Разбудил меня телефон. Звонил Невмянов, с весьма укоризненным голосом.

— Я не знаю, что у тебя называется «мелкой склокой», но, по-моему, ты хочешь втравить меня в историю, — печально начал он и замолчал.

— Не томи! — закричал я в трубку. — Что Скачкова?

— Сама Скачкова ничего, — длинно вздохнул на том конце провода укоризненный Шурик. — Зато «чего» ее папаша…

Прижав трубку ухом к плечу, я нашарил на тумбочке карандаш и какую-то газету.

— Давай, пишу.

— Пиши, — еще длиннее вздохнул Шурик. — Скачков Алексей Петрович, кличка Леха-маленький. Говорят, в нем под два метра росту. Один из главных ростовских мафиози. Вор в законе.

— Все? — спросил я.

— А ты хотел, чтоб я его личное дело затребовал? — огрызнулся Невмянов. И так, если эта твоя самодеятельность дойдет…

— Да какая самодеятельность, — перебил я его. — Говорят тебе — мелкая склока.

— Угу, — хмыкнул он. — Между ворами в законе. Короче, на меня просьба не ссылаться.

— Ладно, — согласился я. — И на том спасибо.

— Нахал, — сказал Шурик и положил трубку. И сейчас же раздался звонок в дверь. Я пошел открывать и увидел, что ко мне пожаловал Черкизов-живой собственной персоной.

— Вы меня искали? — осведомился он, проходя в комнату.

— Искал. Но я не настаивал на личном визите. Можно было поболтать и по телефону.

— Не доверяю телефонам, — проворчал Черкизов, усаживаясь в кресло. — У вас что, есть новости?

— Как вам сказать, — уклонился я от прямого ответа. — Вы разузнали насчет Шкута?

— Разузнал. — Он смотрел на меня насупившись. — Я вообще много чего знаю. Теперь еще и это…

Я понял его и усмехнулся:

— Можете говорить спокойно. Хуже ему уже не будет.

Брови Черкизова вопросительно поползли вверх. Я объяснил:

— Его убили вчера. А перед этим пытали. Ну так?..

Наверное, с полминуты он молчал, разглядывая, мой паркет. Потом процедил:

— Шкут был одним из людей моего брата.

— А Леха-маленький? — спросил я, стараясь заглянуть ему в лицо.

Он поднял на меня тяжелый взгляд.

— При чем здесь Леха?

— Пока не знаю, — честно ответил я. — Но Лехина дочь фиктивно вышла замуж за Байдакова, которому обещали за это тридцать тысяч. Очень удобно было подставить его под убийство, чтобы, во-первых, не платить этих денег, а во-вторых, получить всю его квартиру целиком. Шкут был между Скачковой и Байдаковым посредником, вот я и хотел задать ему пару вопросов. Но не успел. Что скажете?

— Скажу, что этого не может быть! — прорычал он. Я впервые видел Черкизова вышедшим из себя. И понял, что это хороший путь сделать его поразговорчивей. Поэтому произнес с издевкой:

— Вероятно, потому, что этого не может быть никогда?

Однако я недооценил собеседника. Так же быстро, как вспылил, он взял себя в руки. И сказал ровным голосом:

— Мой брат и Леха-маленький были очень близкими друзьями.

В ответ я пожал плечами, показывая, что это весьма сомнительный аргумент. Тогда его тон из ровного сделался снисходительно-усталым.

— И вообще, молодой человек, кое-чего вы просто не сможете понять…

Тут я решил, что настал мой черед разозлиться. И сказал как можно жестче:

— Почему же не смогу? Мы про это проходили. Вор в законе не может убить другого вора в законе без решения воровской сходки. А если он это сделает, то ему одна кара — смерть! Вы об этом, что ли?

Он смотрел на меня во все глаза и молчал. Помолчав немного, встал и произнес так, словно речь шла о расписании автобусов:

— Я наведу справки.

После чего пошел к выходу, стуча палкой.

Позвонила Марина и осведомилась о моем здоровье. Я ответил, что здоровье ужасно и что она должна поторопиться, если хочет успеть со мной попрощаться. Она ответила, что у ее папб какой-то важный прием, полный дом иностранцев, которым ей надо соответствовать, и умоляла продержаться до завтра. Я уныло обещал, что постараюсь. Послонявшись по квартире, я выпил чаю и решил, что самое лучшее, что смогу сделать, — это завалиться обратно в постель и наконец-то выспаться. Что и сделал.

