После многолетней исследовательской работы, посвященной конкретной истории средневекового города, он пишет книгу, представляющую опыт синтеза истории города[14]. Среди многочисленных работ Пиренна имеется лишь одна, посвященная истории поместного строя Фландрии в средние века. Это «Полиптик и отчеты аббатства Сен-Трон в середине XIII в.»[15]. Отдав этой ранней работой дань исследованию аграрной истории, А. Пиренн перешел к тому, к чему его влекло всю жизнь, — к истории города.
Конечно, это увлечение не было случайностью. Сын и горячий патриот страны, в которой Города и промышленность развились раньше, чем в какой бы то ни было другой стране Западной Европы (исключая Италии), и в которой они достигли в средние века большого подъема, заслонив собой аграрное развитие, Пиренн, естественно, порывался мыслью к тому, что составляло базис экономической мощи и международной роли его родины в средние века. Ведь. Брюгге во второй половине XIV и первой половине XV в. и Антверпен начиная с конца XV в. были средоточием мировой торговли. Ведь в семнадцати нидерландских провинциях, в состав которых входили Фландрия и Брабант, поднялось в XVI в. революционное движение, приведшее к созданию в семи северных провинциях первой буржуазной республики в Европе.
Возникает вопрос: Что дал А. Пиренн, как историк города? Какой вклад внес он в историческую науку своими исследованиями в указанной области?
Для ответа на эти вопросы необходимо остановиться на общих концепциях Пиренна.
Невозможно быть историком средневекового города, не отдавая себе ясного отчета в том, когда началась эта история, к какому времени относится, происхождение города.
Пиренн разрешал эту проблему в тесной связи со своеобразной, им самим созданной, концепцией перехода от античности к средневековью.
А. Пиренн не стоит, подобно романистам я А. Дошпу, на точке зрения непрерывности социально-экономического развития Западной Европы. А. Пиренн не отрицает перелома между античностью и средневековьем, но перелом этот он помещает в противоположность германистам, относящим его к эпохе падения Западной римской империи, к значительно более позднему времени — к VIII в.
Жизнь античного мира, — говорит Пиренн, — развертывалась вокруг Средиземного моря, служившего связующей артерией между западными частями Римской империи и ее восточными провинциями. По этому морю происходило оживленное торговое движение между Западом и Востоком, через него переносились культурные влияния с Востока на Запад. Восток был «неизмеримо выше Запада не только благодаря превосходству своей цивилизации, но и благодаря гораздо более высокому уровню хозяйственной жизненной энергии». В III в. общественная жизнь и цивилизация Римской империи обнаруживают признаки упадка. Население уменьшается, податной гнет возрастает, германцы напирают на границы государства. Эти факты ни в коей мере не влияют на размеры торгового движения, развертывающегося по Средиземному морю между Западом и Востоком. Омертвение охватывает лишь внутренние области Римской империи, отдаленные от моря. Образование варварских государств на территории Западной римской империи не составляет переломного момента в развитии Европы. Германцы потому и тянутся к Средиземному морю, что оно является очагом экономической жизни и культуры. В меровингскую эпоху оно продолжает сохранять это значение. Торговля и города не исчезли с образованием германских государств. Большая часть городов в пределах бывшей Западной римской империи не только осталась, но и продолжала играть прежнюю роль, что объясняется сохранением морской торговли на Средиземном море в ее прежних размерах. Социально-экономическая и культурная жизнь Западной Европы существенно меняется лишь в связи» с появлением арабов в Северной Африке и особенно с момента создания халифата на Пиренейском полуострове.
Начиная с этого времени Средиземное море становится мусульманским внутренним морем, и широкая торговая и культурная связь между европейским Западом и Востоком порывается. Империя Карла Великого по существу отрезана от моря. Только теперь, в каролингскую эпоху, осуществляется, по мнению Пиренна, то состояние, которое буржуазные историки обычно относят к меровингской эпохе, а именно: франкское общество начинает покоиться на чисто аграрной основе. Таким образом, по мнению Пиренна, перелом между античностью и средневековьем наступает лишь в начале III в.
