- С Кондратом Тихоновичем?-уточнил Сорокин,-Было такое дело.
- Что же он пел вам? Жаловался на порядки? Возможно, на беспорядки?
- Беспорядки и без жалоб видны.
- Какие же беспорядки вы заметили? - насторожился начальник цеха.
- Какие? Думаю, вы лучше меня все знаете. Однако, если хотите, скажу. Мне, например, не понравилась грязь в цехе.
- Еще что?
- Готовые детали валяются на полу. Они должны быть на стеллажах.
- Еще?
- Рабочие места, как и ваш кабинет, между прочим, захламлены.
- Да-а-а, - нахмурился начальник цеха, - у вас, оказывается, критический глаз. Вы пришли, чтобы сосватать в дружину Бориса Цыбина, между тем сделали сто замечаний. Хочешь - не хочешь, исправляй недостатки.
- Рад, что помог,-улыбнулся Сорокин. - Давайте теперь продолжим сватовство. С кем дружит Цыбин?
- С кем? Пожалуйста. С Зибаровым, Григорьевым, Соколовым, Гришиным, Быховским, Гайнулиным, Закировым, Пулатовым.
- Пьет или не пьет?
- Кто же не пьет? Язвенники да сердечники. Я тоже пью.
- Пить можно по-разному.
- Не отрицаю… Цыбин на работе пьяным не бывает. В городе тоже не видел… Нет, вы удивительнейший человек,- покачал головой начальник цеха.- Все-то вам надо знать. Я полагал, дело милиции - бандитов ловить. Вас, видите ли, взволновали порядки в цехе… Ладно, ладно, не хмурьтесь, мы учтем пожелания. Берите Цыбина. Считаю, что он принесет пользу в дружине. Это принципиальный парень.
О «принципиальном парне» весьма недобро отозвалась несколько минут спустя фрезеровщица Анна Сергеевна Ткаченко.
- Если дружину создаете из пьяниц, то лучшей кандидатуры вам не найти, - сказала она.
- Вы его хорошо знаете?
- Уж больше некуда! Слышали пословицу: «С кем поведешься, от того и наберешься»? У него подозрительные друзья. Вечно торчат в пивных или по улицам шастают, пристают к прохожим.
- Они тоже на вашем заводе работают?
- Нет… Кажется, они вообще нигде не работают.
- Молодые?
- Как Цыбин. Одному, правда, лет сорок пять. Этот, наверно, за поводыря у них. Так все и стелются перед ним: «Иван Сергеич! Иван Сергеич!..» Тьфу, прости господи!- сплюнула в сердцах Анна Сергеевна. - Как только этаких людей земля-матушка держит?
Сорокин простился с женщиной, постоял немного на площадке перед цехом, взглянул на часы и вышел на улицу.
Темнело. Дул резкий, пронизывающий ветер. Мелкий острый дождь больно хлестал по разгоряченному лицу. Тучи проплывали так низко, что казалось, вот-вот коснутся заводских труб.
«Кто же ты, Борис Цыбин? Честный человек или преступник?- задумался Сорокин,- Почему о тебе по-разному отзываются люди? Кому верить: начальнику цеха или фрезеровщице?»
- Николай Аркадьевич, вам далеко?
Сорокин обернулся. Рядом, у кромки тротуара, стояла «Волга». За рулем сидел Михайлов.
- Здравствуйте, Яков Ильич!… Далеко. Не хотите ли вы подвезти меня?
- С удовольствием… Никого еще не нашли? - поинтересовался Михайлов, как только «Волга» тронулась с места.
- Пока, к сожалению, нет.
- Плохо.
- Найдем. Не беспокойтесь… Послушайте, Яков Ильич, не могли бы вы более подробно описать внешность девушки, которую ограбили при вас?
- Подробно? - переспросил Михайлов. - Ну что про нее скажешь? Девушка как девушка. Таких в нашем городе тысячи… Честное слово, Николай Аркадьевич, для меня они все выглядят одинаково. Молодые - значит красивые. Других примет не знаю. Правда, глаза у нее особенные. Будто в душу смотрят.
- В душу? - задумался Сорокин. - У Милы тоже глаза в душу смотрят…
- Что вы сказали?
- Так, ничего… Направо, пожалуйста. Сюда, сюда. Спасибо!
19 .
В комнате было чисто, уютно. Впереди, у стены, чернел старинный буфет. На окнах, в горшках, стояли цветы. Вверху, под самым потолком, висел зеленый матерчатый абажур. Он бросал на пол расплывчатый чуть шевелящийся круг теплого золотистого цвета.
