Я попросил организовать мне на следующий день поездку в колхоз. Начальство переглянулось между собой в некотором замешательстве, и один из них с сожалением ответил мне, что в Ростовской области нет колхозов, но зато в самом Ростове есть замечательный завод шампанских вин. Я сказал, что не хочу никаких заводов шампанского и я удивлен, что мне не хотят показывать колхозы. Они сказали, что это особый завод шампанского и что каждый культурный человек просто должен увидеть его, поскольку он создан на научной основе и само шампанское очень хорошее. Кроме того, те колхозы, которые достойны моего внимания, находятся за несколько сотен миль отсюда. Я сказал, что убежден в высоком качестве шампанского, но по-прежнему не хочу его дегустировать, и что я удивлен тому, что в Ростовской области нет колхозов. И добавил, что мои московские друзья из американской газеты заинтересуются тем, что в противоположность сообщениям советской прессы в Ростовской области коллективизация не достигла 99,9 процента. В сложившихся обстоятельствах я полагаю, что должен послать им телеграмму и попросить исправить эту довольно серьезную ошибку. Можно ли мне раздобыть телеграфный бланк, чтобы я мог послать сообщения московскому корреспонденту газеты «Нью-Йорк Таймс»? Городские начальники разволновались еще больше и спросили, а не хочу ли я прежде всего отправиться в гостиницу и принять ванну. Я сказал, что вначале хочу определиться с маршрутом на завтрашний день. Иначе следующим утром мне придется доставить им много хлопот. Они предположили, что, кажется, в двадцати милях есть один небольшой колхоз, куда бы я мог съездить после посещения завода шампанских вин. Я сообщил, что готов согласиться со всем этим, если мне предоставят автомобиль, который отвезет меня на завод шампанского, останется в моем распоряжении и не будет отправлен в ремонт, как только привезет меня на завод. Они признали логичность моей просьбы и обещали, что я смогу использовать интуристовскую машину весь день.

Следующим утром интуристовский «форд» повез меня на завод шампанского. Я так быстро прошел здание завода, что когда я вышел с другого его конца, сопровождавшие меня люди отставали на сотню ярдов. Во дворе я обнаружил, что «форд» исчез. Я был исполнен негодования, когда меня догнал директор завода и объяснил, что меня ждут в его кабинете на церемонию дегустации. Я сказал, что до обеда вообще не пью и не перестану возмущаться, пока выделенная мне машина не отвезет меня в колхоз. В этот момент появился председатель городского Совета (мэр) и обещал предоставить мне его собственную машину, если только я приду на дегустацию. Он объяснил, что вся местная бюрократия в полном составе, включая председателя областного Совета (губернатора), и весь городской Совет рассчитывали на эту дегустацию, с момента как Москва сообщила о моем предстоящем приезде. Они будут очень огорчены, если их американский друг подведет их в последний момент. И, кроме того, сейчас уже одиннадцать часов, и они уверены, что я могу чуть-чуть сдвинуть свой обычный распорядок ради русско-американских отношений. Но в отношении автомобиля я по-прежнему оставался в большом сомнении и в конце концов, согласился взять ключи от «линкольна» мэра, чтобы никто не смог забрать машину. С этим я положил ключи в карман и присоединился ко всей ростовской элите в зале для дегустации.

Все мероприятие началось с общепринятых здравиц: за Сталина, за Рузвельта, за Халла[161], за Молотова, за Микояна — главу Комиссариата по продовольствию. А кто возглавляет американский Комиссариат по продовольствию? Я подумал, что на этот пост можно назначить Мистера Частная Инициатива, но решил, что просто поразмышляю об этом про себя.

Затем директор завода в длинной речи стал славить советскую промышленность и объяснять, как Сталин решил сделать всех счастливее, дав каждому достаточно шампанского. После него технический директор, старый француз, который сел на мель в послереволюционной России, поднялся и произнес длинную благодарственную речь, в которой сказал, что виноделы Франции должны последовать примеру прогрессивных виноделов Советской России и научиться делать хорошее шампанское за шесть месяцев, вместо того чтобы ждать несколько лет, пока грязная старая буржуазная субстанция не превратится в то, что мы имеем сегодня. Когда старый француз сел на место, он повернулся ко мне и прошептал:

— Вам приходилось слышать когда-нибудь подобную вонючую чепуху?

