Не успел он даже оглянуться и что-то понять, как получил удар кинжалом прямо под сердце. Автоматически пытаясь закрыть рану руками, дабы не сочилась кровь, он начал терять сознание и оседать на пол. Его конечности и губы онемели. Он лишь шепнул:
- Но я же не виновен.
И потом перед ним как живой явственно предстал образ его дяди Аделарда. Тот так ждет вести от него. Неужели его покровитель так и не дождется этого?
В последние секунды своей жизни Кристоф думал только об Аделарде, представляя картины того, как тот на следующий день или немного позже узнает обо всех своих потерях. По сути, его дядя, который уже стал старым, даже на старости лет не сможет пожить счастливо? Как он проживет без них всех? Кристоф был уверен, что Аделард привязался ко всем им, особенно к Мартине, всей своей душой. Каково будет ему каждый день ложиться в постель, осознавая, что всех их больше нет.
С этим Кристоф, тело которого уже почти скатилось на пол и лежало, кинутое навзничь, увидел лишь следы уходящих сапогов со шпорами. Да, это был он. Его убил Жак. За что? Неужели он убил и Мартину? Нет, в это поверить Кристоф никогда бы не смог. Никогда ни он, ни его дядя не представляли, какой угрозой может оказаться Жак. Да, недооценили они его. А быть может, он вел еще более страшную игру, чем его дядя со своей командой? Так и не успев ответить на все эти вопросы, Кристоф сделал последний вздох, и, увидев в напоследок образ своей любимой вожделенной сестры Изабель, лишился этой жизни.
***
Жак явно не чувствовал себя победителем. Он теперь вообще не понимал, зачем ввязался во все это. Как мог он допустить все то, что произошло. Как мог он дать так себя обмануть, заманить? Не иначе, как он был под каким-то заклятьем, какими-то чарами что ли. А теперь он стоял как вкопанный и не понимал, как дошел он до такого. Как мог позволить, чтобы вот это все обрушилось на них? И он принимал в этом самое непосредственное участие.
- Прости мне все ошибки. Прости, молю. То, что я сделал, этому нет прощения, родная.
Он перевернул свою любовь, но не мог без боли и рыданий, которые душили его, просто держать ее в руках. Лицо Мартины, хоть и было все в крови, даже волосы почему-то слиплись от крови, и уже было мертвенно бледным, но все же, было настолько красивым, что он не мог описать это словами. Жадно и жадно всматривался он в него. Он знал, что видит ее в последний раз. И хотел запомнить каждую клеточку ее лица, каждую морщинку, каждый волосок, каждое пятнышко.
Он сам уже был весь в крови. Неожиданно отпрянул он от мертвого тела Мартины, вскочил и взбешенный и будто сошедший с ума с перекосившимся лицом и глазами, которые вывернулись из его орбит. Сначала из его груди раздался немой крик. Затем он все более переходил в настоящий плач, крик о любви, которую он только что потерял.
В голове его постоянно крутились разные вопросы. А может быть, мы все оказались жертвами чего-то? Жертвами какого-то злого плана? Умысла? Может мы все были настолько глупы, что просто стали пешками в чьей-то игре?
Вот только каждый почему-то уверовал в правильность навязанной, вообще-то из вне, позиции. Но это уже не вернуть. В жизни Жака не осталось больше ничего. Все, что он хотел, - снова почувствовать теплую Мартину в своих объятиях, но он сам накануне подписал ей смертный приговор. Он, всю жизнь пытающийся защитить ее от всех и вся, оказывается, должен был защитить ее в первую очередь от своей глупости, ревности, дурости, то есть от себя самого. Как он мог поверить Николь, что у нее роман с Аделардом? Да даже если бы так и было! Он же любил Мартину! Как мог он поверить Николь вообще! Да и Николь винить он не мог, ему было жаль ее. Он даже сейчас, после всего, что она сделала, продолжал желать ей счастья.
Как мог он позволить вот так обвести себя вокруг пальца? А может быть, самый заклятый враг себе, это все же ты сам? Ты сам и есть зло, которое живет в каждом. И день, когда ты не понял, что оно в тебе зародилось, и оказался днем кончины твоей души. Днем, когда ты потонул в сомнениях, стал слеп, стал везде видеть подставы, верить лишь тому, что ты хочешь слышать. Днем, когда тебя ослепила твоя ненависть, недоверие, твое самолюбие и гордыня, когда все грехи пали на тебя, и ты стал их рабом? Как чаша набирается по капле, так этот день стал торжественной церемонией внесения в комнату этой священной чаши зла, которая милостиво открыла свои врата для всей боли, срама, горя, черноты и всего злого, что успела накопить твоя душа? И когда ты ослеп, ты окружил себя теми, кто так же слепы, и заблуждаются, как и ты. И вы, как те заблудшие путники, вдруг все сбились с пути и пришли не туда, куда нужно, потому что были ведомы злобой, негативом, ненавистью, жаждой крови, мести, обретения желаемого?
В принципе, что было у Жака для счастья? Все. Что ему мешало быть с Мартиной? Только сейчас он осознал, что ничего. Кроме него самого. Он проклинал себя. То проклятье, которое он наложил на себя в ту ночь, оказалось страшнее любых проклятий, которые в состоянии наложить на тебя любой самый искусный маг. Он проклял сам себя навсегда. Проклял на несчастную судьбу. За все те дары жизни, которые он пропустил. За ребенка, данного ему судьбой. Мартину, убитую, можно так сказать, его руками. За свою слепоту. За свое безволие.
Сейчас он казался себе безнаказанным и требовал, в первую очередь, у себя, самого жестокого наказания, которое только можно было придумать. Он катался по полу в этих лужах крови, клял все на свете.
Проскочила даже мысль, что Николь - это ведь змея. Змея, которую Мартина так обожала и за которую готова была отдать жизнь. А та попросту паразитировала на ней. Слушала все, что она говорит, тихо завидуя и мечтая подставить ее при самом удобном случае. Да, она завидовала их любви. Только сейчас он это осознал. Теперь он понял все ее жадные взгляды, которые она кидала на них, когда видела их вместе. Понял все ее раздражение иногда. То, как она выходила из себя. Ему опять стало противно.
А чем он, по сути, не такая же змея? Ведь он знал, как Мартина любит его, но ему вечно чего-то не хватало. Нельзя сказать, что он завидовал в чем-то Мартине, но с ней он почему-то ощущал себя неувереннее, чем с остальными. Ему казалось, что значит, он слишком слабый мужчина для нее и ему становилось противно от понимания самого себя. Не понимал лишь он, что возможно так слаб он перед ней, так как находится под влиянием самого великого и прекрасного чувства в нашем мире, как любовь. И он должен был просто наслаждаться всем этим, а не искать подводные камни.