В XI в., под влиянием роста народонаселения, продолжает Пиренн, наступает поворот. Начинается в широких размерах распашка нови, и развертывается колонизационное движение. Норманны вытесняют из Южной Италии византийцев и мусульман и основывают там свое государство. Итальянские города предпринимают наступление на сарацин. — Венеция в сущности никогда не была оторвана от Леванта, благодаря непрекращающейся связи с Византией. Теперь поднимаются и другие итальянские города. Возрождается торговля, образуются два торговых центра в разных концах Европы: один на юге — Венеция и Южная Италия, другой, на севере — Фландрия. Весь христианский мир ополчается против Ислама. Это приводит к первому крестовому походу. — Отныне Средиземное море вновь открыто для мореплавателей Западной Европы; торговля расцветает вновь. «Она исчезла с момента закрытия внешних рынков. Она воскресает благодаря их восстановлению». Вместе с торговлей возрождаются и города. «Они следуют за ней (т. е. за торговлей) по пятам. Вначале они возникают лишь на берегу моря и вдоль рек. Затем, по мере того как торговля проникает все глубже, они возникают на перекрестных путях, связывающих между собой эти первоначальные центры торговой деятельности».
Такова в общих чертах концепция Пиренна по вопросу о переходе от античного мира к средневековью и о времени возникновения средневекового города. Она игнорирует глубочайшие процессы общественного развития Европы — разложение античного общества, революцию рабов и феодализационные процессы в государствах, основанных германскими племенами. Она игнорирует такие твердо установленные исторические факты, как — рост крупного землевладения и коммендация (отдача себя под защиту) свободных франков земельным магнатам в меровингскую эпоху. Концепция Пиренна упрощает сложность общественного развития Западной Европы, сводя переломные моменты ее истории в чисто внешним фактам — к захвату Средиземного моря арабами в начале VIII в. и к их вытеснению оттуда европейцами в XI в. Она преувеличивает творческую роль торговли. Она резко противоречит марксистской периодизации истории, относящей переход от античной формации к феодальной ко времени революции рабов, падения Западной римской империи и образования германских королевств.
Обратимся теперь во второй основной концепции А. Пиренна — к его теории происхождения средневекового города. Проблема происхождения города породила большую литературу в западноевропейской историографии. Существуют теории происхождения средневекового города из римских городов, из средневекового поместья (вотчинная теория) из гильдии, созданной частью населения для совместной защиты своих интересов, из аграрной марки, из свободной деревенской общины, из купеческой гильдии, из рынка, из крепости, из купеческого поселения[16].
А. Пиренн примыкает к последнему из перечисленных течений — он выводит город из купеческого поселения. Он пытается обосновать свою точку зрения на конкретном материале истории бельгийских городов. В главе «Происхождение городов» он пишет: «В то время как итальянские города, как, впрочем, и большинство французских и рейнских городов, были не чем иным, как воскресшими римскими городами, большинство бельгийских городов — это, так сказать, дети средневековья. Города Бельгии рождены торговлей». Здесь раньше, чем в других странах, расположенных к северу от Альп, можно было заметить признаки, предвещавшие широкое развитие торговой деятельности. Нидерланды призваны были сыграть в бассейне Северного моря ту же роль, что Венеция, Пиза и Генуя в средиземноморском бассейне. «Купцы, привозившие пряности из Италии или Прованса, судовщики, перевозившие по Мозелю и Рейну избыток продукции немецких виноградников, вынуждены были встречаться в Нидерландах… Бельгийские купцы добирались в конце X и в первой половине XI в. до берегов Прибалтики… По этим странам, служившим центром соприкосновения французской и немецкой культуры, непрерывно двигались караваны купцов… Постепенно, вдоль берегов их рек вновь появились пристани, места для выгрузки и зимние стоянки купцов; да Шельде это были — Валансьен, Камбрэ. и Гент; на Маасе — Гюи, Динан, Льеж и Маастрихт».