Проснулся я в холодном поту, с сильно бьющимся сердцем. Кругом была полная темнота. В дверь звонили. Светящиеся стрелки показывали половину четвертого утра. Первая мысль была: Господи, почему меня третий раз за сутки будят звонками в дверь?! Вторая: что-то случилось!

За дверью стоял Черкизов. Палку он держал за середину, как жезл тамбурмажора.

— Я все выяснил, — сообщил он, даже не подумав извиниться.

— А что, до утра не могли подождать? — грубо поинтересовался я.

— Не мог! — отрезал он, похоже, даже не собираясь проходить в квартиру. У меня через два часа самолет.

— Ну и что вы выяснили?

— Некоторое время назад Леха-маленький попросил брата устроить так, чтобы его дочь получила квартиру в Москве, предлагал деньги. Брат вскоре ответил, что все сделает, причем без денег, и пообещал, что квартира будет двухкомнатная. Так что на Леху время не тратьте, ему незачем было такое устраивать.

Это больше смахивало на приказ, чем на совет, и я уже было собрался напомнить ему в нелицеприятной форме, что в ихней шайке не состою, но он, не попрощавшись, повернулся и пошел к лифту, бросив через плечо:

— Вернусь через два дня.

— Да хоть совсем не возвращайтесь! — обозлившись, сказал я ему в спину, но он ответом не удостоил.

Сон как рукой сняло. Запахнув халат, я сел за письменный стол, зажег настольную лампу. Мысли играли в чехарду, требовалось призвать их к порядку. Положив перед собой лист бумаги, я начал записывать факты не в порядке их поступления, а так, как они выстраивались логически.

В квартире Шкута, в третьем ящике кухонного стола, я наткнулся на открытую коробку с чешскими стаканами, украшенными изображениями старинных автомобилей. Их было пять, одно гнездо пустовало. Запершись в туалете, я переписал для памяти названия моделей: «крайслер» 1926 года, «шевроле» 1930-го, «мерседес-бенц» 1934-го, «рено» 1928-го и «бебе-пежо» 1912-го.

В ответ на мой вопрос эксперт НТО Леня Гужонкин сообщил, что на стакане с отпечатками пальцев Байдакова изображен «форд-Т» 1908 года. Тот самый, которого не хватало для комплекта на кухне у Шкута.

Шкут свел дочь Лехи-маленького с Байдаковым, предложив ему за фиктивный брак с последующим разменом тридцать тысяч.

Но примерно в это же время Черкизов пообещал Лехе, что его дочь получит квартиру бесплатно, причем двухкомнатную.

У Байдакова двухкомнатная квартира. Шкут — человек Черкизова.

Или я чего-то не понимаю, или по всему выходит, что Викентий Федорович Черкизов сам организовал собственную смерть.

— Кто бы мог подумать, — Дыскин плюхнулся на свой стул, нашарил в кармане мятую пачку сигарет, закурил, пустив струю дыма в потолок, и оглядел меня с заметным уважением. — Ну, поздравляю…

— С чем? — спросил я.

— Он еще кокетничает! — вскричал Дыскин. — С наводчиком, с чем же еще! Быстренько проведи со мной семинар, как это у тебя получилось.

Я молчал. Остаток ночи после ухода Черкизова я больше не ложился, проведя его наедине с кофе и своими мыслями. Кофе было чашек пять или шесть, чего не скажешь о мыслях. Мыслей, как я ни пытался их умножить, было всего две: очень мало шансов на то, что с помощью моих умствований, основанных на приватных сведениях от весьма сомнительного близнеца покойника, удастся убедить упертого на своем Валиулина, и совсем никаких шансов сдвинуть с места железобетонную Степаниду.

— Не скромничай, не скромничай, — нетерпеливо подбадривал меня Дыскин. Колись, как на духу.

И я вдруг вспомнил. Как это он сказал тогда? Тот, кто наводит, если у него есть хоть капля мозгов, дома ворованного держать не станет. Мне немного было известно про человека по фамилии Шкут, но считать его полным болваном оснований нет никаких. Все эти дурацкие дубленки, брошки, видеомагнитофоны в количестве… И наконец, список. Список уж ни в какие ворота не лезет! Список — это, знаете ли, из дурного водевиля.