Видя, что медведь не двигается, Вера потихоньку на цыпочках пошла вперед, сопровождаемая «верным» псом, который как бы прилип к ней, не отставая ни на шаг. Пройдя несколько шагов, она робко оглянулась. О ужас! Медведь следовал за ней, строго выдерживая тридцатиметровую дистанцию. Подгоняемая страхом, Вера помчалась вперед по торной тропе, время от времени оглядываясь, назад. Рядом с ней, жалобно поскуливая, бежал пес, а на том же тридцатиметровом расстоянии ленивой рысцой трусил медведь.

Запыхавшись от быстрого бега, Вера остановилась. Остановился и медведь. Тщетно пыталась она науськать на медведя «верного друга» человека. Тот с поджатым хвостом прятал морду в ее колени и не выказывал ни малейшего желания завязать с медведем более близкое знакомство.

Так, с перебежками и остановками, Вера добралась до заимки. Увидев избы, медведь куда-то скрылся. Вера спокойно вошла в барак, где было несколько человек, и… здесь наступила нервная разрядка. Она разрыдалась и, всхлипывая, стала рассказывать, что ее преследовал медведь. Слушатели ухмылялись и с явным недоверием покачивали головами. До сих пор никому не удавалось видеть каких-либо следов присутствия в районе столь редкостного зверя.

— Верочка, успокойся, это тебе почудилось, — увещевал Веру Валера Кувшинников. — Я работаю здесь третье лето и ни разу не видел даже следов медведя.

У Валеры были две пламенные мечты: одна, явная, — найти «сухую речку», вторая, потаенная, — убить медведя. Обе пока оставались неосуществленными.

Постепенно страсти утихли, и народ стал расходиться по палаткам. Отправился восвояси и Валера Кувшинников. Подойдя к своей палатке и бросив случайно взгляд в сторону, он оторопел. Из-за палатки на него с любопытством смотрела симпатичная медвежья морда, помаргивая маленькими черными глазками. Валера несколько секунд стоял как каменное изваяние (по его словам, он изучал характер медведя, который находился от него в каких-нибудь десяти метрах).

Получив полное представление о физических и душевных качествах неожиданного посетителя, Валера, затаив дыхание, сначала на цыпочках, а затем бегом бросился к избе, где все еще продолжалась дискуссия о нравах и привычках медвежьего племени. Не говоря никому ни слова, Валера снял со стены малопульку (других ружей поблизости не оказалось), схватил коробку с патронами и выскочил наружу.

Мечта была близка к осуществлению. Убить медведя из малопульки не так уж сложно. Надо только точно попасть в «убойное место», лучше всего под ухо. Однако, когда он подошел к палатке, медведя около нее не было.

В это время в стороне послышался звон падающих мисок. Бросившись на шум, Валера увидел в «столовой» медведя, который, засунув голову в большую кастрюлю, с упоением уписывал остатки каши, время от времени поднимая голову и умильно посматривая вокруг.

Все складывалось как нельзя лучше. Можно было выбрать удобный момент и стрелять наверняка. И вдруг Валера увидел крадущегося Елисеева, который, держа в руках вторую малопульку, приготовился спустить курок. Пришлось, почти не целясь, стрелять и Валере. Два выстрела слились в один. Медведь взвизгнул, одна из мисок покатилась на землю, а медведь, не ожидая повторного залпа, немедленно отвлекся от приятного занятия и моментально скрылся в кустах. Больше он не появлялся. Напрасно «охотники» искали на земле следы крови…

Флоренский в это время был на озере Чеко. По возвращении он устроил обоим стрелкам хорошую головомойку за попытку охотиться на медведя с мелкокалиберными ружьями, на что Валера убежденно заметил: «Кирилл Павлович, никакой опасности не было, я ведь, прежде чем стрелять, внимательно изучил характер медведя: это был растяпа и трус».

После этого началась целая серия медвежьих приключений. Один ли медведь был героем всех этих происшествий или разные, трудно сказать, но в течение нескольких дней медведи настойчиво старались показать, что и они кровно заинтересованы в наших изысканиях.

