- Линда, прости, но я не хочу, чтобы ты заблуждалась.

- Что ты имеешь в виду?- в недоумении спросила Линда.

- Он тебе не воспитанник. Ты можешь стать ее координатором, если он станет наставником. Не более.

- А, ты об этом,- махнула рукой Линда. - Да перестань. Он - мое дитя.

- Ты ему безразлична. Он тебя ненавидит, ничто в тебе он не понимает и не принимает. Пойми это.

Но Линда, не слышала слов Кары, упрямо продолжала:

- Нет, мне кажется, что он никого пока не готов принять. Его не любили. В него необходимо просто вливать любовь. Понять, что никто не отречется от него. Что он никого не потеряет. Я дам ему веру в это.

- Он не твой ребенок, Линда. Он чужой человек. Вы чужие. И не знаю, сможете ли вы когда-то стать близки. Слишком уж вы разные.

- Ну, а я и не хочу его любви. Я просто буду о нем заботиться и помогать найти себя в этом мире.

Кара снова покачала головой и загадочно улыбнулась.

- Что? Что снова?- обратилась к ней Линда.

- Мне кажется, он себя уже давно нашел.

Линда поджала губы и промолчала в ответ.

- Максим уже обрел свою семью. Я в этом полностью уверена. Не имея сам всего того, что создали Шветские в своей жизни и семье, их дом, модель семьи, пусть даже и созданная искусственно, была его сбывшейся мечтой, тем, чего он был лишен. С приходом этой семьи в его жизнь, он вроде как получил все, к чему стремился, почувствовал, наконец, принадлежность к чему-то.

- Да о чем ты,- начала Линда, но Кара перебила ее.

- Ты не станешь Максу ни мамой, ни тетей, никем. Ты не его идеал. И мать его не была его идеалом. Он считал ее слабой. Той, которая не могла удержать ни его отца, ни быть крепкой при жизненных ветрах. Размазня. Пусть и святая, но размазня. Ему нужно ее понять и простить. Иначе тяжело ему придётся. И вообще, я больше чем уверена, что он втайне мечтал, что Светлана когда-то полюбит его как своего собственного сына.

- Светлана? - голос Линды пискнул от такой неожиданности.- Да ты в своем уме, Кара? Что ты вообще такое говоришь?

- То, что слышала. И именно потому и было ему еще больней. Он не мог никак смириться с самим собой, разрываясь между ненавистью ко всей ситуации, созданной этой женщиной, и его недавними мечтами и планами о том, что наступит когда-то момент, когда Светлана поменяет к нему отношение. Он ждал, что она подарит ему ту же доброту и нежность, которой она так щедро одаривала свою дочь и мужа всю свою жизнь. Ведь он был лишен этого тепла всегда. У него никогда особо и не было друзей. Родственники не ценили его и абсолютно не пытались познать его внутренний мир. Время он проводил вдали от матери, к бабушке и дедушке он и то был более благосклонен. Так и существовал он абсолютным одиночкой, даже опасаясь сближаться со своим полом. Его педагогом была просто жизнь. Дом, в котором он рос, был к нему очень жесток. Родным он для себя отметил лишь дом Шветских. В нем Сергей принял его как своего сына.

Линда задумалась. Продержав паузу, она, наконец, добавила:

- Да, он рассказывал мне как-то, что попав в особняк Шветских, и поначалу потерявшись в этой атмосфере, будучи изначально озадаченным ею, и даже утонув в какой-то непонятной для него новой жизни, с одной стороны он понимал, что здесь находится линия перелива между белой и черной стороной, - там одновременно были и любовь, и чувство подавления, и грязь, и жестокость, - что, с одной стороны ему нравилось, а с другой, он осуждал все это. Растворяясь в чувствах любви к этой семье, Макс одновременно хотел принести вред и боль этим людям.

Он чувствовал одновременно и страх, и благоговение перед этим домом, хотя положительных эмоций у него и не было. С одной стороны кухня, как полный апогей доброты, которая была в Светлане. Место, где она заботилась о своей семье, которое было пропитано нежностью и любовью. А с другой, - все остальное увиденное им. Это повергло его в смятение. И одновременно это ему понравилось. Вот как он это описывал.

