Наконец Андас смог ошеломленно подняться и тут же обнаружил новое отличие от тех способов передвижения, к которым привык. В корабле-роботе не было искусственного тяготения, и приходилось приноравливаться к невесомости. А это оказалось очередной пыткой.

Йолиос первым приспособился к ситуации, хотя признался, что и ему не приходилось испытывать ничего подобного. Труднее всего пришлось Тсивону, Грейсти и Элис. На корабле не было обычных медикаментов для таких случаев, не было и средств полетного сна — последнего убежища тех, кто не в состоянии терпеть физические неудобства.

Самым тяжелым оказалось однообразие. Элис и Тсивон по большей части оставались в своих койках. Остальные четверо по очереди занимали два оставшихся спальных места, хотя Грейсти при этом непрерывно жаловался, ворчал и всячески демонстрировал неуживчивость. Счет времени утратил смысл — на корабле невозможно отличить день от ночи. Конечно, оставался сон, но нельзя же постоянно спать, и Андас чувствовал, что ему все тяжелее.

Вечные жалобы Грейсти так его раздражали, что принцу приходилось собирать все свое самообладание, чтобы не ударить этого человека по зубам. Терпин после старта почти перестал говорить. Если у него была возможность лечь на койку, он спал, если не было — садился в одно из кресел пилотской рубки и сидел с закрытыми глазами. Андас подозревал, что Патрон просто не желает посвящать разношерстных спутников в свои мысли.

Оставался Йолиос, хотя саларикиец тоже порой погружался в глубокое молчание, и Андас уважал такие периоды. Но когда саларикиец был настроен поговорить, он с ядовитым юмором описывал их новое житье. Андас обнаружил, что чересчур много болтает, и стыдился этой болтливости: наследному принцу не пристало так себя вести. Ему никогда не казалось, что болтливость — его порок, но, кажется, он ошибался.

— А ты не думал о том, что могло произойти за время твоего отсутствия? — задал саларикиец очередной язвительный вопрос. — Конечно, если высчитанная нами разница во времени соответствует действительности.

Андас действительно думал об этом, хотя и без всякой охоты. Предположим, он просто исчез. Тогда наследником будет избран один из оставшихся принцев. Но что, если его заменил андроид? Ему придется доказывать подмену. Способ есть. Он оглянулся: они находились в рубке управления. Терпина и Грейсти не было. А он не мог представить себе, что член совета в состоянии успешно подслушивать. При малейшем движении он сопел так, что сразу выдавал себя. Терпин — другое дело. Андас чуть повернулся в кресле. Теперь он был уверен, что Патрон не сможет незаметно пробраться в рубку.

А вот с Йолиосом Андас нисколько не опасался откровенничать. У саларикийца не было связей с его империей, и чем больше принц узнавал его, тем больше ему нравился этот чужак. К тому же Андас, обсуждая с Йолиосом конкретные планы, снимал внутреннее напряжение.

— В Тройных Башнях есть много такого, о чем не подозревают даже живущие в них. Строения уходят далеко от первоначальных башен — словно бросаешь камень в пруд и смотришь, как расходятся круги. Только этими кругами служат стены, павильоны, сады, залы, приемные — великое множество. Я уверен, никто не знает всего этого. Даже для императора там найдутся сюрпризы. Некоторые части не использовались на протяжении поколений. В прошлом творились злые дела, и часть сооружений оставалась заброшенной, потому что с ними связывали слухи об убийствах и гораздо худшем: ведь королевские кланы десятилетиями воевали друг с другом. Некоторые части нашей истории сознательно замалчивались или искажались, и теперь невозможно установить истину.

Но фрагменты истины восстанавливаются. У нас наследование не передается от отца к сыну, как в некоторых монархиях, что гораздо проще и непосредственней. Первым наследником становится сын сестры императора — конечно, если ее брак был заключен в определенном кругу лиц королевской крови. Но у сестры нынешнего императора сыновей нет, так что выбирать приходится из второй очереди наследников. Обязанность императора — в должное время избрать наследника и в присутствии семейств из числа Ста Имен короновать его в качестве тронного принца. После этого всякие возражения и споры считаются изменой.

