Столь странное положение, не имеющее, пожалуй, аналогии ни в какой другой стране, становится совершенно понятным, если принять во внимание исторические условия, в которых произошло германское завоевание, и если учесть состояние страны в это время. Салические франки V века не обрушились на Нидерланды подобно потоку, сносящему все на своем пути. С того момента, как Римская империя разрешила им обосноваться в Токсандрии, с того момента, как их многовековые усилия утвердиться на левом берегу Рейна увенчались успехом, они надолго прекратили борьбу с римскими армиями и принялись возделывать землю своего нового отечества. Эта задача облегчалась для них тем, что, так как коренное население покинуло эти опустошенные в результате непрекращавшихся войн области, то первые поселения новых пришельцев были основаны на полупустынных равнинах. Позднее, когда отозвание в Италию северных легионов открыло им дорогу в Бельгию, они двинулись вглубь страны по долинам рек Лис и Шельды и окончательно завладели Фландрией и значительной частью Брабанта. По-видимому, все это произошло мирно, без необходимости браться за оружие. По пустынным пастбищам менапиев франки продвигались вперед, не встречая сопротивления. Попадавшихся им очень немногочисленных белго-римских крестьян, задержавшихся в этой открытой, издавна подвергавшейся нашествиям местности, они убивали или обращали в рабство. За завоеванием следовало заселение новых земель. В названиях ряда фламандских деревень сохранилось на протяжении веков слегка измененное суффиксом ghem (heim, hem) родовое имя воина, некогда осевшего здесь вместе со своей семьей.
Заселение северной Бельгии франками не связано с именем какого-нибудь исторического лица, так как оно было делом целого народа, действовавшего без заранее составленного плана, под влиянием естественного импульса, побуждавшего его выйти за пределы слишком тесных для него границ и расселиться по расстилавшимся перед ним пустым пространствам. Но когда авангард завоевателей, продолжая подвигаться по течению Шельды, дошел до окрестностей Турнэ, ему пришлось сражаться.
Солдаты Аэция, опираясь на линию римской дороги, препятствовали переходу через нее. К этому времени относится появление во главе салических франков Хлогиона — их первого короля, чье имя дошло до нас. Под его предводительством они между 431 и 451 гг. захватили области, расположенные к северу от Соммы, на востоке же завоевали Турнэ. Тем не менее они осели плотной массой лишь в районе Калэ и Булони, население которых, издавна подвергавшееся нападениям морских пиратов с побережья, должно было быть очень редким, и их язык надолго вытеснил латинский[44]. На юге же и на востоке, в долине Соммы, как и в окрестностях Камбрэ, Турнэ и Арраса, они смешались со старыми обитателями, которые были слишком многочисленны, чтобы быть изгнанными или поглощенными ими. К тому же в тот момент, когда франки подошли к римской дороге, они имели уже в длинах достаточно обширную заселенную территорию.
Отныне они продолжали свои завоевания уже не ради создания новых поселений. Эти завоевания приобретали теперь, скорее, политический характер: они были выгодны для короля, но не для народа. Правда, число салических франков, обосновавшихся в Генегау, Артуа и Амьенуа, все еще было очень значительно. Но созданные ими в романских областях германские островки обречены были на исчезновение. Рассеянные среди людей чуждой расы, находясь в непрерывном общении с более высокой культурой, эти форпосты в конце концов разделили судьбу бургундских и вестготских поселений на юге Галлии. Они могли бы сохранить в неприкосновенности свой национальный характер только в том случае, если бы им был обеспечен непрерывный приток все новых сил. Но поток франкского вторжения был приостановлен, и салические франки, рассеянные среди латинских народностей, вскоре смешались с ними.
Нетрудно объяснить, с другой стороны, почему расселение салических франков не распространилось дальше за нынешние границы разделения фламандского и валлонского языков в Бельгии.
Действительно, если в наши дни в области, простирающейся от Антверпена до Монса, нет никаких естественных препятствий для завоевателя, наступающего с севера, то совершенно не так обстояло дело в V веке. В это время вся северная часть Нидерландов покрыта была густым лесом, тянувшимся без всякого перерыва от берегов Шельды до сланцевых возвышенностей Арденн. Его называли «Угольным лесом»[45]. Именно эта «лесная стена» и удержала франков в долинах Кампина, Брабанта и Фландрии. Эти ровные и открытые земли были удобны для колонизации; новые поселенцы нашли почву, не требовавшую долгого и упорного труда по расчистке и подъему целины. Вторгнувшиеся завоеватели не сделали поэтому никаких попыток пробраться через лес: основная масса их поселений дошла лишь до его опушки. Салическая Правда, самый древний источник, сохранивший нам название «Угольного леса», считает его — и это очень показательно — границей расселения франкского народа[46].
По другую сторону этой границы, на полянах и в лесных долинах, утвердились романизованные белги, которые известны были у германцев под названием «Вала» (Wala) и которые являются непосредственными предками валлонов. Но как бы значительно ни было — до и во время нашествий — проникновение германцев и в эту лесную область, оно все же было недостаточным, чтобы внести очень глубокие изменения в характер или язык ее обитателей. Лес был таким же надежным прикрытием от завоевателей, какими служили в эту эпоху Альпы для ретийско-ромайского населения и для италиков кантона Тессин, или холмы Уэлса и Корнуэлса — для бриттов Англии.
Защищенные с северной и западной стороны «Угольным лесом», валлоны были прикрыты с востока еще более неприступным массивом Арденнских лесов. Рипуарии не расселились дальше равнин Газбенгау, а полчища аламанов, пройдя через пустоши Эйфеля, тоже встретили на своем пути заслон из лесов. В настоящее время от Арденнских лесов остались лишь жалкие остатки, а «Угольного леса» почти совершенно не существует. Однако путем изучения названий местностей удалось не только определить крайнюю границу, достигнутую на востоке колонизацией аламанов, а на юге — колонизацией франков, но в то же время установить размеры пространств, покрытых некогда огромными лесами, остановившими, наподобие мощной плотины, потоки завоевателей и сохранившими в окружении германцев самую северную из романских народностей. И поныне в современной Бельгии, по происшествии более чем 1400 лет, первоначальное положение не изменилось: фламандцы и валлоны продолжают жить по соседству друг с другом, занимая, почти те же места, которые были заняты их предками около середины V века.
И на северных равнинах естественные препятствия также отделили друг от друга территории, занятые завоевателями. Рипуарии, переправившись через Маас, остановились на краю Кампинских болот[47]1, к западу от которых начиналась страна салических франков. Последняя, в свою очередь, не простиралась до моря. Ее крайняя граница на западе определилась, по-видимому, невозделанной лесистой областью, которая от Сен-Николя до Туру пересекала Фландрию по диагонали; последние следы ее лесов исчезли лишь несколько лет тому назад[48]. Впрочем, лежавшая за этими лесами и болотами прибрежная область, наполовину залитая водой, и не могла соблазнять поселенцев. Основная масса салических франков обошла эти бесплодные земли, точно так же, как она обогнула «Угольный лес». Лишь очень немногие из них проникли в приморскую Фландрию, которая, до тех пор пока повышение почвы не сделало возможным начать здесь борьбу с морем, имела очень редкое население из явившихся сюда морским путем фризов и саксов, наложивших свой отпечаток на некоторые особенности языка, права и обычаев этой страны[49].