И тут я понял, что с меня хватит, и объявил, что еду смотреть колхоз. Поднялся общий вопль протеста. Они даже не начали демонстрировать их новое красное шампанское, которое они изобрели благодаря руководству Сталина и Микояна. Я сказал, что пробовал красное шампанское во Франции и кроме того, мой доктор запретил мне его пить вообще. А как насчет шестидесятилетнего бренди «Наполеон», который они смогли произвести за три месяца благодаря прогрессивной советской науке? Я сожалел еще больше, но от шестидесятилетних спиртов мне становится плохо. А не хочу ли я попробовать их безалкогольное шампанское? После этого предложения я состроил такое лицо, что они, наверное, подумали, что мне станет плохо прямо сейчас. В конце концов они бросили это дело и проводили до ожидавшей меня машины. Но только после того, как я со всем удобством разместился на сиденье за водителем, я отдал ему ключи и сказал, что мы можем ехать. Мэр и невысокий человек в знакомом мне синем костюме от ГПУ, которого мне представили как агронома, уселись рядом со мной.

Прежде чем шофер тронулся с места, мэр, «агроном» и шофер вдоволь нашептались между собой. На первом же перекрестке шофер повернул в направлении центра города. Я со всей возможной твердостью указал ему, что в Ростове уже бывал и что он едет в город, вместо того чтобы направляться из города, и что я знаю, что в городском Совете колхозов нет и, пожалуйста, немедленно разворачивайтесь и поезжайте в противоположном направлении. Он, должно быть, впечатлился, пожал плечами, развернулся и направился за город.

Мы ехали уже минут десять, когда «агроном» наклонился вперед и рассерженно что-то прошептал шоферу. Поэтому я не удивился, когда через мгновенье тот чуть не вытащил ручку дросселя из панели. Мотор кашлянул и заглох. Шофер выглядел довольным и сообщил:

— Извините, мотору капут. Надо идти домой.

Я наклонился вперед, нажал на дроссель, предложил ему нажать на стартер и двигаться дальше. Я не был прогрессивным советским шофером, допускаю, но кое-что о буржуазных американских автомобилях я знал. Шофер снова пожал плечами, завел мотор, и мы поехали.

Прошли еще пять минут, и снова «агроном» начал перешептываться с шофером. Мгновенье спустя шофер выключил двигатель, выпрыгнул из машины, поднял капот и начал что-то там дергать. Было очевидно, что если дать ему еще хоть полшанса, то он поломает двигатель. Я перебрался на шоферское место, завел мотор и сказал водителю, что если он поедет с нами, то пусть садится рядом. После этого я c довольно приличной скоростью двинулся дальше по дороге.

На заднем сиденье немедленно начался возмущенный митинг.

— У вас нет прав вести советский автомобиль.

Я сказал им, что мэр лично передал его мне и я не виноват, что шофер либо не компетентен, либо саботажничает. После этого мэр притих, но «агроном» разъярился пуще прежнего.

— У вас нет прав вести машину без лицензии.

Я достал мои водительские права и передал их назад для изучения.

— Вы нарушаете правила дорожного движения, и вас надо арестовать, — сказал он.

Я передал назад свое дипломатическое удостоверение, в котором говорилось, что меня арестовать нельзя.

— Вы похитили мэра, и мы пошлем запрос в Москву, чтобы вас отозвали, когда мы вернемся, — продолжал «агроном».

Я остановил машину и предложил мэру выйти, если он того хочет. Он не захотел, и я поехал дальше.

К этому времени мы уже уехали довольно далеко от города, и во все стороны раскинулись равнины долины Дона. В миле или чуть больше впереди от нас дорога проходила мимо амбаров и изб, которые, очевидно, и были колхозом, поэтому я остановился и вышел из машины. Через пять минут гордый председатель колхоза уже показывал приезжему американцу свои посадки, в то время как «агроном» и мэр подавленно плелись позади. Председатель сказал мне, что они сняли небывалый урожай, что видно по их амбарам и только что убранным полям и что потери урожая совершенно незначительны. Скот в хлевах выглядел гладким и упитанным. Это был, наверное, один из самых преуспевающих колхозов, который я видел за те годы, что провел в России.