— Осторожно. Когда война достигла своего апогея, появилась потребность в оберегании воспоминаний от ненужных глаз, так как у зебр были сторонники среди единорогов. Министерству Морали совместно с Министерством Мира в конечном итоге удалось изобрести способы извлечения и запечатывания особо опасных и важных воспоминаний. Процесс был настолько сложным, что лишь чрезвычайно важные воспоминания подвергались этой процедуре. Но, в следствии постоянного шпионажа и саботажа со стороны зебр, технология запечатывания воспоминаний стала жизненно необходимой. Этот город — хранилище различных секретов. — Он подтолкнул шар памяти, когда посмотрел на него. — У него есть пароль: определенная мысль, идея или имя, на которых надо сконцентрироваться.

— А если не знаешь пароль? — спросила я, глядя на шар так, словно он был бомбой.

Он покачал головой и вздохнул:

— Обычно ничего не происходит, но если ты постараешься пересилить защиту, то можешь вырубится. Или уйти в мир сновидений с бесконечными кошмарами. А можешь даже концы отдать.

«Какого сена?»

— Концы отдать? Серьёзно что ли? Как воспоминания могут убить меня?

— Твой разум расположен в мозгу. Мозг же заставляет биться твоё сердце. Я никогда не натыкался на подобные шары, но слышать о них приходилось.

— Так, хорошо, больше никаких воспоминаний, — пробормотала я и оттолкнула от себя пакетик.

— Не говори так, — ответил Священник с некоторым неодобрением. Затем подошел к шару и вернул его мне. — Пожалуйста, не говори так. Воспоминания — это не просто опыт. Это уроки. Они учат нас тому, через что прошли другие.

Он поднял голову.

— Есть ли смысл в том, чтобы проживать что-либо дважды? Неужто шары тебя ничему не научили?

Я вздохнула и посмотрела в сторону. Увидела бы я когда-нибудь звёзды собственными глазами? Эти великолепные маленькие жемчужины на черном ковре бесконечности? Смогла бы я познать любовь, если бы не почувствовала её трепет в чужом сердце? Или увидеть смелость и отвагу тех пони, что уже давно были мертвы?

— Наверное…

— Предупреждён, значит вооружён, — сказал он спокойным тоном. — К счастью, мой багаж заклинаний не так уж и мал, так что мне удалось порвать связь между тобой и шаром. Ну и ещё я воспользовался тем, что ты была без сознания, чтобы подлечить тебя магией.

«Стоп, что? Это была магия?»

— Да я направо и налево бутылки с целебными снадобьями опустошала, и такого эффекта еще не разу не добивалась!

Ну это была не правда. Восстанавливающий талисман меня почти с того света вернул.

— Сколько я была без сознания? У меня такое ощущение, будто всю неделю была в отключке.

Если не брать в расчёт давно не проходящую боль между лопаток, я была готова отправиться на поиски друзей.

— Пару часов. Так о Хуффингтонской Магической Аномалии ты не слыхала? — спросил он, вытаскивая магией две склянки с лечебными зельями. Одно из них было бледно-фиолетовым, тогда как другое просто сияло сочным пурпуром.

— Одна из тех бестолковых штук, о которых я ни разу в Стойле не слыхала, — ответила я и указала копытом на ярко-фиолетовое зелье. — А это что? Супер-мега целебное зелье?

«Может прикупить такое для П-21, когда я его найду?»

Священник усмехнулся.

— Относительно первого, возможно, а так эти зелья совершенно одинаковые. Просто первое на неделю старше.

— Погодь… что с ним случилось? Это все дело копыт этой аномальной фигни? — предположила я и почувствовала себя довольной, когда он утвердительно покачал головой. Чудо из чудес, неужто я начала учиться?

— Во время войны здесь проводились бесчисленные исследования и научные проекты. В итоге вся земля подверглась загрязнению странной мистической энергией и магией еще до того, как упали первые бомбы. Почвы Хуффингтона насквозь пропитаны этой дрянью. На расстояние многих километров вокруг города ХМА высасывает жизнь из всего живого. А порой попадаются места, где сила аномалии настолько сильна, что может убить пони. Ты ничего и не заметишь, просто начнешь умирать. Лучший способ спастись от такой участи — уносить оттуда ноги, как можно скорее, — добавил он, увидев моё испуганное выражение лица.

