Вдруг резко прозвучал сигнал, завершающий выступление. Лора испуганно открыла глаза. Ярко горели все лампы, зал уже не был погружен во тьму, а луч прожектора вновь сменился с зеленого на красный.

Лора огляделась пугливо – наверное, она все испортила! Так ничего и не сумела показать. Подвела Бо, хуже того – Соломона подвела. Она отвела от губ микрофон и ждала насмешек, ждала, что золотая перчатка всплывет большим пальцем вниз. Сердце сильно билось, готовясь принять унижение. Никто не хлопал, красный луч погас, и при нормальном освещении она смогла разглядеть лица в зале. Сама она понятия не имела, что было сейчас, что она сделала, но все вокруг переглядывались в изумлении, смотрели на нее молча, удивленно, пожалуй, даже с восхищением. Что она успела за эти две минуты?

С трудом сглатывая, Лора обернулась к Джеку Старру – он что-то говорил, комментировал ее выступление, но смысл слов ускользал от нее. Она слышала каждое слово отдельно, смысл не складывался. Сердце стучало молотом. Ей стало стыдно: дали шанс начать жизнь совершенно заново, а она так бездарно его упустила. Зрителям отводилось десять секунд на голосование, как в зале, так и из дома. Таким же временем располагал и Джек Старр.

Прежде всего высвечивались результаты голосования в студии. Лора велела себе собраться с духом – сцепить зубы, принять удар. Но, к ее изумлению, сцену залил золотистый свет – по воле зрителей высоко взлетел вверх большой палец.

Следующий – Джек. На экране над головой Лоры выплыл гигантский золотой палец, он был обращен вверх, но этого Лора видеть уже не могла. Зато она услышала бравурную музыку, увидела, как купается в золотом свете сцена, а рядом – Томми, помощника режиссера, который отчаянно махал ей рукой, чтобы она скорее спускалась к нему.

Победа!

– Это было невероятно, просто немыслимо! – в коридоре их нагнал голос Джека.

Все обернулись, Рейчел направила камеру на Джека, Бо и Соломон поспешили выйти из кадра.

Джек прямиком устремился к Лоре, положил руки ей на плечи, заглянул в глаза.

– Лирохвост, это было невероятно… волшебно! У тебя там точно микрофон не запрятан? – шутя заглянул он ей в рот. – В самом деле… – Он постарался взять себя в руки, восторг его был совершенно искренним. – Потрясающе. Никогда ничего подобного не видел. Ничего подобного не слышал. Уверен, во всем мире никто такого до сих пор не видел. Ну то есть доводилось слышать, но не все эти звуки разом – и чтобы один человек! – Он счастливо засмеялся. – Все это. Вода, ветер, голоса, смех. Ты мне, пожалуйста, список составь. Отпад! Ты у нас станешь звездой.

У Лоры заалели щеки, а у Соломона внутренности свело. Джек вроде бы тоже смутился, оглянулся неуверенно на Бо.

– Снято! – сказала она.

– Пойдем в гримерку, там поговорим, – уже тише предложил Джек.

Похоже, и вся его команда, и даже другие конкурсанты вывалились в коридор послушать их разговор. Они пошли в ту комнату, где Лора ждала перед выступлением. Бо, Джек и его продюсер Кертис вошли вместе с Бо, перед Рейчел и Соломоном закрыли дверь. Рейчел, пожав плечами, отступила в коридор, но Соломон резко толкнул дверь.

Джек дернул головой:

– Нам тут не требуется ни камера, ни запись звука. Большое спасибо! – подмигнул и снова закрыл дверь.

Рейчел посмотрела Соломону в глаза.

– Легче! – предупредила она его. Прислонилась спиной к стене и внимательно за ним наблюдала.

– Ох, дождется, возьму я его за яйца!

Рейчел только бровью повела:

– А ведь за такое удовольствие иные готовы платить.

– Наверное, и он порой платит за удовольствие, – фыркнул Соломон, выпуская пар.

– Вряд ли. Хватает баб, готовых услужить ему задаром, – возразила Рейчел. – На что только не пойдут ради славы.

– Тебя тут, похоже, от всего тошнит, верно?

