Все же собрание признало необходимым послать в этот район более крупную экспедицию для проверки правильности утверждений Кулика. Некоторые ученые при этом настаивали, чтобы экспедиция обследовала всю территорию лесного вывала. Однако Кулику удалось убедить присутствующих, что именно котловина является безусловным местом падения метеорита и что за ее пределами вести исследования не имеет смысла.

По представлению академика А. Е. Ферсмана Академия наук вынесла решение организовать экспедицию во главе с Куликом для поисков обломков метеорита; намечалось провести буровые, геологические, гидрологические и прочие работы в одной или нескольких воронках, по выбору Кулика.

Кулик торжествовал. В положительных результатах будущей экспедиции он не сомневался.

…И вот средства отпущены, подготовка закончена, и 24 февраля 1929 года, не успев даже как следует отдохнуть, неугомонный исследователь вновь отправляется к земле своей мечты — на Подкаменную Тунгуску. На этот раз в качестве помощника он взял с собой молодого астронома Е. Л. Кринова. В состав экспедиции вошли болотовед Томского университета Л. В. Шумилова, опытный буровой мастер А. В. Афонский, а в качестве рабочих — молодые энтузиасты К. Д. Янковский, Б. А. Оптовцев, С. Ф. Черников, Б. Н. Старовский, Л. Ф. Гридюха и С. М. Карамышев.

Экспедиция была снаряжена с большой тщательностью. Помимо научной аппаратуры для съемочных, метеорологических, гидрологических и фотографических работ были взяты два комплекта буров для ручного бурения, помпа для откачки воды, инструменты для земляных работ, кузнечное и прочее оборудование. Для перевозки экспедиционного снаряжения и продовольствия в Тайшете было нанято около полусотни подвод.

6 апреля экспедиция добралась до места работ.

Поиски метеоритных обломков Кулик решил начать прежде всего в Сусловской воронке. Ее метеоритное происхождение он считал неоспоримым, и, кроме того, она находилась рядом со вновь выстроенными избами у подножия горы Стойковича — основной базы Кулика.

Воронка была расположена на повышенном участке, и из нее можно было спустить воду в находящееся рядом понижение. Для этого была начата проходка траншеи — вручную, при помощи кирок, лопат и топоров. Это была тяжелая, трудоемкая работа.

К концу мая траншея была с большим трудом закончена. Длина ее равнялась 38 метрам, глубина — 4 метрам. Вода мощным потоком хлынула на пониженный участок. Когда дно очистили от осевшей сплавины, почти в центре воронки обнаружили… пень лиственницы с хорошо развитой корневой системой. Это полностью опровергало предположение о метеоритном происхождении воронки. Однако Кулик заставил продолжать начатую работу. Он категорически запретил фотографировать воронку и пень, так что Кринову пришлось сделать это тайком.

Тяжелая физическая работа, причем явно бесполезная, усталость, деспотический нрав Кулика — все это привело к тому, что рабочие — бывшие энтузиасты — стали роптать и возмущаться. В конце концов трое из них покинули экспедицию. А работа на Сусловской воронке, несмотря на ее нецелесообразность, продолжалась. Сплавина была удалена, приступили к расчистке илистого дна воронки. Только когда выяснилось, что никаких следов метеорита на дне воронки нет, Кулик дал распоряжение прекратить расчистку и начать подготовку к буровым работам.

Что же заставляло его с таким упорством держаться за Сусловскую воронку? Видимо, просто недоразумение. Однажды кто-то из рабочих принес Кулику кусок оплавленного стекла, найденного на краю воронки. Позже с несомненностью было установлено, что это было оплавившееся от жары бутылочное стекло (незадолго до этого случайно загорелась изба Кулика), однако вначале Кулик принял его за силикаглас — стекло метеоритного происхождения. В одном из своих докладов он упоминает о найденном «в борту одной округлой впадины куске пузыристого, почти прозрачного стекла, которое является одним из спутников метеоритных воронок в других частях света». Вероятно, этот кусок стекла и создал у Кулика непоколебимую уверенность в метеоритном происхождении Сусловской воронки.

