— Мне нужно внести изменения, — быстро сказал он. Волны длиной 7,5 метров относились к ультракоротким волнам, имевшим частоту от 30 до 300 мегагерц. Некоторое оборудование даже не могло быть настроена на такие волны, так как этот диапазон не использовался в радиолокации уже многие годы. Роденко сверился с устройством приема данных и понял, что перенастройка займет некоторое время. Он поручил эту работу двоим подчиненным, несколько злой оттого, что никто не подумал об этом раньше. — Нам потребуется время, адмирал, — сказал он.

— Я надеюсь, с вашими радарами МР-90[64] ничего не случится? — Карпов имел в виду станции наведения зенитно-ракетного комплекса средней дальности SA-N-92.

— Конечно нет, — сказал Роденко. — Но они смогут обнаружить цель только в диапазоне от 30 до 90 километров в зависимости от высоты цели[65]. Сможет ли противник заметить нас раньше?

— Весьма вероятно, — сказал Федоров. — Этот радар был одним из лучших в войну, и имел дальность около ста морских миль. Виноват, мы не учли этого.

— Не переживайте, Федоров, — сказал Вольский. — Мы настроим оборудование в скором времени. Однако на данный момент мы должны будем просто воспользоваться зенитно-ракетной системой большой дальности. Возможно, мы сможем сбить этот самолет близким разрывом.

— Мы обнаружили бы этот самолет ранее, если бы подняли один из Ка-40, - вмешался Карпов.

— Верно, — сказал адмирал. — Но надеюсь, вы не забыли, сколько на борту авиационного топлива, капитан? Мы должны использовать вертолеты очень осмотрительно. Помните, что нам нужно будет думать и о немецких подводных лодках. Они могут решить, что мы британский корабль, верно? По сути дела, мы теперь против всех — англичан, немцев, американцев. И эти подводные лодки очень и очень тихие, как уверяет меня Тарасов.

— Под водой при работе от аккумуляторов их будет сложно обнаружить пассивными гидролокаторами, — сказал Тарасов. — Даже американцы периодически не могли обнаруживать некоторые из наших старых дизельных лодок[66].

— Итак, мы оказались застигнуты врасплох в самом начале, но когда Роденко перенастроит аппаратуру, мы нейтрализуем британские радары. А пока…

— Воздушная цель, дистанция один восемь ноль, — сказал Роденко. — Мы сможем достать его С-300 через несколько минут. Их дальность сто пятьдесят километров. — Эти ракеты имели ошеломительную скорость Мах 6 и несли мощную 150-килограммовую боевую часть, взрывающуюся на некотором удалении от цели и отправляющую облако осколков во всех направлениях. Они были настолько точны, что могли использоваться против баллистических ракет малой дальности[67].

Адмирал не сомневался, что если они запустят ракету, то собьют этот самолет. Беспокоило его другое — странная мысль, пришедшая в голову эхом слов, сказанных его другом, доктором Золкиным. Кто был пилотом самолета? Должен ли он был пережить войну или стать одним из тысяч погибших? Был ли он женат? Должны ли у него были появиться дети после войны? Если он убьет его сейчас, сколько людей не появится на свет, начиная с этого дня? Он понимал, что это была война, но сейчас ему приходилось решать вопрос не одной жизни, но жизни целых поколений, которые могли произойти от этого человека в будущем. Тем не менее, он не мог знать этого, и все эти размышления были лишь мучительной и изнурительной пыткой. Он должен был действовать.

— Цель на удалении сто пятьдесят, — сказал Роденко. — Они обнаружат нас в ближайшее время, адмирал.

— Самсонов, — тихо сказал адмирал. — С-300 к пуску. Одиночным пуском цель уничтожить.

— Так точно, — Самсонов не проявлял никаких признаков сожаления или упрека. Он был морским гладиатором, обученным действовать в молниеносных столкновениях современных морских сражений. Он был словно лишь еще одним элементом системы управления корабля, которая просто выполняла получаемые указания. Он включил систему ПВО, подал питание на переднюю батарею и нажал кнопку пуска одной ракеты. Раздался громкий предупреждающий сигнал, а затем они увидели, как ракета с поразительной скоростью понеслась прочь на хвосте огня, исчезнув в низких облаках мгновением спустя.

