Полегшаев не появлялся. Минут через пятнадцать ожидания, судя по торопливым затяжкам второй прикуренной сигареты, Магомет Саидович начал нервничать. Красная жигулевская «девятка» подкатила справа. Она тоже обогнула памятник, но остановилась ближе к афишному стенду, с таким расчетом, чтобы, не разворачиваясь, сразу можно было умчаться от Дома культуры. Модно одетый Сергей Полегшаев медленно вылез из машины и, не обращая на «Волгу» ни малейшего внимания, направился к двери РДК.

— Отойдемте от окна к стене, — обращаясь ко всем, быстро сказал Шахматов.

Дернув закрытую дверь, Полегшаев вроде бы с недоумением прислонился лицом к дверному стеклу, стараясь разглядеть сумрачное фойе. Никого здесь не увидев, развернулся и пошел к своей машине. Бирюков подумал, что сейчас он уедет и никакой сделки не состоится. Но, когда Сергей сел за руль, а из выхлопной трубы «девятки» вырвался дымок от заработавшего двигателя, Асултанов с черным чемоданчиком-дипломатом вылез из «Волги», щелчком отбросил к кустам недокуренную сигарету и уверенно пошел к красным «Жигулям». С его приближением Полегшаев открыл дверцу. Тотчас, словно при ловком фокусе, чемоданчик исчез из руки Асултанова.

«Уйдет прохвост!» — мелькнула у Бирюкова досадная мысль, однако перед «Жигулями» будто из-под земли возникли рослые парни группы задержания. Третий оперативник, выйдя из кустов, стал в открытую снимать кинокамерой стоявшего возле «Жигулей» Асултанова и растерянно озиравшегося Сергея Полегшаева.

Когда Бирюков, Шахматов и Евсеев с понятыми подошли к «Жигулям», Полегшаев с черным «дипломатом» на коленях сидел уже в наручниках. Один из оперативников протянул Шахматову макаровский пистолет:

— Обнаружен за поясом джинсов задержанного.

— Это мое табельное оружие, — зло сказал Полегшаев.

— А «дипломат» чей? — спросил Евсеев.

— Валерий Андреевич! — вроде только что увидев начальника Управления, вскрикнул Полегшаев. — Это провокация! В «дипломате» деньги за проданную автомашину!

— Сколько?

— Пятьдесят тысяч.

— За «девятку» по нынешним ценам маловато.

— Я не барыга!

— Кто же так продает машины? Тайком, даже не заглянув, что тебе всучили, забрал чемодан и тут же хотел укатить от покупателя… — Евсеев посмотрел на оперативника. — Откройте «дипломат».

Оперативник взял с колен Полегшаева чемоданчик, щелкнул замками и откинул крышку — «дипломат» был заполнен пятидесятирублевыми пачками, обклеенными крест-накрест банковскими упаковками. Евсеев разорвал одну из упаковок, снял верхнюю купюру и рассыпал по чемоданчику находившиеся, внутри пачки зеленоватые плотные листки с жирным типографским оттиском: ВЗЯТКА, ВЗЯТКА, ВЗЯТКА…

Полегшаев, стиснув зубы, зажмурился.

— Друг мой Слава! — увидев Голубева, жизнерадостно воскликнул сторож-репортер Донцов. — Сколько лет, сколько зим!..

— Целые сутки не виделись! — тоже бодро ответил Голубев. — Как жизнь?

— Как в цирке! Кувыркаются люди за кусок хлеба, будто дрессированные мартышки на манеже. Ну, что, нырять в погреб? Потурахтим?..

Слава крутнул головой:

— Извиняй, Григорьич, сегодня я приехал к тебе за серьезной помощью.

— Что надо, выкладывай. Будет по моим… силам — помогу.

— Говорят, у тебя в соседях ясновидящая гадалка появилась.

Донцов показал на роскошную дачу, по размерам и добротности не уступающую даче Виноградовых:

— Вон ее дворец! Оксана Черноплясова. Она не столько гадает, сколько лечит. Овдовевшая хозяйка этого дворца нынче весной совсем уж собралась богу душу отдать, а Оксана за неделю ее на ноги поставила. На радостях выздоровевшая уступила своей целительнице по дешевке дачный участок со всеми постройками и уехала жить к дочке в Подмосковье. С той поры Черноплясова тут и поселилась с громадной, как годовалый жеребец, овчаркой.

— На самом деле, способная целительница?