Теперь он решил искать метеорит на глубине. Считая, что метеорит летел с юга на север, он начал проходку буровой скважины в северном борту воронки.

В конце июля серьезно заболел рабочий Янковский. В бредовом состоянии его отправили на лодке в Ванавару, а затем через Кежму в Иркутск. Вместе с ним в Ванавару отправился и Кулик: он намеревался исследовать торфяники около фактории, чтобы сравнить их с торфяниками близ заимки.

Оставшись один, Кринов решил обследовать окружающие котловину сопки. Кулик категорически запрещал своим сотрудникам удаляться более чем на 3 километра от базы. Он считал, что нечего разбрасываться, что основной задачей должно быть изучение котловины и даже не самой котловины, а нескольких «метеоритных» воронок, которые он наметил для расчистки.

Исследуя район, Кринов пришел к твердому убеждению, что болота-воронки, которые Кулик считал метеоритными, на самом деле — естественные образования, не имеющие никакого отношения к падению метеорита. Он был удивлен, как мог Кулик — человек достаточно наблюдательный — впасть в такую ошибку и так упорно отстаивать свою точку зрения. Сам он пришел к убеждению, что метеорит упал в огромное болото-зыбун, расположенное к югу от заимки, — так называемое Южное болото, где его и следует искать.

Кулик отсутствовал около трех недель. Исследование болот вблизи Ванавары показало, что они ничем не отличаются от болот в районе заимки.

Приближалась зима. На месте скважины построили буровую избу, чтобы можно было работать и с наступлением морозов. Бурение велось примитивно, вручную, и очень медленно. Первую скважину удалось пройти только до глубины 30 метров. Под 25-метровым слоем вечной мерзлоты оказался водоносный горизонт, из которого подмерзлотные воды поднялись на 20 метров, не дойдя 5 метров до поверхности. Была заложена вторая, а затем и третья скважина — и опять никаких следов метеорита.

Напрасно Кринов говорил Кулику, что дальнейшие работы на Сусловской и других воронках бессмысленны. Его предположение, что метеорит упал в пределах Южного болота и его надо искать именно там, вызвало у Кулика приступ гнева. Он накричал на Кринова, отстранил его от работы и предложил немедленно покинуть экспедицию.

Кринов уехал. Работы на Сусловской воронке вскоре пришлось прекратить, так как сгорела буровая изба и вышло из строя оборудование.

…В свое время бывший председатель Красноярского комитета содействия народам Севера Суслов сообщал, что, по рассказам эвенков, в верховьях речки Лакуры, к северу от хребта Лакура, летом 1908 года образовалась «сухая речка» — узкая борозда, оканчивавшаяся ямой, заваленной землей. Происхождение этой «сухой речки» ставилось в связь с падением Тунгусского метеорита. По слухам, ее видел эвенк Иван Джонкоуль.

По просьбе Кулика Суслов направил к нему Джонкоуля. Однако экспансивный Кулик не сумел найти к нему подхода, и замкнувшийся Джонкоуль заявил, что он не знает никакой «сухой речки» и что летом в жаркую погоду каждая речка может стать сухой. Кулик записал сказанное и заставил Джонкоуля подписаться.

Уверенный в правоте своих представлений о Тунгусском метеорите, Кулик оставлял без внимания многие данные, требующие проверки. (Это относится и к так называемому камню Янковского, о котором я расскажу позже.)

Приближалась осень. Все чаще и чаще посматривал Кулик на Южное болото: так ли уж не прав Кринов? И в конце концов Кулик принял версию Кринова как единственно возможную. Видимо, там, на дне этого непроходимого болота, находятся метеоритные кратеры, образованные огромными глыбами никелистого железа.

Тяжело было Кулику отказаться от своих прежних представлений, но еще тяжелее было сознавать, что он незаслуженно оскорбил Кринова. Он написал ему большое, теплое письмо, которое, однако, осталось неотправленным: в октябре 1930 года Кулик покинул заимку и уехал в Ленинград. При первой встрече с Криновым он искренне извинился перед ним. Мир был восстановлен.