Таким образом, при проведении исследования эксперты были лишены возможности ознакомиться с ходатайствами С., имеющими существенное значение. (Прим. авт.: Смотрите в этой части судебную практику Президиума Ставропольского областного суда). Возможно, эксперты заявили бы какие-нибудь ходатайства, например, о предоставлении им каких-нибудь там дополнительных материалов…
Защитник злодея обосновано утверждал, что нарушение процессуальных прав обвиняемого в этой связи влечет признание заключений экспертов недопустимым доказательством по уголовному делу и исключению этих доказательств из совокупности имеющихся.
В ходатайстве защиты было написано, что очевидно, в результате именно этих нарушений эксперты-автотехники не смогли прийти к ясным, понятным и обоснованным выводам, прежде всего по месту столкновения ТС.
Таким образом, истинные обстоятельства ДТП по настоящее время должной и обоснованной экспертной оценке не подвергались.
Следственный эксперимент, проведенный в дневное время, т.е. в условиях, полностью не соответствующих обстоятельствам ДТП, не может быть и не мог быть признан допустимым доказательством.
Один эксперимент следователь проводил в дневное время, а в проведении другого, невыгодного обвинению, отказывал по надуманным основаниям, которые были изложены в заявлении обвиняемого.
Кроме того, следователем умышленно были указаны исходные данные, не соответствующие действительности, что свидетельствовало о заинтересованности следствия в исходе дела. Так, указание видимости – туман 250-500 м, полученных из аэропорта Быково, т.е. видимости для самолетов, находящихся в воздухе (!?), безусловно повлияло на выводы проведенной в интересах обвинения экспертизы. Однако эта заданная для АТЭ видимость – один километр от земли – имеет значение для «Аэрофлота» и к дорожно-транспортной ситуации и Правилам дорожного движения на земле, а не в воздухе никакого отношения не имела.
Между тем, на схеме ДТП видимость при ближнем свете фар автомобиля составляла 25-30 метров. Именно эти данные обязан был учитывать следователь и предоставлять их эксперту в качестве исходных, однако не сделал этого.
Фальсификация ли это? Злонамеренное злоупотребление служебным положением? Стремление создать искусственные доказательства обвинения из ложно понятых интересов службы? Или должное расследование в условиях состязательности сторон?
Кроме того, в этом же постановлении следователь указал буквально следующее: «Заявленное ходатайство о проведении проверки показаний свидетеля обвинения на месте удовлетворению не подлежит, так как данное следственное действие обязательным не является, воспроизвести исходные погодные условия по состоянию на 25 ноября 2006 г. не представляется возможным». Подобный довод следствия не выдерживал никакой критики ни с точки зрения установления истины и обстоятельств ДТП, ни с точки зрения закона.
При отсутствии экспертных выводов о месте столкновения ТС, противоречивых показаний о том – кто из водителей совершил выезд на встречную полосу движения, при наличии показаний единственного свидетеля обвинения, который скрылся и появился на месте происшествия спустя более полутора часов и заявил, что он видел в зеркало заднего вида движение автомобиля в условиях ДТП (ограниченная видимость, темное время суток и т.д.), в связи с чем его показания весьма сомнительны, следователь был обязан провести следственный эксперимент на видимость в погодных и дорожных условиях, соответствующих обстоятельствам данного ДТП.
С. указал, что убежден в том, что если бы следствием не были отклонены ходатайства как необоснованные, объективно были бы проверены все его доводы, тогда не произошло бы привлечения его к уголовной ответственности. Таким образом, доводы С. не противоречили обстоятельствам ДТП, имели обоснованную аргументацию и подтверждались совокупностью согласующихся доказательств. Неустранимые же по настоящее время противоречия лишь подтверждали доводы С.
Проведенные экспертные исследования не дали ответа на вопрос о месте столкновения ТС, однако, следователь, не обладая специальными познаниями в области автотехники, присвоил себе функции эксперта, которые в этой части опровергали выводы следствия о виновности обвиняемого.
