Европейская торговля все больше устремляется в Фландрию, продолжает Пиренн. В Лилле, Ипре, Дуэ и других местах происходят большие ярмарки. Во Фландрии образуется слой местного профессионального купечества.
Посмотрим, как рисует А. Пиренн промышленное развитие Фландрии. Развитие промышленности следует за развитием торговли, говорит он: «Успехи торговли способствовали развитию промышленности. Производство шерстяных тканей, которым издавна занималось население побережья, возродилось с новой силой, и его изделия вскоре составили значительную часть торгового оборота Нидерландов. Редкой удачей было наличие во Фландрии местной промышленности к тому времени, когда она сделалась базой товаров, отправлявшихся из Италии, Франции, Германии в Англию. Ее сукна издавна фигурировали наряду с винами и пряностями в числе важнейших предметов экспорта».
Если вдуматься в смысл этой фразы, то станет ясно, что он противоречит исходным посылкам А. Пиренна. А. Пиренн резко подчеркивает примат торговли в истории экономического развития Бельгии. Приведенная же фраза содержит признание того, что промышленность, дифференцировавшаяся от земледелия, и, в частности, шерстоткацкое производство существовали в Нидерландах значительно раньше того времени, как Нидерланды стали ареной транзитной торговли. Благодаря последней стали экспортироваться нидерландские ткани. Торговля дала таким образом лишь толчок дальнейшему развитию нидерландского сукноделия, существовавшего до нее.
Отмеченные противоречия характерны для А. Пиренна. Он неоднократно выдвигает общие положения, которые в дальнейшем ходе его работы сильно видоизменяются или даже совершенно сходят на-нет, благодаря обстоятельному, и углубленному обследованию им конкретной стороны развития. «Первые городские поселения, — продолжает А. Пиренн, — были в полном смысле слова колониями купцов и ремесленников, и городские учреждения возникли среди пришлого населения, явившегося со всех концов и чуждого друг другу. Хотя эти пришельцы и являются предшественниками городского населения, однако они не были самыми старыми обитателями городов. Колонии купцов не создались на пустом месте. Наоборот, они возникали близ какого-нибудь монастыря, какого-либо замка или епископской резиденции. Новые пришельцы находили в тех местах, где они поселялись, более старое население, состоявшее из сервов, «министериалов», рыцарей и клириков. Так было, например, с Гентом, где новый город сложился под стенами графского замка, с Брюгге, который расположился близ крепости, включавшей церковь св. Донациана, с Камбрэ возникшим близ крепости, где находился замок епископа и монастырь св. Обера». Среди иммигрантов, говорит А. Пиренн, были свободные и несвободные, но в городе и несвободные приобретают свободу. Постепенно купеческая колония впитывает в себя старое население, жившее в крепости или в замке. Происходит слияние новых и старых элементов. Купеческое поселение окружается крепостными стенами и превращается в укрепленный городок. Уже на самых ранних стадиях развития такого поселения купечество объединяется в так называемую гильдию, целью которой была охрана интересов ее членов как в самом поселении, так я во время торговых странствий. Гильдия, с самого начала своего существования, выполняет ряд функций в управлении купеческого поселения. Таким образом рождается город.
Охарактеризованная схема происхождения города рисуется А. Пиренном на основе большого конкретного материала, что значительно облегчает ее критику. Если вдуматься в сущность приведенных им фактов и в их хронологическую последовательность, то на месте приведенной им схемы встает следующая реальная последовательность стадий городского развития.
