Вместе с романизованным населением на севере Нидерландов в V веке исчезло также и христианство. Но если уход первого был окончательным, то отступление второго могло быть лишь кратковременным.

Крещение Хлодвига (496 г.) не вызвало немедленной христианизации франков. Если воины, сопровождавшие короля в Галлию, тотчас же последовали его примеру, то совсем не так обстояло дело с основной массой франков, поселившихся по другую сторону «Угольного леса». Церкви пришлось преодолеть здесь большие трудности, и она лишь очень медленно добивалась успехов. Правда, ей не пришлось преодолевать здесь сильного национального сопротивления. Ни из чего не видно, чтобы языческие боги нашли себе здесь рьяных защитников. Церковь не сумела, однако, воспользоваться столь благоприятными обстоятельствами. Она не в состоянии была энергично и решительно взяться за дело христианизации северных франков.

Действительно, вражеские нашествия совершенно разрушили в северной Галлии церковное устройство. Диоцезы, к моменту вторжения варваров находившиеся в процессе организации или только недавно возникшие, исчезли. Во всех областях, где обосновались завоеватели, христианские общины рассеялись, и отправление культа прекратилось. Словом, католицизм не пережил римских поселений, на базе которых он вырос и которые в своем крушении увлекли его за собой[50].

Процесс восстановления диоцезов севера был чрезвычайно мучителен. Проповедь Евангелия среди франков была начата не духовенством этих диоцезов, несомненно, полуварварским[51]. Оно было делом миссионеров, явившихся из Галлии и поддерживавшихся меровингской династией, заинтересованной — но вполне понятным соображениям — в распространении в своих северных владениях религии, ставшей со времени крещения Хлодвига, ее религией. Среди миссионеров выделялся пламенный и страстный св. Аманд. Этот аквитанский монах обладал душой и темпераментом апостола. Во время его паломничества в Рим ему, по его словам, явился св. Петр, приказавший ему посвятить себя проповеди Евангелия среди язычников севера. Он без колебаний повиновался. Он был возведен королем Хлотарем II в сан епископа и через короткое время, около 629 г., вместе с несколькими товарищами, обосновался при слиянии Шельды и реки Лис, как раз в самом месте, где позднее воздвигнут был город Гент. Здесь им было создано в честь св. Петра аббатство — первое католическое учреждение в стране салических франков[52]. Будучи более ревностным, чем осторожным, по своей природе, Аманд счел возможным приступить к обращению своей паствы. Но когда по его совету король предписал крещение в обязательном порядке, то народ восстал, и обескураженный неудачей Аманд покинул Фландрию, решив поискать на отдаленных берегах Дуная других душ для обращения в христианство. Однако ему предстояло впоследствии опять вернуться к франкам. В 664 году мы встречаем его епископом Тонгра. Но он лишен был, по-видимому, качеств, необходимых для управления диоцезом. По истечении трех лет, утомленный бездеятельностью и грубостью подчиненного ему варварского духовенства, он отказался от своих обязанностей и вновь одел свое монашеское облачение — единственную одежду, которая подходила для такого энтузиаста и идеалиста, как он. Возраст не ослабил его энергии. Как будто задавшись целью добиться чести проповедовать слово Божие среди самых различных народов, он отправился на склоне своих лет миссионером к баскам. В конце концов, после тщетных поисков венца мученика, он возвратился окончить свои дни в те самые северные страны, где когда-то началась его апостольская деятельность. Он умер в 672 г.[53] в Эльнонском монастыре, который был им построен в окрестностях Турнэ и носил с тех пор его имя.