Линда выдохнула. Она так и не могла понять Максима. Теперь она еще более растворилась в сомнениях по поводу него. Пока она задумалась, Катрин стала переваривать ее мысль и ответила:

- Он понимал, что не всегда любовь может быть доброй. Она должна проявляться в разных видах. И если Светлана выбрала этого светлого человека, Сергея, значит она хотела всяческими путями выбраться из того мира, где она была и той темноты, которая в ней присутствовала. И если она уже выбрала такой шаг, что избрала Светлую сторону, семью, ребенка, она выбрала человека, который смог бы ее спасти, она карабкалась, прорывалась, как по зарослям, из которых не могла сама выбраться, ей нужен был этот человек, который смог бы ее спасти, который бы дал ей столь необходимую поддержку, подал руку и забрал ее оттуда. Вот это и прельщало Максима в Светлане. Ее выбор. Ее сила.

- Но они оба, что Светлана, что Сергей разочаровали его. Если же Максим сначала видел в Сергее отца, затем, как он говорил, ситуация крайне поменялась.

- Да, насчет Сергея мы вообще все заблуждались,- ответила ей Кара. - Как я теперь уже понимаю, ему нужна была компенсация всей светлой энергии, которую он отдавал темным членам своей семьи, но при этом мало кто мог предположить, что взамен он каким-то даже вампирским путем отнимал у них гораздо больше, чем дарил им сам. Сам того не понимая, он всеми путями хотел забрать у них энергию, дабы возобновить свою силу. И так, со временем, учитывая то, какую энергию он забирал, он и не успел опомниться, как сам открыл в себе Темную сторону.

Вот и Макс стал видеть в нем двух разных людей. С одной стороны, он был мягким, добрым, поддавался чужому мнению, не хотел видеть зла и плохих качеств людей или, по крайней мере, достаточным образом ему удавалось это скрыть, а с другой - в нем все более в определенные моменты просыпалась та тьма, которую он уже успел в себя впитать. Быть может, ему всегда было нужно именно это - найти то, что даст силу предоставить отпор всем, кто мог управлять им, побороть свою поверхностность, стать чем-то, не просто светлой поддающейся субстанцией, а тем, кто может противостоять мнению других и даже самому диктовать правила игры. Пусть это и сублимировалось в его маниакальность и какие-то вспышки агрессии, желание лицемерить, изменять, врать. Но ведь он не мог так долго держаться, вечно не можешь поддаваться другим, можно от этого и устать, а если прибавить сюда еще и то, что Сергей только начинал этот свой темный путь, то все это можно было ему простить.

- А как ты думаешь,- на минуту замерла Линда, и, снизив голос до шепота, задала Каре назревающий в ее голове вопрос.- Максим мог убить Сергея и Свету? Ведь он их и любил, и ненавидел. Мог ли он быть способен на убийство, ослепленный горем и гневом от потери веры в них?

Кара отвернулась от Линды, помешивая ложкой остатки чая в чашке.

- Я не знаю. Вся эта авария - это что-то из области фантастики. Нет никаких доказательств ничьей вины. Никаких фактов, удостоверяющих то, что хоть кто-то приложил к этому руку. Никаких улик. Мистика. Максим же не какой-то маг, который мог это подстроить. Нет, я не думаю, что это он. Он бы точно где-то схалтурил.

- А кто тогда? Если бы это был кто-то из Организации, от нас бы это не скрывали.

- Да, разумеется. Когда-то мы узнаем разгадку,- подвела итог Кара. - Ладно, - сказала она, посмотрев на полностью уже допитый чай в чашке.- Мне необходимо идти на собеседование с одним из новых членов, прости.

- Да, да, давай,- выдохнула Линда.

Пусть она так и не спросила ничего у Кары о спальне. Но они обе уже и так устали от этого разговора, что были очень обрадованы обоюдным желанием расстаться, и смогли, наконец, вздохнуть свободно.

Возвращаясь к спальне, можно отметить, что в ней Максим обустроил все так, как он думал, понравилось бы Даниеле. Все цвета, которые ей нравились, обстановка, мебель. Напротив большой кровати висел огромный телевизор, на тумбочке и на окне стояли подсвечники, рассчитанные на три свечи. Свечей в общей сложности было девять, так как три из них еще свисали в старом подсвечнике, находящемся в стене.