— София Лазаревна о нем не рассказывала?
— К сожалению, ни слова.
— По ее одежде не можете сказать, когда это сфотографировано?
Химич опять напряженно уставился на фотографию:
— В этом платье, поверьте старому портному, Соня уехала из дома в последний раз. Но она и раньше в нем ездила на дачу.
— Паспорт ее так и не нашли?
— Нет.
— София Лазаревна, кажется, была на курорте?..
Старик вернул Бирюкову фотоснимок:
— Да, последние годы у Сони шалило сердце, и врачи порекомендовали ей полечиться на юге. Максим достал путевку в Сочи. Вернулась она домой не в лучшем виде. Южные наши братья по разуму сошли с ума, и Соня с великим трудом от них вырвалась. Вы знаете, товарищ Бирюков, я поражаюсь тому, что у нас происходит. Как говорят в Одессе, туши свет! Теперь вся великая империя осталась с носом. Смотрю по телевизору выступления наших глубокочтимых парламентариев и думаю: «Раз вы такие умные, что ж вы такие бедные?» Соседский мальчик Женя приходит из детского садика и задает мне коварный вопрос: «Дедуля Лазер…» Он считает, что меня зовут именно так, потому что слышал слово «лазер». И вот хитрющий Женя спрашивает: «Дедуля Лазер, угадай, что было раньше — курица или яйцо?» Я говорю хитрецу: «Женя, раньше было все!..»
— Время не стоит на месте, Лазарь Симонович, — не давая Химичу слишком далеко уклониться от темы, сказал Бирюков.
— Правильно! — подхватил старик. — Все течет и изменяется. Неизменными остаются только высшая мудрость и низшая глупость. К сожалению, последняя у нас постоянно давит первую. Вижу, продают синих птиц. Спрашиваю: «Сколько стоит этот дохлый цыпленок?» Продавщица смотрит на меня, как вождь мирового пролетариата на буржуазию, и бурчит: «Пять десяток». Я хотел пошутить: «С каких это пор цыплят стали продавать десятками и почему так дорого, целых пять рублей, за воробьиные тушки?» Продавщица взорвалась страшнее чернобыльского реактора: «Полсотни — штука! Иди, дед, проспись!» А в спину еще добавила: «Идиот ненормальный». И вот я, будто пьяный, никак не могу проспаться. Хамство и шарлатанство ходят у нас в обнимку. Появились добрые и злые колдуны… — Химич, словно натолкнувшись на интересную мысль, внезапно смолк и, посмотрев Бирюкову в глаза, заговорил тише: — Можете мне верить или не верить, но недавно я заплатил пятьсот рублей ясновидящей гадалке, чтобы она указала мне, где находится Соня…
— И что услышали в ответ? — спросил Бирюков.
— Ясновидящая вконец заморочила старую голову. Разглядывая Сонину фотографию, гадалка загробным голосом провещала: «Эту женщину надо искать в лесу, под землей, в десяти шагах к северу от старых единоутробных березок-близнецов». Я, конечно, спросил: «Как единоутробницы выгладят?» Она в ответ: «Вот так». И показала два пальца… — Химич на правой руке растопырил указательный и средний пальцы, как обычно ликующие победители показывают латинскую букву «V», означающую на языке жестов слово «Виктория». — Если бы гадалка вложила между этими пальцами большой палец, я сразу бы сообразил, что это означает — фигу. Иными словами, плакали твои денежки, Лазарь. Но теперь моя голова в тумане. Где искать тот лес и единоутробные березки?..
— А кто эта гадалка?
— Весной она купила в Родниково дачу рядом с Сашей Донцовым. Женщина лет тридцати. Зовут Оксаной. О себе не рассказывает, но многие дачники считают ее ученицей телевизионного врачевателя Кашпировского. И я, старый дурак, клюнул на рекламную удочку. Вы можете в это поверить?
Бирюков улыбнулся:
— При желании, Лазарь Симонович, поверить можно во что угодно. Но лично я гадалкам, даже ясновидящим, не верю.
— Обычно бывает, что они на самом деле угадывают события.
— В том случае, если каким-то образом оказались свидетелями этих событий или хорошо о них проинформированы.
— Считаете, Оксана видела, как убили Соню, или ей кто-то об этом рассказал?
— Не считаю, но и не исключаю. Жизнь — величайшая выдумщица. Она закручивает такие сюжеты, что просто диву даешься.
