Несколько секунд тишины и ответ:

Согласны.

Дискан открыл глаза и посмотрел на небо. Он все еще находился под влиянием сна. Ожидал увидеть цвета зданий, ощутить мягкость воздуха, как тогда, когда шел по залитым водой улицам, а не этот холод и суровое небо. Затем сон рассеялся, превратился в пустоту, и он сел.

Огонь продолжал гореть, и рядом лежало еще несколько веток, но животные, вместе с ним гревшиеся у костра, исчезли, даже раненое. Он сидит один, глядя на темные руины.

 — Кскотал, — произнес он вслух. Это Кскотал, вернее, то, во что превратился Кскотал за многие столетия под действием поднимающейся грязи и воды. Где-то в сердце города находится то, что он должен найти. Он подошел к краю платформы и посмотрел на замерзшее болото. Между рядами зданий поверхность разрывают пятна тускло-синего цвета, предупреждая о грязевых ямах. Нелегкая дорога, но он должен по ней пройти.

Дискан поел, проверил шокер, поднял мешок с припасами и дубину-копье. И спустился с платформы на уровень города.

Послышался резкий крик: птицы кружили над гнездами на крыше ближайшего здания. Птицы черно-белые, с удивительно контрастными цветами. Они летели перед ним, издавая резкие крики, словно поднимая тревогу в молчаливом городе: чужак идет, чтобы потревожить зачарованный сон.

Дискан выбирал дорогу осторожно. Его проводником на каждом шагу служила увядшая и замерзшая растительность, иногда камни и плиты, сдвинувшиеся со своей основы. Но если во сне им владело чувство радостного возбуждения, сейчас он шел в облаке тревоги и со смутным ощущением потери.

Он видел двери, ведущие в темные внутренности зданий. Но у него не было никакого желания в них входить. На стенах слабые, почти стершиеся следы рельефных изображений, которые он помнил, и много других непонятных линий; возможно, это руны, которые он так хотел прочесть.

Братья-в-меху — те самые животные, что кувыркались вокруг него в другой прогулке по Кскоталу, — Дискан ожидал их увидеть. Но не увидел ни отпечатка лапы, ни мелькнувшего темного тела. Однажды он оглянулся, посмотрел на береговую линию, обозначенную столбами, которые теперь уже далеко позади. Затем улица повернула направо, и здание скрыло столбы из виду.

Движение замедляли большие лужи, подернутые льдом: приходилось их обходить. К счастью, на этой улице оказалось мало участков синей грязи, и оба раза, когда он с ними сталкивался, сбоку находилось место для прохода. Дискан остановился у рухнувшей стены, подобрал немного снега, чтобы утолить жажду, и здесь увидел первое указание на то, что в ужасной пустыне кто-то побывал до него.

Здесь на краю лужи лед был проломлен, и на грязи виднелись отпечатки, теперь замерзшие и твердые, как железо. Дискан пригнулся к ним.

— Сапоги! — Он произнес это вслух и вздрогнул, услышав гулкое эхо. Но это действительно следы сапог, а за ними еще один отпечаток: как будто кто-то тут упал и поднимался, опираясь руками. Отпечаток руки — пять пальцев отчетливо видны в грязи. Но рука маленькая — Дискан приложил для сравнения собственную. Отпечаток руки, и следы сапог, и шокер, который он нашел. До него здесь проходил какой-то инопланетник. И судя по размеру руки — маленький инопланетник.

Дискан пошел быстрей. Одинокий человек, заблудившийся, обезоруженный. Его нечего бояться, и, возможно, он не будет больше одинок в этом пустынном месте. Может быть, крик привлечет внимание незнакомца. Но Дискан не решался крикнуть. Не хотелось вызывать мрачное эхо. Такой крик может оказаться концом окружающего спокойствия.

Но почему он так подумал? Конец спокойствия — как закончился мир Кскотала? Во сне он видел этот город в расцвете и силе — теперь же он мертв, и видно, что мертв очень давно. Между «тогда» и «теперь» прошли сотни, может, тысячи лет. Но братья-в-меху существовали тогда, и они определенно были с ним сейчас — если, конечно, это тоже не иллюзия.

