— Я не понимаю, — сказала я, — если в начале месяца мы расходуем ту, что нам выдают, а в конце — воду из горного источника, то как они могут литься из одного крана?

— Слишком тяжело таскать воду на себе, — ответила мама. — Нам потребовался бы большой солнцекар и бочки, да и ездить пришлось бы постоянно. Кто-нибудь обязательно заметил бы, что мастер чайной церемонии по многу раз в неделю возвращается из тундры с наполненными бочками. Это вызвало бы подозрения. Никто не знает, когда был проложен водопровод — записи нет ни в одной книге, но он действовал уже во времена отца Микоа. Построивший понимал, насколько велика опасность оставлять даже малейшее письменное упоминание о нем. Водопровод построен искусно: он выходит из глубины сопки, надежно зарыт в землю и подсоединен к государственной трубе так далеко от нашего дома, что его не найти, если обследовать землю на нашем участке. Единственная опасность в том, что его надо открывать и закрывать вручную и делать это приходится в пещере. Нам просто повезло, что он был перекрыт, когда здесь появились военные.

— Этот водопровод спрятан так же надежно, как и сам источник, — заметил отец. — Обнаружить его практически невозможно, если не знаешь его местонахождение.

— Они умеют искать, и у них умные приборы.

— У них нет причин, чтобы вернуться.

— У них нет причин, чтобы не вернуться!

Родители замолчали. А потом отец сказал, глядя мне в глаза:

— Твоя мать уверена, что оставаться здесь небезопасно.

Он бросил на нее быстрый взгляд. Я увидела, что она хочет что-то сказать.

— Мне предложили должность в университете Синджиня, и я согласилась.

— Мы переедем в Синджинь?

Я не знала в точности, где находилось это место, но была уверена, что где-то далеко, на юге Нового Киана. Путешествие через весь материк даже на самых быстрых поездах потребовало бы несколько недель пути. Родители переглянулись.

— Ты уже совершеннолетняя, и поэтому мы не можем решать за тебя, — сказала мама. — Хочешь поехать со мной или останешься здесь с отцом? Нет необходимости решать сразу, но я должна буду уехать еще до праздника окончания года, так что времени у тебя на размышление — всего месяц.

Я посмотрела на нее, потом на него. Мне вдруг стало трудно дышать. В деревне рядом с меченным синим кругом домом, проходя мимо которого люди ускоряли шаги, стояли солдаты, правили свои сабли и не слушали мольбы о помощи. В любой момент они могут вспомнить о нас, если вообще забыли. Откуда мне было знать, кто из родителей прав, поэтому я не знала, остаться мне или уехать.

Как же быть? Я боялась, что любое мое слово окажется окончательным, но тишина казалась куда более страшной.

И я рассказала, что буду делать.

Ранним утром восьмого дня восьмого месяца мы погрузили мамины сундук и дорожные сумки в солнцекар, за аренду которого отец обещал привезти Юкара питьевой воды. Родители уселись на переднее сиденье, я пристроилась на заднее под тент, и мы поехали по направлению к Куолоярви.

Запах, исходивший от солнцекара, пробудил одно давнее чувство: я вспомнила, когда мне было совсем мало лет, что-то около одиннадцати, стояло такое же чудесное утро. Чудесное от того, что мы ехали с родителями в город… А вот и то самое сине-фиолетовое пятно на потертой обивке сиденья… Помню, как уронила черничное мороженое, когда мы возвращались из школы. Родители тогда жутко рассердились, и мне пришлось долго оттирать сиденье, пока не стало ясно, что отчистить его до конца не получится.

Я на мгновение ощутила себя кианской шкатулкой с большим количеством донышек или пустотелой куклой с множеством кукол поменьше внутри, какие делались в эпоху архемира. Представила, что во мне скрывается много копий меня, одна другой моложе, и все они болтают ногами, потому что не могут достать до пола и не могут представить ни дня без родителей рядом с собой на расстоянии вытянутой руки, а если и могут, то тут же отбрасывают эту мысль.

