— Берите за вторую. Нам ее не поднять, придется тащить.
Перевернув на спину, особо не церемонясь, мы потащили женщину к выходу, словно куль с мукой.
На площади, как оказалось, собралась куча народа. Стайка местных женщин, чирикающих на непонятном диалекте, тут же отогнала нас в сторону и принялась приводить пострадавшую в чувство. Хотя, надо сказать, я пострадал не меньше. Не считая напрочь испорченных брюк, зияющих прожженными дырами и подпалинами, а также нескольких ожогов, я не дослушал важное пророчество или предупреждение, не знаю, как правильно сказать.
За спиной послышался треск, и я ощутил такую волну жара, что почувствовал запах собственных паленых волос. Машинально отскочив на пару метров и обернувшись, увидел яростно пылающий огромный костер из тростника, который еще несколько минут назад был хижиной местной шаманки, колдуньи, или мамбы, как она сама себя называла.
Да, опоздай мы на пару секунд, однозначно бы накрыло. Умереть, скорее всего, не умерли бы, учитывая, что и народа кругом полно, и конструкция очень легкая, не придавило бы ничего, но без серьезных травм точно б не обошлось. Кстати, а как там виновник произошедшего?
Отвернувшись от костра, я посмотрел вокруг. Надо сказать, увиденное меня не обрадовало. На площадь вбежали несколько человек, вооруженные пожарными баграми и ведрами с водой и бросились к пожарищу. В паре метров от меня, на земле сидел тот самый тип, из-за которого все и случилось, с опаленными волосами, покрытый сажей и грязью. Эта картина была понятна. Неясно было другое — почему рядом, в пыли, зажимая окровавленный бок руками, валяется стонущий мужчина, судя по одежде — матрос. Почему Марисса стоит, прижавшись к стене дома, выставив перед собой нож, почему Донни весь в грязи и с разбитым лицом.
— Это ж я на десять минут всего отошел… — ничего умнее мне просто не пришло в голову.
— Твоему другу хватило, — раздраженно буркнул Теннисон и отошел к раненому. — Воды принесите, — крикнул он в пространство.
Надо сказать, толпа, хоть и собиралась довольно быстро, вроде не была агрессивно настроена, по крайней мере, пока. Убедившись, что на нее никто не собирается нападать, Марисса убрала нож. Причем я даже не заметил, как он пропал у нее из рук, но, посмотрев на длинные, почти прикрывающие кисти рукава, и вспомнив происшествие с Теннисоном в порту, я, кажется, понял, куда она его дела.
— Что тут произошло? — я посмотрел на Донни, который сейчас с недоуменным и растерянным видом ощупывал собственный, очевидно, сломанный нос.
Друг поднял глаза, явно не вполне понимая вопроса, потом снова, со странным видом, уставился на собственные окровавленные пальцы.
— Ничего, сейчас очнется, — Теннисон помог подняться стонущему раненому. — Леди, вы не могли бы помочь с перевязкой, раз уж заварили эту кашу?
— Я заварила? Да я вообще тут не при чем! — Марисса огрызнулась, но послушно принялась отрывать полосу ткани от нижней юбки.
Посмотрев на Донни, который все еще был не в себе, я потихоньку начал понимать, что произошло. Кстати, если я прав, то нам стоило валить с площади и побыстрее, пока не появились товарищи пострадавших. А они явно появятся, причем довольно скоро.
Мое внимание привлек невысокий белобрысый парень, в потрепанной грязно-белой блузе и потертых светлых штанах. Он явно старался оставаться незамеченным. И я бы не обратил на это никакого внимания, но уж слишком тщательно этот человек изображал полнейшее равнодушие к происходящему на площади. А уж если присмотреться внимательнее, то можно было заметить быстрые косые взгляды, бросаемые на всех участников представления, включая меня.
Вдруг, женщины, хлопотавшие над лежащей на траве владелицей погорелого театра, то есть шатра, расступились, и она резко села, открыв глаза. Первое, на что упал взгляд, было весело полыхающее пламя костра. Несколько секунд посмотрев на остатки своего жилища, женщина, не меняя выражения лица, сказала:
— Вот так происходит всегда, когда появляются белые люди — кровь, разрушения, огонь, боль.
— Простите, мне очень жаль, что так произошло…
— Друзья белого господина разрушили дом мамбы, но белый господин спас ее толстую шкуру от отметин, которые могло бы оставить пламя. Мамба сохранила свою красоту и благодарна белому господину.