Я один из троих — из четверых, если считать и Айнеки, хотя его линия родства — незаконная. Все удивились, когда Акрама, держатель света, вызвал меня. Император долго выжидал, прежде чем объявить имя своего наследника. На него оказывали давление, убеждая сделать выбор, — особенно после того, как Айнеки возглавил силы мятежников. Три года назад под именем Айнеки произошло восстание на Бенине. Потребовалось четыре полка императорской гвардии, чтобы его подавить. Айнеки заявил, что ничего об этом мятеже не слышал, и никто, даже Глаза и Уши, не смог доказать его виновность.

Если я просто исчез, принцем империи теперь, возможно, стал Джессар — или Йоур. Вот что я должен узнать, прежде чем объявить о своем возвращении. А значит, мне придется воспользоваться тайными ходами.

— Тайными ходами? Ты их знаешь?

— Да — по счастливой случайности. Словно судьба готовила меня к тому, что случится. Отец был затворником. Вскоре после моего рождения, через два года после женитьбы на двоюродной сестре, принцессе Аннете, дочери предыдущего императора, его ранило при взрыве его личного флиттера. Он из тех немногих, кто не переносит трансплантацию пластаплоти, а его лицо было сильно изуродовано. Мать, тогда совсем юная, принимала свой брак как безрадостную обязанность. К тому же она не выносила физического уродства окружающих. Понимая это, отец передал ей все свои почетные обязанности, а сам удалился в полузабытую часть дворца, одну из тех, о которых я упоминал.

Единственной радостью в его жизни стала история. Сначала история империи, затем Тройных Башен и интриг и тайн королевских кланов. Положение его, второго сына императора, было прочным, и ему никто не мешал.

В сущности, с годами его почти забыли. У него был свой небольшой двор, не связанный с жизнью Тройных Башен. Я жил в этом одиночестве, окруженный няньками, а потом и учителями, которых подбирал отец, пока не достиг возраста боевых тренировок. И никогда не видел отца без маски, созданной одним из придворных художников. Маска напоминала его прежнее, красивое, лицо. Но я знал отца лучше всех... насколько он позволял мне проникать в его внутренний мир.

Он учил меня многому, в том числе и посвящал во вновь открытые дворцовые тайны. В стенах есть тайные ходы, есть потайные отверстия, через которые можно подглядывать, есть даже тайные двери, ведущие туда, где хранится оружие прошлого или сокровища. Отец заставил меня запомнить каждое его новое открытие. Не знаю, как возникла его страсть к столь необычным исследованиям, но он был уверен, что эти знания могут быть полезны. В конечном счете они и привели его к смерти.

Андас больше не замечал лица саларикийца, не видел его внимательных блестящих глаз. Перед ним была мысленная картина, милосердно затушеванная временем, но он ее никогда не забудет.

— Каким образом? — спросил Йолиос. — Или ты не хочешь говорить об этом?

— Когда-то не мог. Об этом знал только я и еще Хамнаки, личный слуга отца. Мы... я приехал в отпуск с военной подготовки, но отца не было целый день. Наконец мы взяли факелы и пошли отыскивать его в потайных коридорах. И нашли во вновь открытой части. Это крыло дворца строил очень подозрительный человек, и в ней были размещены ловушки. Оставалось только надеяться, что отец умер сразу. Мы вытащили его и сообщили всем, что он умер от лихорадки. Поскольку его уже позабыли и всем было все равно, вопросов не задавали. Отца похоронили с почестями, соответствующими его положению, и вырезали его имя в храме. Знаешь, пока я не увидел эту надпись собственными глазами, я даже не знал, что он имеет право носить два плюмажа. Эту награду он завоевал, отбивая вторжение пиратов с Дарфура, но мне никто об этом не говорил.

Однако он дал мне — и был прав, предполагая, что это мне пригодится, — знание потайных путей. Мне бы только добраться до Иньянги, пусть даже до самой внешней стены Тройных Башен, и я сумею узнать, что случилось.