В результате роста производительных сил происходит отделение ремесла от сельского хозяйства. Во Фландрии, где очень развито овцеводство и имеется в большом количестве шерсть, пригодная для выработки сукна, эта дифференциация происходит раньше, чем где бы то ни было на континенте Европы к северу от Альп. Возникают поселения ремесленников отличные от деревень. Где именно образуются они? Конечно, в тех местах, где существует регулярный спрос на произведения ремесленного труда и где, вместе с тем, население может в случае надобности пользоваться защитой близлежащей крепости — около епископских резиденций, монастырей, графских замков и крепостей. Но так как фландрское сукно рано становится предметом экспорта в другие страны, то ремесленники-сукноделы, заинтересованные в экспорте, образуют свои поселения не близ всякого монастыря или крепости, а лишь близ тех монастырей и крепостей, которые расположены на морском побережье или у судоходной реки. Первоначально ремесленник является вместе с тем продавцом своих изделий. Ремесленник и купец носят одно и то же название — mercator. Но экспортная торговля Фландрии содействует очень раннему отделению там особого местного слоя купечества от основа ного ремесленного населения новых городов (ср. Маркс и Энгельс, Немецкая идеология, изд. 1933 г., стр. 12). Таким образом создается ремесленно-купеческое поселение, для которого характерно соединение развитого ткачества с широкой экспортной торговлей.
Конкретно-исторический материал, приведенный Пиренном, подтверждает совершенно другую теорию. Примат торговли, выдвигаемый им, сменился приматом производства. Не торговля, а ремесло первоначально отделяется от сельского хозяйства, а от ремесла в процессе дальнейшей дифференциации труда отделяется торговля. Крепость, близ которой образуется город, также составляет необходимый элемент в его развитии[17].
Интересно отметить, что сам А. Пиренн, вопреки своим исходным теоретическим посылкам, неоднократно признает в предлагаемой книге доминирующую роль промышленности в экономической жизни фландрских городов. Так, в главе 4-й «Политические «социальные перемены, происшедшие под влиянием торговли и промышленности», мы читаем: «Как ни велико было значение торговли в Нидерландах с XIII в., но значение промышленности было здесь еще больше. Промышленность сообщила этой стране ее характерную физиономию и предоставила ей совершенно исключительное место в Европе. Нигде, даже в Италии, нельзя было встретить на столь малом пространстве такого множества крупных мануфактурных центров. От Дуэ до Сен-Трона на равнине, орошаемой притоками Шельды и Мааса, не было ни одного города, который бы не занимался суконной промышленностью. Бельгийские ткани не имели себе равных как по своей мягкости и тонкости, так и по красоте расцветки. Подобно современным лионским шелкам, они были тогда распространены по всей Европе».
Таким образом в процессе работы над обильным конкретным материалом А. Пиренн становится в противоречие с основными посылками своей же собственной теории.
Но не все моменты в истории бельгийского города освещены Пиренном так же обстоятельно и при помощи такого же богатого материала, как ранние стадии его. происхождения. По отношению к тем сторонам городского развития, на которые приводимые, им материалы бросают лишь скудный свет, мы лишены возможности произвести: соответствующий корректив. В таком положении оказывается читатель, знакомящийся с начальным периодом истории борьбы епископских городов Бельгии с их сеньерами. Соответственно своей общей концепции Пиренн подчеркивает, что руководящую роль в этой борьбе играло купечество. Он считает совершенно естественным, что «именно купцы стали во главе оппозиции против старого режима», ибо духовные сеньеры городов налагали особые стеснения на торговлю. В этом духе он освещает борьбу города Камбрэ с епископом, развернувшуюся в 70-х гонцах XI в. и приведшую к созданию первой, городской коммуны, упоминаемой в истории средневековых городов. «Инициал торами и руководителями движения были наиболее богатые купцы города, — читаем мы у него… Это была насильственная попытка заменить устаревший режим епископского управления новым порядком вещей, соответствовавшим новым социальным условиям. Общественное мнение было, несомненно, на стороне восставших. Бедняки и, в частности, ткачи, соответственно распропагандированные пламенными проповедями григорианского священника Рамирдуса, обвинявшего епископа в симонии, присоединились в ним». Эта первая коммуна Камбрэ была потоплена в крови. Но в начале XII в. коммуна была восстановлена. Хотя эта вторая коммуна просуществовала только 6 лет (с 1101 до 1107 гг.), но наступившая после свержения ее реставрация не была полной, и некоторые приобретения коммуны все же сохранились.
