— Да, по-другому. — Еле слышный шепот Шары снова оторвал его от мыслей о ней. Но она не стала распространяться и пояснять свое признание.

Избранница императора — его жена, хотя и не императрица, потому что не коронована публично. Он взял в жены представительницу своих сторонников, такую, от которой нельзя отказаться.

Эта мысль тревожила Андаса. Одинокая жизнь отца, которую он разделял, лишила его женского общества. У них не было даже служанок. А когда Андаса призвали ко двору, он вскоре отправился в Пав, учиться воинскому искусству, и это тоже был мир без женщин. Когда он вернулся, при дворе было достаточно женщин, готовых бросить ему свой цветочный венок. Но он был слишком стеснителен, слишком неловко чувствовал себя с ними, чтобы отвечать на их приглашения. Не вступил он и в официальный брак, а потом однажды ночью лег в свою постель — и проснулся в тюрьме на другой планете.

С тех пор была только Элис, которую он жалел, руководствуясь собственными страхами и чувствами, — лишь для того, чтобы узнать: она ему более чужда, чем даже мохнатый саларикиец. Еще он видел принцессу Абену (Андас сухо улыбнулся, вспомнив об этой встрече). Предположительно, Абена — его дочь. И вот теперь эта женщина, хрупкая, но выносливая, в потрепанной одежде, утверждает, будто она избранница другого Андаса. И считает, что он должен поддерживать с ней такие же отношения? Но насколько близкие?

Он не испытывает к ней никаких чувств, только нечто вроде приводящей в смущение жалости, — приводящей в смущение, потому что она часть той новой жизни, которой он для себя не просил. Может быть, недостаток чувств свидетельствует о том, что он андроид? В нем вспыхнул старый страх. Если бы только больше знать об андроидах! Их запретили так давно, что он знает о них только по слухам. Но можно ли создать андроида, настолько похожего на человека, что он мог бы обмануть вра- чей и даже зачать детей? Если мнимый император на самом деле не мнимый — значит, андроид он, Андас!

— Тебя донимают тревожные мысли. — Он встал на ноги, но Шара лишь села на ложе из листьев. — Я не требую от тебя больше, чем ты можешь дать, но перед другими мы должны играть свою роль, чтобы сохранить тайну. И ради него я пойду на это! — Озабоченность в ее голосе стала предупреждением.

— Перед другими я тоже буду играть свою роль — как сумею. А сумею лучше, если ты расскажешь мне больше.

Шара кивнула.

— Самое подходящее время для такого разговора. Мы здесь одни. Даже мохнатый, которого ты называешь другом, ушел с охотниками. Бродяги мертвы, и есть шанс хорошо поохотиться. А любую возможность добыть еду следует использовать.

Штаб твоих сил расположен в Месте Красной Воды. У тебя сейчас четыре главных военачальника. Первый — Квайн Мейкнаген. Он самый старший и когда-то был губернатором Севера. Он высокий, сутуловатый, и у него привычка вот так тянуть себя за нижнюю губу, — она показала, — когда он глубоко задумается или попадет в затруднительное положение. Он думает не слишком быстро, но, приняв решение, доводит дело до конца.

Второй — Патопир Ишан. Он моложе, воин доблестный, но безрассудный, и его иногда приходится сдерживать. Он прихрамывает из-за старой раны, но умеет красиво говорить и пленяет женщин так, словно у него на шее любовный амулет. Он красив и часто смеется, но весьма проницателен. Только безрассудные порывы мешают ему стать подлинно великим.

Третий военачальник — госпожа Бахия Баноки.

— Женщина!

— Именно! — произнесла Шара укоризненно. — Когда ее супруг пал в битве при Наймарре, она возглавила его войско и прекратила отступление. Она очень умна, проницательна и опытна, средних лет, у нее было на твоей службе четыре сына. Из них только один остался в живых.

А четвертый и последний из твоих военачальников, мой повелитель, — некая Шара. С тех пор как мы вырвались из огненного кольца в Торту, я возглавила свой род, а мой старший брат прикрывал отступление.