Неподалеку от Чургимского водопада разбил свой стан преподаватель физиологии растений Томского университета А. Б. Ошаров. Его занимал вопрос, действительно ли наблюдающийся в районе заимки ускоренный рост растений вызван присутствием в почве какого-то стимулятора, связанного с катастрофой 1908 года. С этой целью он расчистил небольшую площадку, устроил грядки из почв, принесенных из разных участков района, в том числе отдаленных, и занялся наблюдениями над скоростью роста овса.

Время от времени Ошарову приходилось отлучаться от места своего отшельнического существования. И вот однажды, вернувшись, он обнаружил, что палатка разодрана, вещи разбросаны, продукты съедены. На грядках с овсом были видны следы медвежьих лап. Огорчительнее всего было то, что был изорван журнал, в который Ошаров заносил результаты наблюдений за ростом овса. (Все же он довел до конца начатую работу, доказав, что овес в районе заимки растет на разных почвах без отклонений от нормы.)

В свое время пилот вертолета Гриша, вылетая из Кежмы, шутки ради посадил в кабину маленького рыжего пса, какую-то немыслимую помесь таксы с дворнягой. Низенький, невзрачный уродец неуклюже ковылял на кривых лапах, вызывая своим недостойным видом насмешки над славным собачьим племенем. Несмотря на маленький рост, это был довольно нахальный, драчливый пес, принимавший активное участие во всех собачьих ссорах, в которых он обычно был заводилой; блаженно раздувая ноздри, он сладострастно наблюдал со стороны, как разрастается раздутый им пожар собачьих недоразумений. Пса Гриша оставил на заимке.

Вообще на заимке, как всегда, было немало любителей этих четвероногих друзей человека. Большинство маршрутников брало с собой в походы одного, а то и нескольких псов.

Вильгельм Фаст, молодой математик, преподаватель Томского университета, белобрысый, с узким лицом, обрамленным большой светлой бородой, отправляясь в очередной маршрут, решил взять с собой маленького пришельца. Никто не интересовался этим уродцем: за бурундуками он не гонялся и на пернатую дичь не обращал никакого внимания. Они сдружились, и Фаст стал постоянно брать пса с собой. Идя однажды по лесу и замеряя поваленные деревья, Фаст услышал яростный лай своего спутника — диковинная вещь, поскольку такого за ним не водилось: ни на бурундука, ни на белку, ни на глухаря этот пес сроду не лаял.

Фаст обернулся и метрах в сорока от себя увидел своего маленького невзрачного друга: ощетинившись и задыхаясь от ярости, он неистово лаял на крупного медведя, пытаясь схватить его за «штаны». Тот пытался отмахиваться от назойливого врага, который рыжей молнией метался во все стороны, время от времени покусывая медведя за задние лапы. Медведь был настолько занят заботой о собственной безопасности и стремлением разделаться с настырным врагом, что не обращал на Фаста никакого внимания и, вероятно, даже не видел его. Убедившись, что ему не одолеть маленького агрессора, медведь ударился в постыдное бегство.

После этого отношение к маленькой рыжей бестии резко изменилось. Пес стал всеобщим кумиром и баловнем, достиг, так сказать, вершины собачьей славы и благополучия.

Вероятно, медведи в конце концов почувствовали, что хождение по территории, которая в соответствии с письмом академика Топчиева закреплена за экспедицией КМЕТа, грозит им неприятностями. Во всяком случае они вдруг исчезли и больше не появлялись.

Осень стремительно наступала. Все темнее и темнее становились холодные сентябрьские ночи, и в бараке без перерыва горела железная печка. Ясная погода пока еще держалась, но утренние заморозки становились все более продолжительными. Только после полудня столбик термометра на короткое время поднимался над нулевой чертой.

Как-то внезапно исчезли, отправились на «зимние квартиры», мальки, бывало, кишевшие около оставленных в воде кастрюль и мисок.

Большинство участников экспедиции покинуло заимку. Мы закончили демонтаж обогатительного агрегата и с помощью «шерпов» Валеры Папе и Коли Васильева перетащили его на заимку, нас предупредили, что вертолет около Пристани садиться больше не будет. Не так давно один из геологов Ванаварской экспедиции уговорил пилота сесть на небольшую косу, угодил под хвостовой винт и был сильно покалечен. После этого посадки на необорудованные площадки были категорически запрещены.