Я подошел к женщине и вложил в ее руку пять золотых монет. Тут на эти деньги она смогла бы построить себе тростниковый дворец.
— О, белый господин еще и щедрый. Впрочем, он не отличается от остальных белых господ, думающих, что их грязные деньги помогут исправить сотворенное ими зло.
— Еще раз простите, — честно, мне было ужасно неудобно и стыдно. Оставалось только надеяться, что я сейчас не стоял красный, как рак.
— Белый господин еще и не понимает шуток, впрочем, как и все остальные белые люди. На эти деньги мамба сможет купить половину этого чертового городка, а этот сброд сделать своими рабами. Даже жаль, что папаша Легба никогда не позволит жить так, как любят белые.
Какой папаша ей не позволит? А, впрочем, какая разница, сейчас меня волновал совсем другой вопрос:
— Уважаемая мамба, нам помешали, и я не услышал всего, что вы хотели мне сказать. Можно нам продолжить или повторить?
— Нет. Мамба говорит с людьми один раз, если белый господин не услышал, что ему предназначено — это его судьба. А уж та, что с ним говорила, и вовсе приходила, не спрашивая на то разрешения, и ушла тоже по своей воле. Мамба ей не хозяйка.
— Так, уходим, быстро, — Теннисон закончил перевязывать раненого, который сейчас уже вполне уверенно стоял на собственных ногах, хоть и опирался на ближайшее дерево. — Забирайте его, леди, — он кивнул на Донни.
Марисса не стала возражать, подхватила Донни под руку. Вслед за уверенно и быстро шагающим наемником, мы покинули злополучную площадь. К счастью, никто не пытался нам препятствовать или преследовать.
Наемник повел нас совсем другой дорогой и, на этот раз, не пересекая района нищих лачуг местных жителей, мы каким-то образом вышли практически к гостинице. Очень интересно. Выходит, вести нас именно так, как мы сюда шли — не было никакой необходимости. На всякий случай, запомнив этот факт, я снова мысленно вернулся к словам, услышанным от негритянки. И, кстати, откуда она тут взялась? Явно же не местная…
Итак, что так говорила старуха? Что-то о внешнем, не всегда определяющим внутреннее. Что ж так размыто все, да еще и дослушать не дали…
Портье при виде нашей потрепанной команды окаменел лицом, но ключи от номеров выдал молча. К моменту, когда мы добрались до гостиницы, Донни уже вполне пришел в себя, и теперь зыркал на Теннисона с явной неприязнью. Нос его, между тем, синел и распухал прямо на глазах.
— Надо на место ставить, — равнодушно бросил наемник, кивнув в сторону Донни, который с явным огорчением рассматривал в зеркало пострадавшее лицо.
— Сможете? — подняла на него глаза Марисса.
— А чего тут мочь то, секундное дело.
— Что? — Донни отпрянул от подошедшего к нему Теннисона, — что это он собрался делать? Добить меня хочет?
— Слушайте, мистер. Вы, из-за своей глупости это затеяли, и еще неизвестно, чем могло закончиться. А за удар не обижайтесь, заработали. Так что теперь терпите!
Мужчина ухватился за многострадальный нос и, резко дернув, поставил его на место. Раздался громкий вопль, из глаз Донни хлынули слезы, кровь залила и так уже далеко не белую сорочку. Негромко ругаясь себе под нос, тот отправился в ванную умываться, Марисса же побежала добывать лед.
— Так это вы его стукнули? Что произошло то?
— То, чего и следует ожидать от таких наивных и прекраснодушных юнцов, когда речь заходит о женщинах, — наемник сплюнул прямо на ковер. — К леди пристал один из подгулявших матросов. Даже не то, чтобы пристал, скорее, выразил восхищение ее красотой.
Кажется, я начал понемногу понимать.
— Выразил восхищение? Очевидно, несколько грубовато?
— Это матросы, мистер Браун, они по-другому и не могут. Но ваш друг решил, что его даму оскорбили, и он решил вступиться за ее честь. Он ударил парня по лицу, а тот возьми, да и вытащи нож. А наш парнишка ухватился за револьвер. Вот тут-то я понял, что дело плохо, и надо вмешиваться серьезно. Ну и вырубил обоих. Одному, видите, нос случайно сломал, а второй в эту чертову хижину улетел. Как бы теперь мамаша Жозефа меня не прокляла…
