— Маневровая готовность! — крикнул Середа.

— Есть маневровая готовность! — ответил неизвестный парень, веснушчатый и угрюмоватый, согнувшийся за пилотским терминалом.

— Гравикомпенсаторы — на максимум! Поле по фронту! Посты УАС — к бою! Полной тягой по хорде!

Крейсер окутался фронтальным полем отталкивания и бросился на вражеский клин. Ближайшие три эсминца оказались в активном фокусе орудий «Доннара».

— Огонь! — грянул Середа.

Эсминцы попытались выставить защитные поля, но удар батарей крейсера сокрушил эти радужные пленочки. Корабли противника поражались сразу во многих местах, раздувались сферами атомного огня, ломались, вспухали бортами и лопались, швыряя сгустки пламени.

Эскадрилья истребителей совершила заход с левого фланга, но Вайнштейн вовремя врубил искривитель пространства. Это было похоже на прозрачный занавес — он колыхнулся так, что звезды за его незримой плоскостью закачались, меняя цвета от красного до голубого и обратно, и маленькие космоатмосферники налетели на него. И пропали, распались на кварки в области нелинейности, оставив по себе лишь слабое излучение.

— Истребители слева! — заметалось по боевой рубке. — Мидель-батарея — пли!

Прорвавшиеся истребители построились «рефлектором» и одновременно испустили лазерные лучи, складывая их в пучок. Така замешкался, и лучевой шнур ощутимо задел мидель-сегмент, покрыв внешнюю броню сотнями каверн, кипящих изжелта-белой биокерамикой.

— Два эсминца прорвались! — закричал веснушчатый. — Атака по надиру!

— Ставлю по диаметру! — резко произнес Паа Такет.

Середа увидел, как пара вражеских эсминцев зашла крейсеру под днище. Если сработают их главные боевые установки, то сразу две области нелинейности лизнут «Доннар», и уже никакое поле не спасет — когда трещит метрика, материи приходит конец…

Сильно сплющенные сфероиды вверху надстроек эсминцев развернулись и перекосились.

— Така! — завопил Середа. — Стукни их полем!

Кхацкх понял. Эмиттеры заглотили энергии столько, что чуть не подавились ею, и резко выбросили секторальные защитные поля вниз. Одно поле ударило правый из эсминцев по надстройке и переломило себумский генератор нелинейности надвое, как пряник, а другое опрокинуло левый корабль на борт, и сгенерированная область нелинейности поглотила его.

Залп батареи Вишневского добил опрокинутый эсминец.

Последний из уцелевших кораблей кинулся наутек, но уйти из нормального пространства ему не дали — «Доннар» бросился следом, как разъяренный медведь за нахальной лайкой, и располосовал эсминец аннигиляторами. Истребителеносец, маячивший вдалеке, тоже решил уйти в подпространство. Середа понял это по поведению космоистребителей — те всем роем метнулись за стартовавшим кораблем-маткой.

— Догнать! — закричал Середа. — Нельзя позволить им уйти. Наведут на нас весь флот!

Ходовая и боевая рубка зашумела на десятки голосов, торопливо отдающих команды по нисходящей. Истребителеносец резко увеличился на панорамном экране и попал в активный фокус. То, что вырвалось из орудий крейсера, в вакууме видно не было, но результат воздействия украсил космос ярко-фиолетовым шаром пламени и мерцающей голубой туманностью между расходящимися кормой и носом корабля-матки. А вот большой десантный транспорт решил соригинальничать и вошел в атмосферу Алты. «Доннар» добил его над северной базой — корабль расползся огненным облаком.

— Всё, — устало проронил Середа. Он усмехнулся и оглядел рубку. — Поздравляю, друзья, с первой победой…

— Спасибо! — вразнобой ответили новобранцы.

— Спасибо скажете теше, — ухмыльнулся Копаныгин, — когда она угостит вас блинами. В Космофлоте положено отвечать: «Служим Земле!» Ну-ка!

— Служим Земле! — рявкнули хомо, кхацкхи и один семигуманоид.

— То-то! — довольно улыбнулся капитан.

Почти пятьсот человек «прописались» на крейсере, из них в экипаж попало чуть больше половины. А требовалось тысяч шесть — пилотов, канониров, инженеров, операторов. Не хватало ни рук, ни голов.

