Оставшаяся публика заполняет прелестный маленький театр, где ее угощают утомительно однообразными сценами и где она обливается потом из-за духоты в тесном помещении. Исполняемые актерами живые картины аллегорического и, следовательно, туманного содержания тянутся бесконечно, наводя на гостей невыразимую скуку. Причиной тому не столько сами картины, поставленные Шинкелем, сколько страдающие непомерными длиннотами и многословием стихи, которые нарифмовал граф Мекленбургский на выход всяческих муз, гениев, фей и героев. В качестве отдыха предлагается ужин. Затем публика в длинном шествии следует через коридоры Дворца в Гротовый зал; воздух здесь, несмотря на тысячу горящих свечей, приятно свеж и прохладен. После балета — бал, который венчается распределением призов участникам турнира. Рыцари, преклоняя колено, принимают из рук царицы либо золотую цепь, либо кубок, либо турецкую саблю. Не обходят наградой и остальных участников праздника, каждому, кто способствовал устроению и проведению его, вручают розу из серебра, украшенную белой лентой. Ее также удостаивается человек, который не принимал никакого участия в турнире, ибо он уже не молод для подобных затей и не слишком здоров, но который по-детски серьезно и трогательно благоговеет перед увеселениями минувших времен, — это мужчина невысокого роста, с круглой головой, втянутой в плечи, из-за чего он выглядит чуть ли не горбатым — короче, невидной наружности, но со звучным именем — барон де ла Мотт Фуке.

Его до глубины души трогают знаки внимания, которые ему оказывают, и несколько дней спустя он пишет поэтический цикл из десяти стихотворений: он воспевает этот праздничный день, прославляет «восточную царицу» — «фею роз» и клянется в верности благородному рыцарскому духу. Гротовый зал, отделанный ракушками, кораллами и кристаллами, напоминает ему Ундину, и, описывая в стихах вручение ему розы, он раскрывает причину, почему и он ушел с праздника не с пустыми руками:

В автобиографии, написанной одиннадцать лет спустя, он прямо скажет для всех, что Бланшефлер — одна из героинь его самого популярного романа, «Волшебного кольца», рыцарским духом которого был овеян этот праздник. Душа его преисполнилась возвышенной радости, пишет Фуке, когда он удостоился высочайшей милости, однако он не признается себе в том, как это грустно — нуждаться в милостях высочайших и коронованных особ. Наряду со многими сочинениями, созданными в тот же период, долго не находит издателя и этот цикл стихотворений. В отделе рукописей Государственной немецкой библиотеки на Унтер-ден-Линден еще и сегодня можно полюбоваться текстом, написанным рукой пятидесятидвухлетнего, стареющего уже поэта, ровным, аккуратным почерком. После этого торжественного для него дня Фуке будет жить и писать еще тринадцать лет, но для немецкой литературы он, можно сказать, уже умер. Едва ли найдется теперь хоть один издатель, который захочет печатать этого популярного некогда автора, ибо едва ли сыщется читатель, которому он еще интересен.

Берущий начало на Мекленбургском озерном плато, Хафель, неся свои воды между Шпандау и Потсдамом на запад, в направлении Бранденбурга, чтобы затем снова устремиться на север, с трех сторон омывает край, известный под названием Хафельланд, едва ли не самый живописный и наверняка самый богатый событиями в германской истории, — земли провинции Бранденбург. Здесь родился Фуке, здесь провел он большую часть своей жизни.

Дом, в котором он родился, не просто находился у реки — вернее сказать, он стоял посреди Хафеля, на острове Доминзель. В средние века здесь располагалась резиденция епископов. После Реформации она была преобразована в капитул каноников, к которому позднее был присоединен Институт Воспитания для молодых бранденбургских дворян, так называемый дворянский лицей. Дед Фуке, служивший генералом в армии Фридриха II[197], был близок к королю, провел здесь в качестве главного каноника последние годы жизни и скопил достаточную сумму денег, так что сын его, отец поэта, вынужденный по состоянию здоровья преждевременно оставить карьеру офицера, смог купить себе имение. В 1780 году, на третьем году жизни Фуке, семья переезжает в это имение — Сакров на Хафеле, неподалеку от Потсдама, напротив Павлиньего острова. Несмотря на живописное расположение полуострова, удобство и пышность господского дома и большого парка, Фуке долго там не задерживаются, ибо живут на широкую ногу, а песчаные почвы приносят не слишком высокие урожаи. В 1787 году это имение продается и приобретается другое — Лентцке в Хафельланде, к западу от Фербеллина. Здесь живут как настоящие поселяне, в уединении сельской природы, вдалеке от людных, населенных мест; дороги плохи, дом и парк в сравнении с сакровским великолепием скромны, вместо широких Хафельских озер здесь протекает только крохотная речушка Рин, взамен дворцов и парков, окружавших прежнее владение, вокруг простираются лишь бескрайние низменные поля и луга. За исключением зимних месяцев, которые семья проводила в Берлине и Потсдаме, Фуке прожил здесь безвыездно до семнадцати лет. Потом он определяется на военную службу офицером, на которой ему пришлось пробыть недолго, но приверженность которой он сохраняет в душе своей всю жизнь.

Большой карьеры Фуке не сделал. В 1789 году он поступает корнетом в кирасирский полк, участвует в последних военных кампаниях государств коалиции против Французской республики, годами несет гарнизонную службу в Ашерслебене и Бюкебурге, а в 1802 году выходит в отставку в чине лейтенанта и возвращается в Хафельланд — в Неннхаузен, что восточнее Ратенова: ведь имение Лентцке, перешедшее после смерти родителей в его собственность, больше не принадлежит ему. Женившись в Бюкебурге в возрасте 21 года, он разводится после четырех лет супружеской жизни, признав себя во всем виноватым, а имение и капитал, который у него был, оставляет жене. Лейтенантом в отставке, без средств, начинающий поэт переезжает в декабре 1802 года в замок Неннхаузен. Спустя четыре недели он становится зятем владельца поместья, престарелого господина фон Бриста, благодаря чьим усилиям родовое имение, которым Бристы владели на протяжении ста лет, превратилось в весьма доходное и украсилось обширным и снискавшим славу парком.

* * *

Домоправительница и наследница Каролина, урожденная фон Брист, овдовевшая фон Рохов, отныне баронесса де ла Мотт Фуке, была тремя годами старше мужа; величавая, склонная к полноте красавица, в Берлине и Потсдаме слывшая за любительницу светских развлечений, впоследствии приобретшая известность как плодовитая сочинительница посредственных романов. («Ей более пристала роль домашней хозяйки, нежели писательство», — читаем о ней в одном из писем Э. Т. А. Гофмана.) Она принесла в приданое троих детей, в первый год супружеской жизни с Фуке к ним прибавился четвертый ребенок, дочь Мария. Фарнхаген характеризует Каролину как женщину властолюбивую и надменную, а Арно Шмидт[198] свидетельствует, что она не только обманывала мужа, смиренно любившего ее, но и мелочно опекала и постоянно заставляла чувствовать материальную зависимость от нее. Он же до самой смерти жены сносил это безропотно, подчинившись ее воле и оставаясь преданным ей, и, таким образом, не испытывал никогда материальной нужды, а поскольку был избавлен от необходимости хоть сколько-нибудь вникать в дела, связанные с управлением имением, доходами с которого жил, то, следовательно, имел достаточно времени, чтобы свободно предаваться мечтаниям и сочинительству. В Неннхаузене, за немногим исключением, возникли все его поэтические сочинения, а замок и парк благодаря ему превратились в место встреч видных литераторов.