– Талант – великое дело. У Сюзи есть племянница, она в десять лет играет на скрипке «Четыре времени года» Вивальди – с закрытыми глазами. Невероятно! Но только на школьных вечерах и семейных праздниках. Нет смысла вытаскивать ее на сцену и окунать в это дерьмо, – продолжала Рейчел, понизив голос: мимо проходила двенадцатилетняя акробатка в сопровождении родителей, на лице толстым слоем необходимый для съемок грим, через плечо – сумка с костюмом.

– Наверное, такими детьми родители гордятся. Хотят предъявить их миру. Поделиться их талантами.

– Вот и ее родителей все уговаривают, дескать, с таким талантом нужно что-то делать, нужно участвовать в шоу или еще что-то. Но почему? Только потому, что у нее что-то хорошо получается? – Рейчел озадаченно покачала головой. – Ну и что такого? Почему «просто хорошо» человеку недостаточно, зачем состязания, непременно «быть лучшим»? То есть я что хочу сказать… – Она поискала слова, видно, эта тема волновала ее не на шутку. – Одно дело делиться талантами. Но вот это – не делиться, а продавать по дешевке. Ты видел? Девчонку размалевали, словно Елену, на хрен, Троянскую. И кто их знает, что они затеют в следующий раз. Но это всего лишь мое глупое мнение. Я просто стараюсь не смотреть такое дерьмо. – И почему-то она вздохнула.

Соломон что-то пробормотал в ответ и поспешно выкинул ее слова из головы, потому что вовсе не хотел знать, как она смотрит на участие Лоры в подобном шоу, не хотел думать, что она может быть права и что он своими руками подтолкнул к этому Лору. Чем думать об этом, Соломон предпочел помечтать о мести Джеку Старру. Один раз он сумел поставить ему фонарь, за что его два года назад из шоу и вышибли. Джек поплатился за скабрезные шуточки в адрес Бо, специально этим занимался, изводя Соломона, – и Соломон поддался на провокацию. И очень этому рад, до сих пор с наслаждением вспоминает момент, когда его кулак врезался в морду Джека – целил в нос, попал в щеку, но вполне было достаточно ощущения податливой плоти, и прогибающейся скулы, и жалостного скулежа Джека, чтобы скрасить Соломону вечерок и сладко убаюкать перед сном. Возможно, он бы не прочь и повторить, но торопиться не стоит. Придется потерпеть, чтобы не выгнали пока: он не может бросить Лору на полдороге.

– Ну что, ребята, это и правда было офигенно, – заговорил Джек, присаживаясь на туалетный столик, голова его удачно совпала с круглым зеркалом в раме. – Лора, я тебе не крутил яйца перед камерой, я правда так думаю.

Кертис кивал в такт, навалился на стол рядом с Джеком, обеими руками цеплялся за край, смотрел себе под ноги, пристально рассматривал свою обувь. Высокий угловатый мужчина, нос заострен, волосы светлые до белизны. Он не произносил ни слова, но все время кивал, сложив руки на груди и отрешенно глядя в пространство. Темная грозная сила, достаточно одного его присутствия.

– Ты невероятная. И не переживай из-за того, что сначала занервничала. Я все понимаю, первый раз на сцене, страшное дело. Все через это проходили. К следующей передаче мы над этим поработаем, договорились? Чтоб не заставлять публику томиться тридцать секунд! – Он рассмеялся, только теперь выдав, что и его подводили нервы.

Лора кивнула.

– У меня голова лопается от идей, что можно сделать в полуфинале. Керт, напомни мне потом, чтобы я ими поделился! – продолжал Джек все так же напористо, терзая зубами жевательную резинку.

– Непременно, Джек, – кивнул Керт, не отрывая взгляда от замшевых ботинок – синих с оранжевыми подошвами.

Джек еще некоторое время разглагольствовал о постановке сцены, сыпал техническим жаргоном – освещение, расстановка декораций, прожектора, экран, сто слов в секунду, – Керт продолжал кивать и вроде бы все брал на заметку. Непременно, Джек, непременно.

Затем Джек снова сосредоточился на Лоре.

– Мы сделаем это вместе – лучшее в мире шоу, черт его задери. Уговор?

Вдруг он резко оборвал себя и огляделся, словно пытаясь обнаружить источник звука. Уставился на Лору.

Она воспроизводила щелчки лопавшейся на его зубах резинки. Кертис впервые поднял глаза, нахмурился: что за непочтительность к звезде, ведущему шоу?