- Видишь, как все это сложно? А ты советуешь немедленно обнародовать.

- Только из соображений тактических. Будет печально, если Хеллер предвосхитит события.

- Он уже попробовал раз руками Памелы. Обжегся и теперь наверняка притихнет.

- Притихнет? Как бы не так. А взрыватель е твоей лаборатории? А кража в моем столе? Нет, он лихорадочно продолжает деятельность. Все поставлено у него на карту. Он не считается со средствами. Вот почему я тороплю тебя.

- И все-таки я боюсь выступить сейчас публично. По крайней мере до тех пор, пока мы не сделаем еще несколько опытов над людьми, в которых не сомневаемся. Таких людей мы знаем. Есть такие. Они с удовольствием примут наше предложение.

- Вот это другой разговор. Хочу тебе сообщить, что Антон Сарджи уже просил меня… У него имеется приятель, честный человек, который очень нуждается в помощи.

- Пусть приходит. Мы отыщем пять, десять человек. А тем временем придумаем, как поступить.

- Ну вот, все кончилось отлично. Нельзя опускать руки, Карел, и оставаться без дела. Работа продолжается, прочь уныние! Ты заслужил признание. Теперь заслужи человеческую благодарность. Она намного дороже и славы, и денег.

Открылась дверь, и в комнату быстро вошла Полина. По ее раскрасневшемуся, растерянному лицу Карел догадался, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Она торопливо поздоровалась с Ласкаром, как-то странно поглядела на него и сказала мужу:

- Карел, ты очень мне нужен. Извините, Ласкар.

И вышла. Карел посмотрел на брата, пожал плечами.

- Иди, не заставляй ждать.

Полина была встревожена. Она нервно потирала ладони, сжимала и разжимала пальцы, от возбуждения не могла спокойно стоять на месте, все время нетерпеливо прохаживалась по комнате. Не останавливаясь, она начала говорить:

- Ты даже не представляешь себе, что произошло! Понимаешь, я была дома, как вдруг раздается звонок, я открываю дверь и не верю своим глазам. А она бросается ко мне, обнимает, плачет и что-то бессвязно говорит. Я не успела и слова сказать, а она уже без чувств. Сейчас я ее уложила и скорей сюда. Не знаю, что делать, как поступить. Все так неожиданно!

- Ничего не понимаю, - пробормотал Карел.

- О, господи, какой же ты… Ну, скажи, что делать? Говорить ему или нет? И как он отнесется к ней…

- Кому говорить? О чем говорить? Кто отнесется? Полина, успокойся, пожалуйста, и поясни, о ком идет речь?

- Разве я не сказала?

- К сожалению…

- Ах, боже милостивый, действительно! Ну, так вот. В нашем доме Памела.

Карел тоскливо вздохнул:

- Уже…

- Почему уже? Разве ты знал, что она приедет?

- Догадывался.

- Но Ласкар…

- Он ждет ее. Если угодно, даже с нетерпением.

- Вот как! - Полина обрадованно засмеялась.- А я-то думала! Значит, все хорошо!

- Не понимаю, чего тут хорошего.

- Он простил ее?

- Вероятно. Судя по твоей реакции, ты тоже простила.

- Ну конечно, Карел! Она так несчастна.

Карел поднял вверх руки.

- Сдаюсь! Кажется, я самый жестокий, самый скверный человек во всем мире.

- Ну что ты, Карел! Она, конечно, сделала много плохого, но у нее не было выхода, понимаешь? Она так боялась за Ласкара, так оберегала его здоровье. Попалась в ловушку, и затянуло. Надо прощать, разве не так? А сейчас иди, скажи ему.

Карел раскрыл дверь и торжественно произнес:

- Ласкар, если ты хочешь видеть Памелу Гривс, можешь пойти. Она у нас дома.

В ту же минуту старшего Долли уже не было в комнате.

Черный костюм оттенял ее бледное, похудевшее лицо. Усталые глаза лихорадочно блестели и казались еще больше, под ресницами лежала густая нездоровая тень. Все говорило о трудных днях и душевной боли. Она не знала, как отнесется к ней Ласкар, захочет ли видеть и говорить с ней. Памела жила ожиданием этой встречи, боялась и хотела ее. Если Ласкар не поймет ее, не простит, тогда зачем жить, для чего жить?

Когда Памела услышала шаги Ласкара в прихожей, то встала и хотела пойти ему навстречу. Но не смогла. Он открыл дверь, посмотрел на нее, ждал каких-то слов, а она бессильно опустилась на стул и закрыла глаза.

- Здравствуй, - просто и добро сказал он и приподнял ее голову.

Она плакала.