Сорокин постоял немного у порога, дал возможность хозяйке лучше рассмотреть себя, затем представился:
- Виктор Иванов… Мне нужен Борис.
Женщина прошла в глубь комнаты, к дивану, оттуда еще? раз внимательно оглядела Сорокина, затем пригласила его сесть.
- Зачем тебе Борис?
- Это тайна, Валентина Дементьевна… Вас, кажется, так зовут?
- Так, - подтвердила женщина. - Ты садись, чего стоишь-то. В ногах, говорят, правды нет… Или торопишься?
- Тороплюсь, не тороплюсь - пока Бориса не увижу, не уйду. - Сорокин сел на диван, потрогал выступающие пружины.- Борис - рабочий человек, что же это он диван в порядок не приведет?
- Некогда ему.
- Некогда? - удивился Сорокин. - Не хочет. Лень завелась. Я это заметил. Ничего, перевоспитаем.
- Уже перевоспитали, - с грустью произнесла Валентина Дементьевна. - Так перевоспитали, что уж и некуда. Сам-то ты где работаешь? Вместе с ним, что ли?
- Нет. Я по другой части. Видите, какие у меня руки?
- Ну-ну!
- Где у вас книги? Может, разрешите покопаться? Неизвестно, сколько времени придется сидеть без дела: час или два…
- Книг у нас нету. Соседу отдала. Чего им зря пылиться. Посмотри альбом, если хочешь. Правда, в нем больше старые фотокарточки. Из той еще жизни.
- Та жизнь меня как раз и интересует, Валентина Дементьевна. В этой жизни мне все известно. Она, как говорится, шагает рядом со мной.
- Недалеко, поди, уйдет, если будет шагать рядом с тобой, - заметила Валентина Дементьевна.
Сорокин привстал, обиженный.
- Это почему так?
- Уже так.
- Вы думаете, что мы пропащие люди? Ничего путного не делаем? Ошибаетесь, Валентина Дементьевна. Мы с Борисом еще покажем себя. Не верите?
- Верю ежу, тебе погожу… Ладно, сиди. Я сейчас.
Валентина Дементьевна принесла из другой комнаты толстый коричневый альбом и положила перед Сорокиным. Он взял его, прикинул на руках, восхищенно прищелкнул языком.
- Килограмм пять, наверное, будет!
- Не вешала… Смотри. Я чайку приготовлю. Все быстрее время пройдет. Борис может задержаться.
- От чая, пожалуй, не откажусь. Неплохо было бы и по маленькой пропустить. Для знакомства, а?
Валентина Дементьевна ничего не сказала, только глянула опять внимательно на гостя и вышла.
Сорокин принялся листать альбом. В нем действительно были старые снимки. Портреты знакомых и родственников Валентины Дементьевны. Возможно, и ее собственная фотокарточка хранилась здесь, однако узнать Валентину Дементьевну было трудно. Во всяком случае, ни на одном снимке Сорокин не нашел сходства с живым оригиналом.
Листы медленно ложились на левую сторону. Сорокин внимательно вглядывался в каждого человека, искал тех, кто, по его мнению, мог участвовать п деле «таксистов». На последних листах пошли сверстники Бориса и, видимо, его знакомые. Одно лицо стало появляться все чаще и чаще. «Борис!»- решил Сорокин. Его удивило, что выражение лица Бориса постепенно менялось: сначала он улыбался, смотрел весело и уверенно, потом потускнел, перестал улыбаться, в глазах появилась грусть. Последние снимки изображали его мрачным и опустошенным.
Валентина Дементьевна внесла чайник, расставила чашки, наполнила их. Спросила Сорокина:
- Все посмотрел?
- Все.
- Себя не нашел?
- К сожалению!- развел руками Сорокин.- Я не люблю фотографироваться. Видите, какое у меня лицо: аппарат не выдержит.
- Лицо как лицо,- сказала Валентина Дементьевна. Она оглядела стол, зачем-то переставила с места на место две пустые тарелки, потом пригласила Сорокина. - Присаживайся. Побалуемся чайком да наливочкой. Глядишь, ты мне и признаешься, как матери, где вы по ночам с Борисом шатаетесь. По каким кафе да ресторанам.
- Я? По ночам? - Сорокин подошел к столу. - Неужели я похож на гуляку? Мы с Борисом великие трезвенники!
Валентина Дементьевна махнула рукой.
- Будет тебе воду в ступе толочь, не маленькая, вижу что к чему.
Сорокин уловил желание Валентины Дементьевны говорить о сыне откровенно и сделал первый шаг навстречу.