Погибнуть от пуль или от рейдеров, или от хищных монстров — это одно, а теперь что же, придется опасаться смерти от невидимой смертоносной магии?

— А мой ПипБак может её обнаружить? Есть там какой-нибудь детектор аномалий? — спросила я, помахав устройством на ноге.

— Нет, но ХМА высасывает целебную магическую силу. Тебе стоит поглядывать на лечебные зелья. Если они обесцветились, значит аномалия истощила их силу и сделала их бесполезными. А если зелье начинает менять цвет, мутнеть или пахнуть, сразу выкидывай его и делай ноги. Оно уже не лечит, а калечит. Да, и если ты вдруг начнешь истекать кровью от головы до копыт, так же делай ноги.

— Так почему здесь, вообще, кто-то живет? — спросила я, а затем пристально посмотрела на башни Хуффингтона.

Почерневшие шпили и обгоревшие стены, кажется, задавали тот же вопрос. Из-за зелёного свечения, шедшего из глубин города, казалось, что разрушенные башни питали какую-то особую ненависть ко всем пони в радиусе сотни-другой километров.

— А почему, ты думаешь, жизнь здесь такая суровая и отчаянная? Почти все, кто может покинуть Хуфф, так и поступают. Они не могут ужиться даже в самых безопасных местах, которые могут найти. Но здесь также кроются великие возможности. Оружие и броня, утерянные технологии, минеральные ресурсы. Секреты. Вещи, за которые, очевидно, стоит рискнуть своей жизнью. Некоторые пони приходят сюда с мыслью, что здесь они сорвут куш, но затем рассекают себе копыто, получают инфекцию и удивляются, почему это их зелье больше не действует. Сильные охотятся на слабых, и земля чуть-чуть да вымирает каждый день. — Он торжественно преклонил голову. — Селестия оберегает. Луна защищает.

«Да ну? Что-то я не заметила.»

И раньше никогда не замечала. В Стойле Химнал обычно весь мозг выносила трёпом о том, как сама Селестия лично назначила Смотрительницу, и что мы должны верить в неё. Вопрос, адресованный Смотрительнице приравнивался к вопросу, адресованному самим божественным Принцессам. Я уже видела, к чему ведет подобная слепая преданность.

— Это просто… тьфу. Ненавижу открывать для себя одну плохую вещь сразу же за другой. Сначала это была рейдерская зараза. Затем радиоактивное облучение. Теперь, вот, заблокированные воспоминания и невидимые зоны смерти. Хуффингтону нужен путеводитель для идиотов, вроде меня, с большим шрифтом и ярким цветными картинками! — Я сильно топнула копытами о землю и заметила, что единорог улыбается. — Что?

— И почему оно ко мне в копыта неделю назад не попало? — пробормотала я, лежа на матраце, который располагался на полу почтамта. Передо мной лежала копия «Копытоводства по выживанию в Пустоши: Хуффингтонское издание». Опасности собирательства! Что это за странные «Бип, бип»? Роботы и вы. Кто есть кто в Хуффе. Информация, которая оказалась бы незаменимой в течение последних нескольких дней, лежала прямо у меня перед глазами. — Это должно висеть при выходе из каждого стойла для всякого идиота, собравшегося попутешествовать по Пустоши!

Когда я собралась отправляться на поиски П-21, Глори и Секаши, Священник заметил, что они знали, в каком направлении я держала путь. Капелла была единственным населенным пунктом близ железной дороги, и были все шансы на то, что мои друзья сюда заглянут, если им выпадет такая возможность. Если бы мы все плутали по местности, ища друг друга, то, скорее всего, так никогда бы и не встретились. Пока я читала книгу, я рассказала единорогу всё, что могла. За те пару дней, что я с ним провела, он показал себя отменным слушателем и собеседником. Внутренний голос, сильно напоминавший П-21, ворчал о том, что Священник, вероятно, был каннибалом-детолюбом, который приносил пони в жертву идолам Селестии и Луны. Судя по всему, Пустошь просто не могла позволить кому-то хорошему расхаживать по ней.