Здесь старик опять удивил Славу. Выйдя из автобуса, он уверенно пошел к кладбищу. Туда же гуськом двинулись еще несколько человек, и Голубев удачно вписался в их число. На кладбище Лазарь Симонович вроде бы заблудился. Недалеко от входа свернул влево, растерянно оглядел несколько могилок и вернулся на дорогу, по которой обычно въезжали похоронные процессии. Немного прошел по ней и опять повернул налево. Оглядевшись, пробрался тесными проходами к невысокому гранитному обелиску, обнесенному синей металлической оградкой. Вошел в узкую калиточку и, поклонившись чуть не до земли, положил на отшлифованную из камня могильную плиту букет тюльпанов. После этого уставился на овальную фотографию на обелиске и, беззвучно шевеля губами, вроде бы заговорил.

Медленно шагая по дороге, Голубев поравнялся с Лазарем Симоновичем и от неожиданности остановился. На обелиске бронзовыми буквами было написано: ВИНОГРАДОВА Ольга Модестовна. Ниже указывались даты: рождения — 15 апреля 1917 г. и смерти — 1 августа, как отметил про себя Слава, прошлого года. С фотоснимка манерно улыбалась очень красивая молодая женщина, судя по прическе и платью с большим отложным воротом, сфотографированная в самом начале сороковых годов, когда ей было лет двадцать пять или близко к этому.

Старый одессит присел на краешек могильной плиты и, не отрывая грустного взгляда от фотографии умершей, просидел почти час. За это время Голубев успел рассмотреть все могилы вдоль дороги как слева, так и справа. Он уже начал было подумывать, что Лазарь Симонович вознамерился заночевать здесь, но тот наконец тяжело поднялся. Словно прощаясь, опять низко поклонился и, выйдя на дорогу, направился с кладбища. Голубев решил обогнать его. Когда он поравнялся со стариком, тот неожиданно спросил:

— Молодой человек, не подскажете, где находится районная прокуратура?

— Не только подскажу, но и проводить могу, — живо отозвался Слава. — Я как раз иду туда.

— Благодарю за любезность, — Лазарь Симонович мельком глянул на Голубева. — А вы, случайным образом, не знакомы с прокурором Бирюковым?

— Антон Игнатьевич мой давний приятель, — чуть слукавил Слава.

— Говорят, он хороший человек…

— Очень хороший, — уточнил Слава. — У вас к нему дело?

— Да, мне посоветовали обратиться к товарищу Бирюкову. В прошлом году у меня без вести пропала единственная дочь. Только что я проведал ее свекровь, Оленьку Виноградову. Пока Оленька была жива, в нашей семье все было благополучно. Стоило ей уйти из этого сумасшедшего мира, и вскоре исчезла моя Соня. Я человек не суеверный, но сейчас беседовал с Оленькой: не забрала ли она Соню к себе? Молчит Оля…

— Она в райцентре жила? — сдерживая все более нарастающее удивление, поинтересовался Слава.

Лазарь Симонович закивал лысой головой:

— Да, да, в райцентре. У нее была очень тяжелая судьба.

— Ваша фамилия Химич? — отважно спросил Голубев.

Старик растерянно посмотрел на него:

— Как узнали?

— О вашей беде мне рассказывал Александр Григорьевич Донцов. Знаете такого?

— Это наш сосед по даче. Саша хороший человек, но немного лишнего увлекается вот этим… — Лазарь Симонович щелкнул себя по горлу и внезапно прищурился: — Извините, ваше лицо мне представляется знакомым.

— Сегодня я в гостях у Донцова был. Мы с вами ехали из Родниково в одном вагоне электропоезда.

— Как же вы оказались на кладбище?

— Помог попутной старушке отыскать сюда дорогу.

В подслеповатых глазах Лазаря Симоновича мелькнула ироничная искорка:

— Оказывается, вы из бюро добрых услуг?..

— Нет, я из уголовного розыска, — решил больше не лукавить Голубев.

На лице старого одессита не появилось ни испуга, ни удивления. Он спокойно сказал:

— Тогда вы должны знать товарища Шахматова.

— Виктор Федорович мой вышестоящий начальник, — ответил Слава. — Не так давно я присутствовал при вашей беседе с ним.

— Не помню. Но именно Шахматов посоветовал мне обратиться к прокурору Бирюкову…

За разговором незаметно дошли до прокуратуры. У входа им встретилась, как показалось Голубеву, озабоченная Галактионова. Сухо поздоровавшись с ним и не обратив ни малейшего внимания на старика, Юлия Николаевна торопливо зацокала каблучками по дорожке между цветочными клумбами к автобусной остановке.

