- Значит, Геша и вы живете только на пенсию?

- Да-да. Мы живем только на пенсию покойного профессора! Моего любимого мужа,- добавила Капитолина Аркадьевна.- Что поделаешь! Я не привыкла работать. Вернее, не могу. Видите, какое у меня бледное лицо. Давление… Геша тоже никуда не годится. Это, в сущности, еще ребенок. Физическая работа ему противопоказана.

- В таком случае, вы посоветовали бы ему заняться умственным трудом. Между прочим, он сказал нам, что не работает потому, что готовится к экзаменам в институт.

- Готовился, Николас. Теперь не готовится. Сказал, что учеба - не его стихия. Умственный труд - тоже не его стихия. Я не один раз советовала ему поступить в какое-нибудь учреждение.

- Не послушался?

- Не послушался… Вообще-то, я бы и не стала докучать его этими просьбами, если бы не денежные затруднения,- призналась Капитолина Аркадьевна. - Он в последнее время слишком стал расточительным. Товарищей водит в ресторан, девицам делает подарки. Одной - серьги. Другой - перстень. Третьей - брошь…

Сорокин осторожно спросил:

- Вы кого-нибудь из этих девиц знаете?

- Нет.

- Может быть, на друзей обратили внимание?

- Кое-кого видела. Вам, наверно, их фамилии нужны? К сожалению, ни одной фамилии назвать не могу. Не зафиксировались. Мне легче запоминаются имена. Правда, мои личные. Я не признаю ни Гришек, ни Борек, ни Володек. Понимаете, Николас, это режет слух.

- Понимаю, Капитолина Аркадьевна, понимаю… Назовите, в таком случае, ваши имена.

- Лико. Робис. Кажик. Еще Жора… Этого, между прочим, все так зовут. Даже мой Геша.

«Задача, - подумал Сорокин. - Придется немало попыхтеть, прежде чем расшифруются эти Робики и Кажики…»

- Вы, судя по всему, видели их. Может быть, опишете внешность? Ну скажем, Лико.

- Лико? Пожалуйста, - оживилась Капитолина Аркадьевна. - Мне только тридцать два года, - скосила она по крайней мере лет пятнадцать. - Мужчины еще кое-что значат для меня.

- Не сомневаюсь…

- Спасибо, Николас. Вы интереснейший человек… Лико совсем молод. Высокий такой. Кареглазый… Красавец! Ах, если бы он не пил! - вздохнула Капитолина Аркадьевна. - Честное слово, Лико блестящая пара для любой девушки. Я очарована им!

- Теперь - Робис.

- Робис пониже ростом. Уже в плечах. Однако тоже красавец… - Капитолина Аркадьевна помолчала секунду-другую. - Застенчивый. Девушек сторонится. Только со мной любил разговаривать. Все рассказывал о своей матери. Какая она хорошая и добрая!.. Отца у него нет. Погиб на войне.

«У Цыбина тоже отец погиб, - отметил про себя Сорокин и неожиданно замер, почувствовав сильный прилив крови к вискам. Потом схватил карандаш, лежащий на столе, извлек из кармана блокнот, торопливо написал: «Робис». - Робис… Борис? Ну да! Как это я сразу не догадался! Те же буквы почти тот же порядок. Р-о-б-и-с - Б-о-р-и-с… Ай да Капа!»

Капитолина Аркадьевна тронула Сорокина за рукав, спросила с заметной тревогой в голосе:

- Что-нибудь случилось, Николас?

Сорокин задал встречный вопрос. Правда, не с таким интересом, с каким задала Капитолина Аркадьевна.

- Настоящее имя Робиса - Борис? Так?

- Да-да, Робис это Борис. Геша так его и представлял, когда привел ко мне. Вы его знаете?

- Немного… Следующий - Кажик?

Кажик не расшифровывался, однако Сорокин не сомневался, что Капитолина Аркадьевна так называла Женьку Боброва. Приметы, которые она перечислила, подтверждали это.

«Кто же Лико? - вернулся Сорокин к первому имени.- Может быть, Алик? Ладно. Разберусь после».

Оставался Жора. Этот человек, судя по характеристике Капитолины Аркадьевны, был худощавым, стройным парнем лет восемнадцати с «голубыми-голубыми» глазами и «очень чувственным ртом».