- Зачем же ты? - мягко спросил Ласкар. - Все кончилось, все позади. Хорошо, что ты приехала. Я ждал тебя.

- Ждал? Это правда?

- Конечно. Я не знал, где ты, что с тобой.

Она вздохнула, недоверчиво и робко заглянула ему в лицо.

- Ты простишь?

Ласкар кивнул. Говорить ему было трудно. Памела опять спросила:

- Простишь?

- Я ведь сказал… Лучше ты о себе.

- Все расскажу, все, все…

Он усадил ее, сел напротив, не спуская с ее лица радостных, добрых глаз. Памела робко улыбнулась.

- Ты очень изменился, - сказала она.

- К худшему?

- О нет! Посвежел, помолодел. А я… - И она снова заплакала.

- Ты просто похудела. Тревоги, неприятности. Успокойся, не мучай себя, Памела. Ты быстро оправишься. У нас спокойно и тихо. Твой дом ждет тебя.

- Ласкар, я все-таки не верю.

- Я ведь сказал. Забудем о прошлом.

Она опять, уже внимательно, посмотрела на него.

- Как ты себя чувствуешь? Здоров?

- Да, - просто сказал он.

- В тебе появилось что-то новое.

- Ты отвыкла.

Она покачала головой. Нет, она помнила Ласкара.

Вошла Полина. Памела поднялась и без слов обняла ее.

- Спасибо тебе, - сказала она. - Не знаю, как бы я без твоего участия…

- Мы ждали тебя. Ласкар ждал.

- И все-таки… Никогда не забуду твоей доброты, Полина.

Она вытерла глаза, щеки, виновато улыбнулась.

- Вы такие добрые, родные. А я наделала вам столько неприятностей.

- Не надо, Памела, - сказал Ласкар.

- Где Карел? - спросила она.

- Он занят работой. Он придет попозже, - ответила Полина и неловко улыбнулась.

Памела вздохнула.

- Я знаю, он не простит меня.

Сарджи привел в лабораторию старика.

- Даниэль Монтекки, - представил он гостя.

- У вас историческая фамилия, - заметил Карел, пожимая руку Монтекки.

- Мой дед родился в Венеции. А я три четверти века живу в Санта-Рок. Точнее, в Вилла-Карти, это в двадцати километрах но берегу моря. Вам не приходилось у нас бывать? Нет? Вы многое упустили, сударь.

- Вы рыбак?

- Я фермер, земледелец. У меня поместье.

Он поднял палец и засмеялся. Темное лицо его, изрезанное морщинами, в которых навечно засела земляная пыль, озарилось хитрой улыбкой.

- Поместье, вот так! Я имею рабочих. У меня их семеро. Но мы с ними поменялись ролями. Не я эксплуатирую их, а они меня. Всех нас вместе обирает- прости меня боже! - хозяин земли, церковь и муниципальный совет.

- Даниэль воспитывает трех мальчиков и четырех девочек, - пояснил Сарджи. - Всех подобрал на дороге. Сироты. Он из них сделает самостоятельных и работящих людей.

Монтекки слушал и качал головой.

- Скоро, очень скоро, сударь. Но не скорее, чем я умру. И это меня беспокоит.

- Он один, жена умерла несколько лет назад.

- И вы сами воспитываете семерых? - спросила Полина, с трудом поверив словам Сарджи.

- Так уж получилось, сударыня. Мы не имели своих детей, всю жизнь воспитывали чужих. До войны у нас жили четверо. Два парня погибли, а девочки подросли, вышли замуж и теперь далеко отсюда, од-на с мужем в Австралии, другая уехала в Аргентину. Разлетелись, как птицы. У них свои семьи, свои заботы. Иногда я получаю от них письма. «Папа, дорогой, мы помним тебя». Вот так, только письма. Отличные слова в этих письмах…

- Да-а, - протянул Карел и быстро глянул на Полину. - Трудновато вам, синьор Монтекки.

- А кому легко? Мы выращиваем спаржу и продаем ее, она нас и кормит. По триста, по пятьсот пучков за сезон, - сказал старик с гордостью. - Завидная спаржа, она любит уход, очень любит, никуда не денешься. Но у нас восемь пар рук. Кто разделывает огород, кто носит спаржу на базар, а девочки, конечно, ведут хозяйство. Розе уже тринадцать, она совсем взрослая. Все работают. И только один я сдаю, сильно сдаю, сударь, прямо день ото дня. Не могу нагнуться, да и руки… А как же работать, если руки отказываются служить? Мне не жалко, что жизнь кончается. Всему свой срок. А вот ребят жалко. Куда они без меня? Как цыплята разбегутся. Антон знает…