С. указал, что по настоящее время следователь не проверил его доводы, свидетелей защиты не допросил, и не дал никакой оценки важным, имеющим значение для дела обстоятельствам, и при этом предъявил С. обвинение в совершении преступления, основываясь лишь на показаниях двух свидетелей, которые не могли быть достоверными с учетом условий и обстоятельств происшествия.
В ходе расследования настоящего дела следствием также было утрачено объяснение свидетеля Леонова, которое он давал в ГИБДД, что могло быть подтверждено. На вопрос С. следователь пояснил, что этот свидетель в материалах дела отсутствует (!?). Ранее же С. заявлял ходатайство о допросе этого свидетеля, которое было оставлено без рассмотрения. Третий же следователь по делу пояснил, что в деле находятся лишь те материалы, которые он получил от прокурора (!?).
Почему же документы в отношении свидетеля защиты Леонова оказались утрачены? Почему он до сих пор оказался не допрошен? Может быть потому, что этот очевидец, не заинтересованный в исходе дела, сумел полностью опровергнуть надуманную версию обвинения.
С. указал, что следователь вызывал его чуть ли не ежедневно в тот период, когда он находился на амбулаторном лечении и испытывал серьезные проблемы со здоровьем, что подтверждено документально. Подобные действия следователя свидетельствуют о его заинтересованности в исходе дела как минимум из ложно понятых интересов службы.
Ходатайство защиты было удовлетворено. Следователь вынес постановление о назначении комплексной экспертизы, однако указал в нем дословно те же исходные данные, которые ранее им были изложены в постановлениях о назначении трех уже проведенных АТЭ. Этот вопрос имел принципиальное значение для исхода дела, так как в постановлении о назначении экспертизы показания свидетеля защиты указаны не были, эксперимент также не проводился, а видимость была указана по справке метеоцентра аэропорта для самолетов, а не по данным, зафиксированным в протоколе осмотра места происшествия. Последнее также имело важное значение для дела, так как среди других по ходатайству защиты эксперту был поставлен вопрос:
«Возможно ли, с водительского места автомобиля, двигавшегося со скоростью 70 км/ч, т.е. около 20 м в сек., в темное время суток на неосвещенном участке дороги, в условиях тумана и моросящего дождя видеть, что столкновение ТС произошло на стороне движения автомобиля «ВАЗ». Позволяют ли зеркала заднего вида на автомобиле свидетеля обвинения в вышеуказанной ДТС определить расположение места столкновения ТС относительно краев проезжей части дороги или других ее элементов?»
В результате военный следователь вынес так называемое постановление о дополнении (!?) уже назначенной экспертизы, которое требованиями самого демократичного в мире УПК вообще было не предусмотрено. Односторонность следствия и его заинтересованность проявились также и во время допроса свидетеля защиты, кстати, сотрудника милиции, в связи с чем защитой было сделано заявление о недопустимости действий следователя. Следователь, допрашивая свидетеля Леонова в течение часа, оказывал на свидетеля защиты недопустимое психологическое воздействие, подвергая сомнению правдивость его показаний и сомневаясь в его искренности, требуя от него дачи необходимых обвинению показаний и необъективно и неправильно фиксируя эти показания в протоколе допроса. (Аналогичная ситуация возникла при допросе свидетеля Потапова по делу о ДТП в отношении водителя Сороколетова). При этом следователь заявлял свидетелю защиты о том, что четыре проведенные по делу экспертизы не дали ответа на вопрос о месте столкновения ТС, в связи с чем свидетель якобы дает ложные показания, за которые он будет нести уголовную ответственность. Между тем, как указал С. в своем ходатайстве, ему было достоверно известно, что по делу проведены три экспертизы. Четвертая комплексная экспертиза по ходатайству обвиняемого С. уже была назначена и, уголовное дело находилось у экспертов, которым протокол допроса свидетеля защиты Леонова даже не был предоставлен обвинением.