Девушки, которые приходили с друзьями Гирина, оказались удивительно похожими. У всех были рыжие волосы, сильно накрашенные губы и ресницы, все были подстрижены под мальчишек. Правда, одна девушка отличалась тем, что имела на правой щеке мушку. К сожалению, Капитолина Аркадьевна не могла сказать: была эта мушка «живой» или «подсаженной».

Сорокин снова заинтересовался Гириным.

- Что же все-таки отвечал вам Геша, когда вы предлагали ему работать?

- Сперва говорил, что не может найти подходящего места,- вздохнула Капитолина Аркадьевна.- Затем стал ссылаться на плохое здоровье. Сейчас отделывается шутками: «Работа - не волк, в лес не убежит». Представляете?

- У него нет родителей? Или они тяжело больные люди?

- Есть, есть, как же!-сделала страшные глаза Капитолина Аркадьевна. - Это такие здоровые люди, что они всех нас переживут… В колхозе работают. Отец - трактористом, мать - дояркой. Зарабатывают тысячи, и прислать сыну сотню-другую для них ничего не стоит… Жадные!

- Может быть, наоборот?

- Как это?

- Стоит ли тратить деньги на бездельника?

- Пожалуй, не стоит, - неожиданно согласилась Капитолина Аркадьевна. - Ах, как я сожалею, что тратила на него деньги, ах, как сожалею! Мне бы нужно сразу поставить его на место… Что он натворил?

- Не хочу опережать события, - сказал Сорокин. - Однако дело может закончиться скамьей подсудимых.

- Боже мой, боже мой! - воскликнула Капитолина Аркадьевна. - Вообще-то - очень романтично!.. Ах, почему мне не двадцать лет? Николас, я бы тоже рискнула…

- Вы ничего больше не можете сообщить мне? - поднялся Сорокин.

- Не знаю…. Наверно, я больше ничего не сообщу вам.

- Благодарю за беседу.

- Подождите. - Капитолина Аркадьевна встала, прошла в соседнюю комнату и через минуту вернулась оттуда с финским ножом.- Это его,- сказала она.- Может, понадобится вам.

- Да.

«Кажется, это тот самый нож, которым преступники угрожали таксистам. Если это так, то дело будет закончено в два-три дня. Никто из преступников не сможет уйти от наказания».

- Разрешите осмотреть комнату Геши?

- Пожалуйста, пожалуйста! Делайте, что хотите! Ах, как это романтично! Ах, как это романтично!

«Богато же ты обставила жилье племянничка», - покосился Сорокин на Капитолину Аркадьевну, когда они прошли в соседнюю комнату.

По-видимому, раньше это был кабинет профессора. У широкого венецианского окна возвышался массивный ореховый письменный стол. Всю стену занимал книжный шкаф, на котором распластал метровые крылья орел. Около письменного стола стояли два кресла. На одном валялись мужские брюки, рубашка, носки. Вдоль стены вытянулся диван, служивший, по всей вероятности, кроватью. Из-под него выглядывали запыленные туфли.

- Геша ужасно неряшливый, - сказала Капитолина Аркадьевна.- Ах, как я не люблю неряшливых мужчин! У меня холодеет все внутри, когда я вижу небритого! Геша по нескольку дней не бреется. Он так опускается временами! Ах, как он опускается временами!

- Действительно, это ужасно, - проговорил Сорокин, чтобы только поддержать разговор.

- Не подумайте, что у меня нет к нему родственных чувств. Просто я хочу, чтобы он ушел от меня. Вы понимаете? Хочу, чтобы его здесь не было. Я не могу больше видеть, как он веселится в доме со своими вертихвостками. Ах, как я разочарована в нем, Николас! Ах, как я разочарована! Это не выразить словами.

- Вы правы.

- Права, Николас, ах, как я права! В последнее время у него появились деньги. Это, наверное, как раз то, что вам надо. Вы не церемоньтесь с ним. Откуда, скажите, появились у него деньги? Я сойду с ума, если вы посадите его в тюрьму, говорю вам прямо. Если виновен, конечно, пусть посидит. Может, образумится… Вы уже уходите? Я сейчас приготовлю кофе.

- Спасибо. Я спешу.

- Ну что вы, Николас, побудьте еще немного. Я так давно не разговаривала с настоящим мужчиной. Ах, как давно я не разговаривала с настоящим мужчиной. Может, выпьете рюмочку рома?

- Нет-нет… До свидания.

- До свидания… Ах, эта служба! Я ненавижу службу! Мой покойный профессор день и ночь был на службе… Забудьте о делах, отдохните. У меня есть отличнейший ром. Честное слово.