Дискан вздрогнул. В чем он может быть уверен? Никогда раньше не приходилось ему смотреть на окружающее и гадать, что реально, а что нет, потому что он слишком хорошо осознавал реальность, и для него реальность всегда была полна принуждения и отвержения. Ваанчард был реален, Найборг тоже, да и правительственный приют — тоже реальность. Но здесь реальное и нереальное переплетаются. Он может топнуть по замерзшей грязи, чувствовать всем телом этот толчок, тем самым подтверждая истинность того, что стоит на земле. Но прошлой ночью он так же был уверен в мягкой воде вокруг себя — на этих же улицах.

А с мохнатыми он ходил и в реальности и в нереальности, так как же ему быть уверенным, что вокруг него сейчас? Может быть, сейчас он тоже видит сон; может, Дискан Фентресс сейчас лежит в утонувшем в грязи корабле. Он решительно отбросил эти мысли. Нет — второй раз топнул по замерзшей земле. Это реальность! Это происходит сейчас, и это реально. И, судя по следам, кто-то из его племени до него уже обнаружил реальность всего этого.

Он снова пошел по улице, которая шла теперь не прямо, а поворачивала. И по пути постоянно искал следы того, кто прошел до него. Размеры города начали производить на него впечатление. Он быстро идет уже много времени, а улица все уходит от него вдаль с одной только переменой: здания становятся все выше. Когда он вошел в город, они были двухэтажными, теперь вдвое выше, и заметно меньше разрушенных стен. А впереди он видит еще более высокие сооружения. Синие пятна грязи исчезли, гуще стали заросли жесткой растительности. Время от времени Дискан видел черных и белых птиц, сидящих в окнах домов. Они вопросительно смотрели на него. Должно быть, решили, что он не опасен, потому что больше не издавали свое хриплое предупреждение.

Однако то, что птицы ведут себя так тихо, действовало ему на нервы. Если бы они иногда не взлетали, не скользили над своими насестами, их можно было бы принять за менее обветрившиеся рельефные изображения — украшения мертвого города. Дискан время от времени смотрел на них. Они не проявляли страха, скорее выглядели любопытствующими, будто уверены, что то, что произойдет, их не затронет.

Но что произойдет? Ожидание — часть всего этого, причем напряженность этого ожидания усиливается, заставляя его сделать что-то, быть где-то.

День тусклый и облачный, хотя снег больше не идет. Может, солнце сделало бы этот каньон между зданиями менее мрачным. Дискан специально остановился, опустил мешок с припасами и с ощущением вызова сел на ступеньки, ведущие к одной из дверей. Он неторопливо поел, как можно дольше растягивая этот процесс. За день картина Кскотала из сна поблекла, как будто он стер ее этими древними камнями. И, глядя вокруг себя, он удивлялся, как мог поверить, что этот город когда-то был живым.

Кто и когда жил здесь? Тени, которые оставались тенями без определенных очертаний? Город мог и во сне быть таким же мертвым или по крайней мере необитаемым, если не считать братьев-в-меху.

Звук, вызвавший эхо. Рука Дискана легла на шокер, но он не извлек оружие. Хромая лапа уронила камень, объявив о появлении того, кто сражался с ним в проходе.

Животное смотрело на Дискана. Тот пожал плечами и подобрал свой мешок. Нет смысла сопротивляться этому призыву, который становится все настоятельней. Он пошел, и сон словно ожил: рядом с ним, хромая, шел брат-в-меху. Были и другие. Дискану не нужно было их видеть. Ощущение их присутствия так осязаемо, словно он мог рукой коснуться их меха.

Все дальше и дальше, здания постоянно становятся выше. Город, размышлял Дискан, чем-то похож на пирамиду. Странно, что он этого не заметил, когда впервые с вершины хребта разглядывал руины. Теперь он мог насчитать больше десяти этажей, прежде чем виднелась обвалившаяся крыша. А впереди еще более высокие дома.

Оно там — место, которого он стремился достичь во сне! Он не мог сказать, почему он в этом уверен, но — уверен. Они вышли на открытое место — площадь? — или, вернее, оказались в круге, от которого, как спицы колеса от втулки, расходятся улицы. В центре круга здание, не похожее на остальные, оно тоже круглое, и его окружает лестница, ведущая к крытой аркаде. Дискан пересек площадь и начал подниматься по лестнице.