В более чем сотне километров от них, «Фулмар» N4029 800-й эскадрильи с авианосца «Фьюриос» только что заметил что-то на своем радаре. Оператор, лейтенант Джеймс Бердсли, сказал пилоту, лейтенанту Сеймуру Бёрку:

— Похоже, вижу его. Сейчас доложу… Цель по пеленгу два девять два, скорость двадцать, курс…, - начал он.

В этот самый момент пилот увидел что-то странное среди седых облаков впереди, но не успел даже подумать о том, что это было. Объект мчался на невероятной скорости через облака, похоже, прямо в их сторону.

— Господи… — Его инстинктивно сказанные слова оборвались вместе с радиограммой оператора, когда боевая часть С-300 взорвалась, буквально разорвав «Фулмар» на куски.

Бёрк и Бердсли погибли на месте. В этот день они должны были сопровождать группу торпедоносцев «Альбакор» в налете на занятый немцами порт Петсамо на мысе Нордкап в Норвегии. Они должны были встретить группу немецких Ме-109, поджидавших их в засаде и разбиться в шести милях от берега. Один из «Альбакоров» должен был заметить их на плоту среди обломков, но больше их никто не видел. Через несколько дней они должны были быть признаны погибшими.

Так что терзания адмирала Вольского не имели особого смысла, хотя он и не мог знать об этом, когда отдал приказ сбить их. Бёрку и Бердсли все равно предстояло погибнуть, хотя ни один из них не мог бы предположить, как именно. Все, что он отнял у них, это последние часы в одиночестве на плоту в ледяном океане, надежду, за которую они, вероятно, цеплялись в эти последние часы, изо всех сил пытаясь добраться до берега, слова и мысли, и, наконец, долгую смерть от холода, пришедшую после того, как они осознали, что никто не спасет их этим мрачным утром. Вместо этого они просто ушли в небытие в долю секунды, не успев даже понять, что случилось. Конец их жизни был вписан в бухгалтерскую книгу судьбы. Пришло время подводить баланс.

— Сообщение внезапно оборвалось, — сказал радист. — И больше я не слышал ничего.

— Ничего? — Командир авианосца «Викториес» капитан Бовелл на мгновение задумался. На самолете мог случиться отказ рации или, что еще хуже, отказ двигателя, что не оставило бы ему шансов уцелеть. Черт, подумал он, только бы не это. Никто бы не смог добраться до пилотов вовремя, да даже и не смог бы найти их сейчас посреди арктического моря. Но самолет точно не мог быть сбит противников — не на таком удалении. Он подумал, что они могли встретить немецкий «Кондор» и вступить с ним в бой, но об этом они все же должны были бы доложить. Наконец, он решил, что произошел отказ рации, и доложил о случившемся адмиралу Уэйк-Уолкеру, надеясь, что самолет сможет вернуться.

— В сообщении не говорилось о дальности до цели? — Спросил адмирал.

— Сигнал внезапно оборвался, сэр. Но самолет должен был находиться вот здесь, — он указал на карту. — А учитывая указанное направление и то, что он мог обнаружить цель на удалении в сто восемьдесят километров в лучшем случае, то корабль противника должен находиться где-то здесь, сэр. Примерно в двухстах тридцати километрах к юго-юго-западу от нас. Это в пределах досягаемости «Альбакоров».

Созданный для замены старых торпедоносцев «Суордфиш», «Альбакор» имел дальность почти в два раза больше, чем у «авоськи», как за глаза называли «Суордфиш». Имея дальность полета в 1 540 километров, он имел боевой радиус более пятисот километров, в соответствии с «правилом большого пальца», согласно которому боевой радиус составлял около трети максимальной дальности полета. Он также был бипланом, но имел металлический каркас, фюзеляж, а также более мощный и надежный двигатель.