С этими четырьмя ты будешь иметь дело чаще всего, но тебе надо знать и о других. — Она продолжала терпеливо рассказывать, а он старался запомнить подробности относительно множества мужчин и нескольких женщин, с которыми ему предстояло встретиться, чтобы приветствовать их как старых товарищей по оружию.

Андас обнаружил, что эта наука дается ему легче, чем он ожидал. Но удивился, когда Шара вдруг замолчала, понурила голову и посмотрела на свои руки.

— Есть еще один. — Ее нежелание говорить было таким явным, словно ее принуждали. — Это верховный жрец Келемейк.

— Келемейк! — Андас удивился, но в следующее мгновение подумал: а чему тут удивляться? Если у него, Андаса, есть здесь двойник, то почему их не может быть у других, кого он знает? То, что в рассказе Шары он не встретил ни одного знакомого имени, ничего не значит. Здесь произошли большие перемены. Люди, которые в обычных условиях никогда не привлекли бы внимания императора, теперь вступают с ним в прямой контакт.

— Ты говоришь так, словно знаешь его...

— В моем мире тоже есть Келемейк, хотя там он не верховный жрец. Он был придворным историком и какое-то время учил меня.

Она сразу поняла то, о чем Андас догадывался.

— Если есть двойник Андаса, то может быть и двойник Ке-лемейка. Каким человеком был тот, кого ты знал? — Сейчас, когда они остались одни, она говорила с Андасом как с равным, без той почтительности, какую демонстрировала в обществе других. И ее прямота смущала его еще сильнее.

— Это был нелегкий человек: очень ученый, он не интересовался ничем, кроме своей работы. Он сторонился двора, пропадал в архивах. В конце концов император, мой дед, назначил его хранителем архивов. Он не был религиозен, но знал о религии больше многих жрецов, и так же очень много знал обо всем остальном. Но несмотря на все это, он не был магом — никогда не обучался этому искусству. Но, думаю, это больше прочего соответствовало его темпераменту.

— Знание форм религии и всего того, что связано более с прошлым, чем с настоящим? Это можно сказать и о нашем Келемейке. Этот человек твердой рукой правит храмовым братством, и у него множество сторонников. Но мне он не по душе. И Андас тоже не хотел вводить его в свой ближний круг. Думаю, это его обижало, хотя Келемейк ничего не говорил. Но его окружение пыталось переубедить Андаса. Мой повелитель отвечал, что чувствует в этом человеке изъян, который не может назвать. Позволь тебе сказать, что есть несколько мужчин — и женщин, — которым при необходимости я могла бы рассказать о нашем обмане. Но Келемейк будет последним из них. Осторожнее с ним — не могу объяснить почему. В такой жизни, как наша, тени хуже реальности, потому что реальности можно противостоять, с ней можно бороться, а тени ускользают, чтобы вернуться, и ждут, когда храбрость покинет нас, а здравый смысл обманет в минуту нужды и отчаяния.

— Я предупрежден. Никогда еще у императора не было больше оснований опираться на свою избранницу, — сказал он намеренно, ибо его вновь тронула внутренняя сила Шары, то, что она смогла готовить другого человека к тому, чтобы он занял место того, кого она любила. В том, что она любила того Андаса, хотя держала эту любовь в себе, не открывая своих чувств, он не сомневался.

— Не только я избранница, но и ты, — негромко сказала он.

Он протянул руку.

— Поэтому давай обручимся заново.

Когда они начали этот разговор, Андас меньше всего думал о том, чтобы предложить ей руку. Однако это произошло легко и естественно, хотя он не сомневался, что между ними только дружеские отношения. Но и такой дружбы в прошлом он никогда не знал.

— Принц! — окликнул его с нижнего уровня Йолиос.

Андас отступил от девушки и посмотрел вниз. Саларикиец улыбнулся ему.

— Охота хороша — настолько, что твоим лесовикам нужна помощь. Они просят нас сходить к перевалу с просьбой выслать транспорт, потому что это мясо должно как можно скорее попасть в коптильни. А ты — в свой штаб.

Они пошли по тропе, ведущей из леса; теперь, когда она хотя бы временно очистилась от жуткого врага, здесь стало очень приятно. Вышли они в полдень, но идти было легко, и к перевалу они подошли еще до заката.