Виктор не спал уже четвертые сутки, держался на одном спорамине, а что было делать? По бортовому времени в сутках двадцать четыре часа, ему же не хватило бы и тридцати. Работали все, путая день с ночью, но флагману приходилось тяжелее прочих. Таков был его пост. Его долг. Да и нужда была.

На ходу проглотив бутерброд, Середа запил его компотом. Он стоял у панорамника в ходовой рубке и любовался звездами, погруженными в глубочайшую пучину темноты. Такого неба из Солнечной системы не увидишь, мешают темные завесы холодной материи — если бы их можно было раздвинуть, то земные ночи казались бы не черными, а пепельными.

Слева, похожая на клуб светящегося дыма, испещренная черными провалами, висела туманность — словно облако разметало по мраку. Сверху от нее уходили тусклые серые клочья, постепенно растворявшиеся в бездонных межзвездных пропастях.

А справа, выглядывая над облаком темной пыли, сияла плотная светящаяся масса из неисчислимых роев звезд — ядро Галактики…

— Флагман! — послышался голос Таппи.

Середа вздохнул и сказал:

— Слушаю.

— Себум исчез! — растерянно доложил Нупуру.

— Что-о?! Как это — исчез?

Таппи развел руками.

— Да так вот! Мне надо было к нему в камеру зайти, датчик поменять. Открываю дверь, а там пусто!

Середа стремительно покинул рубку. Камера-хранилище, куда поместили бывшего капитана крейсера, находилась рядом, на той стороне коридора. Виктор откатил дверь и вошел внутрь. В камере никого не было. На полу валялся поднос с остатками рыбных палочек и емкость с водой, в воздухе витал неприятный едкий запах.

Середа выцепил плашку коммуникатора и рявкнул:

— Гумм-на-Взат! Срочно в ходовую рубку!

— Есть! — откликнулся семигуманоид.

Правильно понимая сущность слова «срочно», Гумм-на-Взат прибыл через две минуты.

— Я здесь, мой Викк! — доложил он, застывая в позе почтения.

— Ты когда в последний раз кормил себуму? — спросил Середа.

Гумм замешкался, соображая, и ответил:

— Три дня назад.

— А после?

— А пос-сле себумой занимался Никк… как это… Ник-китос.

— Никита? — переспросил Середа, припоминая юношу, интересовавшегося его боевыми подвигами. — А почему он?

— Никк просил меня показать ему с-себуму, и я тогда сказал: хочешь смотреть на врага? Тогда корми его вместо меня, я з-занят, а ты нет. И Никк взял на с-себя кормежку себумы… Я не понял, мой Викк, а почему ты спрашиваешь об этом?

— Потому, мой Гумм, что себум исчез!

Бледные щеки семигуманоида заголубели.

— Виноват… — проговорил он, хлопая круглыми глазами.

— Брось! — отмахнулся Середа. — Где Никита? Веди к нему!

Гумм бросился по коридору к жилым отсекам. Середа и Нупуру поспешили следом. Миновав поперечник, они вышли в бесконечный радиальный коридор, где было людно — десятки мужчин и женщин отдыхали, прогуливаясь или сидя на круглых себумских матрасиках. Было время обеденного перерыва.

Гумм-на-Взат повернулся к стене, тронул пальцем узел сопряжения, и перед ними открылся прямоугольный проем. Середа сам заглянул в каюту — небольшая комната с закругленными углами, два спальных мешка на полу, на выступе стены — концертная хориола.

— Сосед Никитоса недурно играет, — прокомментировал увиденное Нупуру.

— А вы кого ищете? — спросили из коридора.

Середа оглянулся и увидел тощего подростка в мешковатом комбинезоне серебристого цвета, но босого. Впрочем, теплый и пружинящий пол на корабле не требовал обуви.

— Как звать? — поинтересовался Середа.

— Илья, флагман! — вытянулся отрок.

— С Никитой соседствуешь?

— Ага!

— А где он?

— Не знаю… Был с утра… Ушел куда-то… Он вообще какой-то странный стал!

— И давно?

— Да дня два уже. Раньше болтал — не остановишь, а тут второй день — ни слова! Я думал, он обиделся… Хотя за что? Мы с ним не ругались…