Четвертого июля, когда всей бригадой обмывали получку на природе за птицефабриковской свалкой, неожиданно появившийся там Казаринов, разболтавшись, насторожил Артема, жившего на той же улице, что и Юля, через две усадьбы от нее. По пути домой Лупов зашел к Галактионовой. Веселая раскрасневшаяся Юля готовила на кухне ужин, как будто ждала гостей. Артем предупредил ее, что Спартак собирается учинить какую-то пакость, но Галактионова небрежно отмахнулась: «Я у него ключ забрала. Будет стучаться — не открою. Сегодня не карауль меня».
Лупов, придя домой, сразу завалился спать. Поздно ночью его разбудил телефонный звонок. Перепуганным голосом Юля прокричала:
— Артем, беги ко мне! Спартак дверь ломает…
Натянув джинсы, Лупов со всех ног бросился к дому Галактионовой. Когда прибежал туда, Казаринов уже взломал дверь веранды и, пытаясь прорваться в дом, барахтался с Юлей. Увидев ворвавшегося на веранду Артема, он безумным взглядом уставился на дверь прихожей и прохрипел:
— Там Юлькин фраер. Если сейчас же не выложит мне полста тысяч, удушу гада…
Лупов молча схватил Спартака за руки. Словно мешок взвалил его себе на плечи и потащил к взломанной двери. Внезапно сзади раздался глухой удар. Звонко брызнули стекольные осколки. Сопротивлявшийся Казаринов сразу обмяк. Лупов удивленно обернулся — с горлышком вдребезги разлетевшейся бутылки в руке на него тупо смотрел пьяный Хлыстунов…
Под напором неопровержимых улик и свидетельских показаний о дальнейшем поведала сама Галактионова. Поняв, что сухой ей уже не выйти из «мокрого» дела, Юля призналась, что рискнула принять Хлыстунова на ночь за почти бесплатную мебельную стенку, которую тот пообещал организовать в ближайшие дни. Обреченным голосом, поминутно вытирая скомканным платочком бегущие по щекам слезы, она подтвердила показания Виноградова. Рассказала, как убежал перепуганный Лупов, а быстро протрезвевший Хлыстунов упрятал в лежавшую у крыльца коробку труп Спартака. Вместе с Хлыстуновым долго соображали, где бы эту упаковку зарыть. Мысль о кладбище пришла в голову Юле, но громоздкая коробка не входила в хлыстуновскую машину. Тогда пятого числа ночью Хлыстунов приехал из Новосибирска на старой «Тойоте», взятой у какого-то знакомого кооператора, и увез коробку к Гурьяну Собачкину. Всегда к концу дня пьяный, могильщик об этом не знал. В первую ночь зарыть не успели. С шестого на седьмое июля за полночь пришли к кладбищу пешком. Юля была в джинсах и в кепке. Отыскивая место, где Собачкин обещал Виноградову вырыть яму, в темноте она запуталась, и Спартак оказался в чужой могиле. Дальше началась нервная гонка по заметанию следов…
Из прокурорского кабинета после допроса Галактионова ушла с таким удрученным видом, что казалось, будто окружающего для нее не существует. Тягостное настроение было и у Бирюкова с Лимакиным. Следователь облокотился на подоконник и задумчиво стал смотреть в распахнутое окно. Вдруг он воскликнул:
— Ну лихая стервочка! Уже марафет наводит…
Бирюков подошел к окну. У цветочных клумб возле входа в прокуратуру сосредоточенная Юля, глядя в небольшое круглое зеркальце, старательно подкрашивала тушью поблекшие от слез ресницы.