— Да, да, — закивал лысой головой Химич. — Люди сплошь и рядом творят такие глупости, от которых сами приходят в ужас. Я благодарен вам за внимание, позволившее мне излить душу. Понимаю, что наговорил много лишнего, но, надеюсь, вы не осудите старика, который всю жизнь считал себя умным человеком, а теперь выглядит круглым дураком и задает извечные для России вопросы… Кто виноват? Что делать?..
— Пока ничего не делайте, — сказал Бирюков. — Для следствия, мягко говоря, не совсем приятно, когда свидетели проявляют бурную деятельность. В таких случаях, как правило, вместо пользы они приносят вред. Вы дали нам богатую информацию. На ее осмысление потребуется, может быть, не один день. Не ждите от нас скорого результата, но поверьте, что сидеть сложа руки мы не будем.
— Это же мне говорил в областном угрозыске товарищ Шахматов. Скажу вам по большому секрету, он выражает сомнение в правильности экспертизы, подтвердившей, будто письмо Максиму написала сама Соня.
— Мы переговорим с Шахматовым, все обсудим. К вам убедительная просьба: внимательно наблюдайте за событиями, но не вмешивайтесь в них.
— Считаете, эту загадку можно разгадать?
— Безусловно. Только не сразу и не вдруг… — Бирюков чуть помолчал. — Мне бы вот еще что хотелось узнать: не было ли в последнее время каких-то серьезных конфликтов у Софии Лазаревны с мужем?
Химич потер ладонью лысую макушку:
— Не могу говорить за их интимную жизнь — это очень щекотливая тема. Но, что касается внешних человеческих отношений, между ними была полная гармония. Соня понимала Максима с полуслова. Максим отвечал ей тем же.
— Где он сейчас?
— В Лондоне.
— Давно там?
— Улетел второго июля. Скоро должен вернуться.
— Мне очень бы хотелось с ним побеседовать.
— Я передам Максиму ваше желание.
— Не надо, Лазарь Симонович. Мы сами с ним договоримся, когда лучше встретиться.
— Опасаетесь моего посредничества?
— Любое посредничество в следственной работе может быть превратно истолковано. Если понадобится ваша помощь, мы вас попросим. Согласны?
— И вы об этом еще спрашиваете…
Химич со старческой натугой встал со стула. Попрощавшись, низко поклонился и тихо пошел к двери. Когда он вышел из кабинета, Бирюков посмотрел на понурых Лимакина и Голубева:
— Что носы повесили?
— Надо срочно встречаться с Максимом Вольфовичем Виноградовым, — решительно сказал Слава.
Антон улыбнулся:
— С удовольствием командировал бы тебя в Лондон, но годового бюджета нашей прокуратуры не хватит на оплату билета в один конец.
— Займем у Галактионовой доллары, — поддержал шутку Лимакин. — Чтобы после не отдавать долг, подберем Юлии Николаевне статью с конфискацией имущества.
— Ну, а если серьезно, что думаете? — спросил Бирюков. — Как одесский портной?..
Лимакин пожал плечами:
— Колоритный «дедуля Лазер». Чувствуется, не дурак.
— Настырный дед, — добавил Голубев. — Такой начатое дело на половине не бросит. Раз у тебя, Игнатьич, нет денег на загранкомандировку, завтра же утром покачу электричкой в Родниково к ясновидящей ученице Кашпировского.
— А пятьсот рублей у тебя есть? — усмехнулся Лимакин.
— Займу у Галактионовой, — тоже с усмешкой ответил Слава. — Или договорюсь с Юлией Николаевной, чтобы она в порядке модного ныне спонсорства оказала посильную помощь малоимущим прокуратуре и милиции…
Шутливо начатый разговор закончился серьезным анализом последней информации. Если бы перед Бирюковым не лежала на столе фотография Спартака Казаринова с таинственно исчезнувшей Софией Лазаревной Виноградовой, эти два случая не вязались бы между собой. Они и сейчас казались искусственно притянутыми друг к другу, но интуицией опытного розыскника Бирюков чувствовал пока еще не объяснимую связь между ними. Особенно заинтересовала Антона просьба Максима Вольфовича к Донцову — последить за Софией Лазаревной и «взять ее в фокус». Значит, Виноградов что-то заметил за женой такое, что заставило его усомниться в ее верности. Сильно интриговали загадочные телеграмма и письмо из Красноярска. Бирюков, не откладывая, попытался дозвониться до Шахматова, но телефон в Новосибирске не отвечал.