— Есть, наверное, что-то в ее возможностях, коль люди к ней табуном прут. По психотерапии — на одной ноге с Толей Кашпировским, но Аллана Чумака за человека не считает. И тут я с ней согласен. Придумал, пройдоха, воду через телевизор заряжать. Вот, если бы он организовал серийную подзарядку автомобильных аккумуляторов по телеку, цены бы ему не было!.. Чего, мой друг, Оксаной заинтересовался?

Голубев достал фотографию Казаринова с Виноградовой:

— Хочу у нее о судьбе вот этого мужика, да и о Софии Лазаревне узнать.

Донцов мельком глянул на снимок:

— Ну, о Софии Лазаревне, наверно, и сам бог не знает. А у мужика, я тебе уже говорил, на морде лица написано, что уголовник. Судьба у него простая: Центральная — тюрьма печальная…

— Нет, Григорьич, до второго захода в тюрьму он не дожил.

— Значит, кореши прикончили. У Оксаны у самой в прошлом году дружка застрелили. Труп, говорят, нашли, а кто пулю пустил — руками разводят. И ясновидение ничего не светит.

— А вообще-то, что собой Оксана представляет?

— Компанейская дивчина! Потурахтеть за рюмкой любит. Гитару возьмет — заслушаешься. Особенно мне у нее нравится вот эта, с надрывом, песня:

— Про сиреневый туман, Григорьич, не надо. У меня от него голова кругом идет, — остановил вдруг запевшего Донцова Голубев. — Как бы познакомиться с Оксаной, а?..

— Это не проблема.

— Хорошо ее знаешь?

— Лучше — некуда. Как говорит старый одесский портной, скажу тебе по большому секрету. В прошлом году, когда литр бензина довели до рубля с копейками, я, по совету Лазаря, хотел сделать бизнес. Новенькую «Ладу» за семьдесят пять тысяч на барахолке толкнул. Рассчитывал, что с подорожанием бензина машины подешевеют. За полцены, мол, куплю себе другую машину, а навар буду на бензин тратить. Размечтался, дурак, в дурацком государстве!.. Теперь мне собственную машину, как свинье неба, не видать. А к автомобилю я привык. Поэтому, друг мой, взялся на общественных началах возить Оксану и обслуживать ее беленькую «Тойоту», потому что сама Оксана — дилетантка в автомобильных вопросах.

— У нее собственная «Тойота»? — ухватился Слава. — Какой модели?

— Здоровенный фургон, еле в гараж влазит.

— А где тот гараж?

— Под дачным домом, так сказать, в подвале.

— На дачных участках ведь гаражи запрещено строить.

— Смотря кому, — Донцов хитро подмигнул. — До Оксаны эта дача принадлежала большо-о-ому чиновнику из облисполкома. Ему все разрешалось. Мораль и законы, друг мой, у нас рассчитаны на нищих, а для Тузов они не писаны.

— Где Оксана «Тойоту» ухватила?

— Так же, как вдову облисполкомовского Туза, какого-то шахтерского начальника вылечила. Тот в благодарность ей по блату организовал почти новенькое «японское чудо».

— А японского холодильника она не имеет?

— Нет, у Оксаны две отечественные «Бирюсы». Из Японии, кроме «Тойоты», у нее — телевизор и звукозаписывающая шура-мура.

— Слушай, Григорьич, в прошлом году, когда исчезла София Лазаревна, Оксана в Родниково не появлялась?

— У нее здесь была избушка-развалюшка в самом дальнем конце поселка. Там она со своим дружком жила. А когда его убили, уехала куда-то гастролировать. То ли с концертами, то ли с сеансами гипноза. Вернулась нынешней весной разбогатевшая и вскоре роскошной дачей обзавелась и автомашиной.

— А кто «дружок» ее был?

— Большой художник! Рисовал — сказка. Однажды сидели с ним у меня на верандочке за турахтином. Он достал фломастер и на бумажной салфетке чик-чирик. Показывает — моя копия лучше фотографической!

— Как его фамилия, имя?

— Фамилию не знаю, а называли… кто как хотел: Вовчик, Вова, Вовочка.

— Молодой был?

— Оксанин ровесник, под тридцать.

— Как ты с ним познакомился?

— Этот самый Вовчик-Вова-Вовочка нанимался Максиму Вольфовичу живописную отделку внутри дачи нанести. Ну, понятно, я тут рядом. Люблю потурахтеть, да и он насчет рюмки оказался парень не дурак.