Я открыл дверь лаборатории, испытав облегчение, что мог двигаться немного лучше Эрика. Она вышла с играющей улыбкой на губах. Этих губах. Я отвёл от неё взгляд, с силой заставляя свои глаза не блуждать по всему её телу. И уж тем более, не по её попке. Или по вершинкам её грудей, которые истязали меня в течение пяти дней. Я целиком и полностью потерпел неудачу и всё равно продолжил внимательно рассматривать её, частично заворожен и частично разъярен своей инфантильной реакцией на эту женщину. До тех пор пока мы не дошли до главных дверей — проклятие моего существования — когда я вынырнул из своих нелепых фантазий.

Я открыл их для неё, аккуратно отступая в сторону, так чтобы она никоим образом не смогла оказаться близ моей спины. Она вышла — не подозревая об опасности — и я последовал за ней в трансе. Как только я оказался на улице, я осмотрел территорию. Поблизости никого не было, за исключением Бенсона, который последовал за нами, держась на расстоянии. Я почувствовал взгляд Элизы на своём лице и чересчур рьяно взглянул на неё. Незначительная часть моего разума отметила, что она, вероятно, ожидает пока я что-нибудь скажу, вместо того, чтобы таращиться на неё, подобно половозрелому идиоту.

— Есть какое-то определенное место, куда бы вы хотели пойти? — предложил я, но так как, на самом деле, я не мог отвести её куда бы она ни пожелала, я тут же озвучил места, в которых были приватные обеденные залы. — "Зе Найнз" или "Зе Хезмэн"? "Андина"?

Она улыбнулась, но нечто похожее на сожаление сохранилось в уголках её губ.

— Всё это звучит прекрасно, но мне надо будет вернуться в ближайшее время. Эрик всё ещё учится пользоваться биореактором. Может быть кафе Рида "Парадокс"?

Боже милосердный, Эрик заведует реактором?

— Конечно. Хотя если вдруг реактор взорвется, то в кафе "TourEiffel" будет безопаснее.

Её улыбка была ослепительной, печаль так и не покинула её ресницы. Почему же? В этом кроется другая причина моего здесь появления — выяснить это. Понять её. Понять, смогу ли я сломить эти преграждающие стены, которые иногда воздвигались в её глазах. Но я слишком хорошо помнил её сопротивление моей пытливости, поэтому начал с простых вопросов.

— Как прошли выпускные?

— Хорошо, все, — ответила она, её губы изогнулись в улыбке, но затем она нахмурилась. — В том смысле, что... все они прошли хорошо, спасибо.

Намёк на румянец растекся вдоль её линии волос, и она упорно удерживала свой взгляд на своих красных туфлях. Смутилась? От чего — от двусмысленности сказанного? Я не знал почему, но это было восхитительно. Она только что придала слову "выпускной" три абсолютно уместных значения в одном изречении. И она улыбнулась, это означало, что колледж был безопасной темой для разговора.

— У вас был любимый предмет в этом году?

— Мой дипломный проект с профессором Дентоном, — она пожала плечами, и тотчас в её глазах выстроились стены.

Хмм. Может разговор об учебе и не такая уж безопасная территория. В чём же особенность этого вопроса? Может всё дело в том, что обучение в колледже окончено? Попробую так.

— Рид оправдал все возлагаемые на него ожидания?

Она кивнула, но не заговорила. Ладно, мы уже почти пришли. Попробуем новую тактику.

— Я заметил, что вы любите кубики-рубики.

Защитные стены рухнули. Появилась ослепительная улыбка.

— Да. Недавно выпустили новый кубик-рубик с зеркалами. Должно быть, это будет поистине сложно, — её глаза заискрились, как будто подвергнуть свой мозг мучительной загадке было её представлением о веселье.

— Как думаете, Эрик справится с экспериментом, после вашего ухода?

Защита возведена.

— Он всё сделает, как нужно.

Так, нечто важное связано с научной работой и окончанием обучения. Должно быть дело в этом. Но на данный момент, я вернул свои мысли в более нейтральное русло, поскольку мы приближались к кафе "Парадокс". Потому что независимо от того успокаивала ли меня Элиза Сноу или нет, мне надо иметь ясную голову, если я собирался войти в общественное место. Краем глаза я заметил, что Бенсон сократил некоторое расстояние между нами. Он осмотрительно поднял в жесте три пальца, затем постучал ими по левой руке. Внутри помещения находилось три человека, все слева от меня.