До Куолоярви мы ехали почти три часа. Скоро дорога вышла к морю, и природа кругом незаметно изменилась. Позади остались деревня и сопка Алвинваара, потом мы проехали мимо лесов на орошаемых землях — темно-зеленая полоса слева с рвущей горизонт стрельчатой верхней линией. Эта часть пути всегда была моей самой любимой. В детстве я мечтала повернуть солнцекар в лес и остановиться в тени высоких деревьев. К счастью, я достаточно рано узнала, что делать этого нельзя, поскольку леса находятся под усиленной охраной, куда доступ гражданским запрещен — это же касалось полей и нескольких оставшихся озер с пресной водой.

Вскоре мы увидели сверкающий, похожий на волны силуэт Куолоярви с высокими зданиями, облепленными солнечными панелями, затем прямо на берегу моря показались опреснительные станции — гигантские мрачные сооружения, похожие на древних каменных гигантов, о которых ходили дурные слухи. Даже дороги к ним охранялись, и мне приходилось слышать, что людей арестовывали только из-за того, что они по неосторожности оказывались слишком близко от этих станций.

Наступил полдень, когда мы добрались до города. Уже издалека виднелось большое скопление военных. Обычно въезд в город охранялся для видимости и людей редко когда досматривали, но сейчас туда стояла длинная очередь из солнцекаров, а рядом две такие же из тех, кто пришли пешком. Мы заняли свое место. Перед шлагбаумом нам дорогу преградил военный в синей форме.

— Цель вашего приезда? — спросил он.

— Я отправляюсь в Синджинь, — ответила мама. — Моя семья приехала проводить меня на вокзал.

— В Синджинь? Вы по казенным делам?

— Да. Меня пригласили на должность в местный университет.

— Предъявите проездные документы, личный номер и письмо, подтверждающее ваше назначение в университет!

Мама порылась в сумке, нашла транслятор, зарегистрированный университетом на ее имя, и приложила ладонь к экрану для активации: на экране появились ее личный номер и бронь на билет. Она протянула транслятор военному, а также написанное на бумаге письмо, присланное из университета Синджиня. Тот был явно под впечатлением от увиденной настоящей бумаги, но ничего не сказал, а только кивнул отцу и мне:

— Ваши удостоверения личности?

— Боюсь, что не взял с собой. Кажется, раньше для въезда в город не требовалось брать с собой личных документов. Какие-то сложности?

— У нас имеются соответствующие распоряжения, — довольно сухо сказал тот. — Попрошу отпечатки ваших пальцев.

Он протянул нам мультитранслятор, и мы по очереди прижали пальцы к экрану, на котором высветились столбики цифр и наши имена. Отец отдал транслятор обратно, и военный сделал какую-то отметку.

Просмотрев данные, он сказал:

— Мастер Кайтио, вы и ваша семья можете проходить. На обратном пути вам и вашей дочери надлежит сообщить о своем убытии.

Отец кивнул, сжав губы в ниточку, и мы поехали дальше.

До этого я всего несколько раз бывала на железнодорожном вокзале в Куолоярви. Он находился в стороне от основных транспортных путей: корабли шли в Скандинавскую унию гораздо южнее, мимо Карельских островов, через Ладожский залив Балтийского моря. Путей было всего четыре. Поезд дальнего следования уже подали, на локомотиве красовалась изящная надпись — «Сверкающий угорь». На перроне стояли всего несколько пассажиров с котомками и провожающие. Мы помогли маме устроиться в купе. До отправления оставалось еще достаточно времени, но она сказала: «Не провожайте меня. Я пришлю вам сообщение, как доберусь до Нового Петербурга».

Оттуда поезд пойдет на Урал, а там через весь Новый Киан в Синджинь. Я подумала, сколько всего могла увидеть, если бы согласилась поехать, — все то, о чем до сих пор только приходилось слышать: огромные прибрежные плантации морских водорослей и заводы, производившие из них топливо, гигантские рощи гевеи, оранжереи д ля выращивания огневок, морские суда и шикарные общественные чайные в городах. А там, где-то под волнами, колыхающимися подобно вечным облакам, лежали некогда стремительные, а теперь призрачные и немые, точно воспоминания, города эпохи архемира.