Дело св. Аманда было продолжено двумя другими аквитанцами: в долине Шельды св. Элигием, которому Дагоберт I передал в 641 г. диоцез Нуайон-Турнэ, а в долине Мааса — св. Ремаклем (умер в сентябре 671 г.), призванным в 650 г. Сигебертом III для занятия епископской кафедры в Тонгре, Но дело это было завершено лишь в начале VIII века св. Ламбертом (умр ок. 705 г.) и св. Губертом (умер в 724 г.), которые обратили в христианство последних язычников Токсандрии, Брабанта и Арденн. Таким образом, для христианизации населения всей обширной области от устья Шельды до «Угольного леса» потребовалось больше двух веков. Это кажется тем более странным, что франки не были варварами-фанатиками, что их короли были давно католиками и что доступ в их страну был легок и безопасен.

Но обращение язычников, проводимое без общего плана, предоставленное индивидуальной инициативе, лишенное руководства и системы, могло происходить лишь крайне медленно. Местное духовенство не только не помогало миссионерам, но последние, по-видимому, с презрением отвергали всякую мысль о том, чтобы заставить их служить своей цели. Мы видели, что св. Аманд отказался от своих епископских обязанностей в Тонгре, и мы знаем, что несколько позднее св. Ремакль последовал его примеру.

Меровингские миссионеры не создали новых епископств среди франков Бельгии. Здесь не было ничего, похожего на то, что делалось среди германских народов по ту сторону Рейна, где наряду с обращением язычников происходило создание епископств на завоеванной для церкви территории. Здесь ограничивались прикредлением новых христиан к лежавшим по соседству епископским городам.

Церкви этих городов, разрушенные во время нашествий варваров, вскоре оправились. Уже в начале меровингской эпохи появились епископы в Маастрихте[54], Теруане, Турнэ[55] и Аррасе[56]. Разумеется, епископы влачили вначале очень слабо обеспеченное существование. Их власть не простиралась за пределы округи занимаемых ими городов, и в первое время даже само их местопребывание было далеко не постоянным. В VI веке аррасские епископы обосновались в Камбрэ, епископы из Турнэ — в Нуайоне[57], а в начале VIII века св. Губерт перенес епископскую резиденцию из Маастрихта в Льеж.

Дело реорганизации церкви на севере происходило под влиянием чисто римских идей. Не изгладилась еще память о тех переменах, когда административные границы Римской империи совпадали с церковными, и соответственно с этим в официальный титул епископов входили названия старых городов. Так, епископы Маастрихта-Льежа назывались episcopi Tugrorum, епископы же Теруаня — episcopi Morinorum, несмотря на то, что тунгры и морины уже перестали существовать к этому времени. Хотя эти названия и не соответствовали больше действительности, но они все же свидетельствовали о притязаниях их носителей на северные области. Поэтому, когда язычество было уничтожено по эту сторону «Угольного леса», епископы сочли совершенно естественным вернуть себе свои владения и восстановить свою епископскую власть на принадлежавших им в римские времена территориях.

Льежское епископство простиралось на севере от Мааса до Диля, епископство Камбрэ-Аррас — от этой последней реки до Шельды, епископство Нуайон-Турнэ — от Шельды и морского побережья до Звина, а долина Изера была прикреплена к Теруаню. Таким образом, церковь почти восстановила в колонизованной франками местности границы римских «civitates» тунгров, нервиев, менапиев и моринов. Первый из названных диоцезов был частью Кельнского

архиепископства; что же касается трех остальных, то они были подчинены Реймскому архиепископству. Территория Нидерландов делилась с этого времени вплоть до XVI века между двумя большими церковными провинциями, соответствовавшими прежним имперским провинциям «Второй Белгике» и «Нижней Германии». Обращенные варвары были распределены между теми же округами, которые Римская империя некогда создала для своих подданных кельтского происхождения. Вплоть до царствования Филиппа II географическое распределение церковных округов в Нидерландах оставалось в том же виде, как и в римские времена, и лишь в 1559 г. территории, приобретенные для христианской церкви в VII веке св. Амандом и св. Ремаклем, были изъяты из ведения епископских городов северной Галлии и образовали новые диоцезы.