Антон Бирюков находился в своем кабинете со следователем Лимакиным. Они оживленно, как понял Слава, что-то обсуждали, но с появлением худощавого Лазаря Симоновича сразу умолкли. Голубев представил старика. Бирюков предложил Химичу стул и участливо сказал:

— Рассказывайте, Лазарь Симонович, с чем пришли…

Химич осторожно сел.

— Я старый одесский портной… — старик тяжело вздохнул и слово в слово повторил историю поиска своей дочери при поездке в Красноярск, которую Голубев слышал от него в кабинете начальника областного отдела розыска Шахматова.

Бирюков хотя и знал об этом со слов Голубева, однако выслушал старика внимательно. Только после того, как Химич умолк, Антон спросил:

— Какую помощь, Лазарь Симонович, хотите получить от нас?

Старик развел руками:

— Не могу вычислить убийцу моей дочери.

— Вы уверены, что она убита?

— Мое старое сердце это подсказывает, но не знаю, что делать дальше. Как искать Соню? Шахматов, хороший человек, утешает, что доведет розыск до конца. Говорит, вроде бы в вашем районе намечается какой-то след, но все это так ненадежно. Мне мало осталось жить и, если не отыщу перед смертью свою единственную дочь, ее никто не… — у Химича перехватило в горле, и Бирюков постарался его утешить:

— Мы сделаем все возможное, чтобы установить истину.

— К слову, Антон Игнатьевич, — обратился к Бирюкову Слава Голубев. — В райцентре, оказывается, жила сватья Лазаря Симоновича. Виноградова Ольга Модестовна…

— Да, да, — подхватил Химич. — В августе прошлого года мы с Максимом ее похоронили. Тогда с нами еще была Соня.

— Долго Ольга Модестовна здесь жила? — заинтересовался Бирюков.

— С пятьдесят седьмого года. После реабилитации, вернее, до того Олю определили сюда на поселение.

— Она отбывала наказание? За что?

— О, это романтическая история… — Химич ладонью провел по пушистому затылку. — Мы с Олей — одногодки, буревестники революции… Родились и выросли в Одессе. Одесса — это город моря, кораблей и красивых женщин. Мой папа был известным портным. Он шикарно наряжал лучших дам Одессы. А папиросы, выпущенные фабрикой Олиного папы, курили одесские джентльмены. Когда мы с Олей подросли, от этого остались только воспоминания. Но унывать нам и в головы не приходило. Оля от природы была одаренной пианисткой, а мне от папы достался портняжный талант. Вместе поступили в театр. Оля — пианисткой, я — костюмером. Если бы вы слышали, как вдохновенно Оленька играла!.. Если бы вы видели, в какие костюмы всех времен и народов я наряжал актеров… — Старик, закрыв глаза, покачал головой. — У нас с Олей была красивая любовь, хотя от претендентов на ее руку не было отбоя. Сейчас в это трудно поверить, но тогда я был совершенно иной внешностью. Мы собирались пожениться, но… началась проклятая война. Когда немцы захватили Одессу, я ушел к партизанам в знаменитые катакомбы у села Нерубайское. Правда, я не умел далеко бросать гранаты и строчить из пулемета. Но командир отряда сказал мне: «Лазарь, строчи иглой!» И я строчил, ремонтируя партизанское обмундирование, пока Одессу не очистили от оккупантов…

Химич, словно потеряв мысль, надолго замолчал. Бирюков вынужден был поторопить его:

— Что же дальше было, Лазарь Симонович?

— Дальше началась трагедия… Я отыскал Оленьку Виноградову с полугодовалым Максимом на руках. Оказывается, пока я в катакомбах при керосиновой коптилке строчил иглой, Оля влюбилась в оберлейтенанта вермахта Вольфа Швабауэра. Эта любовь обошлась ей в четырнадцать лет сталинских лагерей и вечным поселением в Сибири. В приговоре было указано: «За связь с фашистами в период оккупации», хотя, кроме половой связи, у Оли никаких других связей с оккупантами не было… — Химич, будто снимая паутину, провел ладонью по лицу. — Из застенков той поры люди быстро не возвращались, и я потерял всякую надежду дождаться Олю. Через два года после нашей последней встречи я завел семью, а еще через год у нас с женой появилась дочь Соня. В это время в одном из детских домов я разыскал Олиного Максима. Хотел усыновить, но власти не разрешили. Пришлось содержать его в семье на правах приемыша. Максим рос способным мальчуганом. Был примерным студентом автомобильного института и в конце концов стал прекрасным мужчиной. Вам трудно понять мою радость, когда он полюбил Соню. На их свадьбе я сказал: «Пусть ваша судьба будет счастливее судьбы ваших родителей». Так бы оно и вышло, но… с прошлой осени Сони не стало. Вы можете мне верить или не верить, но никогда не убедите меня в том, что Соня изменила Максиму…