Я открыл дверь кафе для Элизы, борясь с напряженностью в своих плечах. Это не так сложно, как обычно — вероятно из-за того, что она находилась здесь, успокаивая меня своим полным присутствием. И, стало быть, делая меня гораздо опаснее, поскольку я не был особо бдителен.

Кафе было маленьким — 30 на 24. Один пожарный выход в задней части помещения. Стена из окон. В левой части расположился бариста, типичный гот, с пирсингом в брови. Рядом с ним, вытирая стаканы, стояла бодрая официантка — спиральные светлые локоны, блестящие тени на веках. А в самом дальнем левом углу, ссутулившись над книгой под названием "Чёрная Афина", расположился студент, его шея подергивалась с регулярными интервалами, словно это был нервный тик.

Безопасно. Столь же безопасно, как это может быть в моём присутствии.

Я вновь почувствовал взгляд умных глаз Элизы на своём лице и быстро провел её к столику, расположенному в дальнем правом углу. Она никогда не увидит эту часть меня. Я улыбнулся ей для разнообразия. По какой-то причине, она покраснела и мгновенно отвела взгляд в сторону, зацепившись глазами за незаконченную шахматную партию на столе. Четыре хода до "шах и мат" для белых. Словно я вслух обрисовал это в общих чертах, её глаза проследили те же самые четыре хода с опытной непринужденностью.

— Вы играете? — спросил я, подавляя в себе порыв нелепого рвения, от того, что, возможно, у нас с ней будет непревзойдённая совместная стратегическая игра.

Когда мой мозг не занят слияниями и поглощениями, он играет в шахматы. Картины имеют тенденцию приглушать воспоминания и направлять мысленную энергию к наименее жёстокой форме войны.

— Играла. Хотя теперь нет, — произнесла она слова мягко, но защита в её глазах стала походить на крепость. Неприступную крепость.

— Почему нет? — я попытался говорить спокойным голосом, чтобы она не отдалилась ещё больше, если такое вообще было возможно.

Оказалось, что возможно.

— Длинная история. Что вы хотели обсудить, мистер Хейл? — её голос даже лишился переливов серебряного колокольчика. Теперь он был ниже, подобно глухому звуку клавиши фортепиано.

— У меня есть время, — настаивал я. Пока она этого хочет. Пока это безопасно.

Она смотрела на меня ровно также, как и на презентации. Она не произнесла это вслух, но за неё сказали глаза. "Пожалуйста, не спрашивай меня об этом", — умоляла она. Внезапно, приступ гнева вызвал колющую боль на краю моего сознания. Мне хотелось потребовать от неё всё рассказать, поскольку явно что-то было не так. Но я не был уверен, что из этого причинит ей больше боли. Поделиться со мной этим или нет?

Краем глаза я увидел, как протискиваясь между столиками, к нам приближалась официантка. Я оторвал свой взгляд от Элизы только для того, чтобы сделать заказ. Но официантка не сводила с меня широко распахнутых глаз, её щёки пылали румянцем, рот приоткрылся. Ах, чёрт! Не сейчас. Я вызывающе приподнял бровь. Никакой реакции. Я нахмурился. Ничего. Я склонил голову набок. Опять ничего. Ладно. Я прочистил горло. Официантка моргнула и резко втянула воздух. Слава Богу. Прямо сейчас мне не нужна была поклонница, если только она не сидела напротив меня, блистая остроумием, и у неё не было лилового цвета глаз.

— Привет! Меня зовут Меган. Что могу предложить вам, друзья?

Я не сводил глаз с Элизы. Мы не были вместе, но как ни странно, я не хотел, чтобы она посчитала, будто у меня появился какой-то интерес к Меган или к любой другой женщине. В действительности, учитывая то, как эйдетический зверь в моей голове был сражён до бессознательного состояния, крайне маловероятно, что я вообще когда-либо снова заинтересуюсь в другой женщине. Я ужаснулся. Если бы я мог, я бы прямо сейчас ушёл и никогда бы не возвращался.