(Снова все: «Ура!»)

Он торопливо перебирал струны, предвкушение нарастало, и последнюю строчку пропели хором:

Когда-то он написал: «Трахнуть подружку твою» – и так и поступил, но ради родителей подверг свою песенку цензуре и с тех пор исполнял ее в таком виде.

Под радостные крики зрителей он слез со сцены, уступив место старшему, Корнаку: тот исполнял наизусть отрывок из «Танцев на празднике Луга» Брайана Фрила.

Пока Соломон пробирался сквозь толпу, обмениваясь парой фраз с людьми, которых давно не видел, Лора куда-то делась. Он огляделся по сторонам, поймал взгляд Донала – брат кивнул в сторону кухни, и Соломон поспешил туда.

На кухне кое-кто из отбившихся гостей начал угощаться, пережидая выступление Корнака. С его декламаций уходят не потому, что Корнак плохо читает, – отлично он читает, лучшего и желать нельзя, – но не чувствует момента. Все уже потолок готовы пробить, а он знай себе читает, негромко, мрачно, вопреки общему настроению. Гасит веселье, убивает энергию. Он и в общении такой же: все хохочут, а он что-нибудь очень серьезное ввернет.

Кара тоже сбежала с декламации. Заметила, как Соломон озирается по сторонам, догадалась, в чем дело.

– Они там, – ткнула она в окно. – Он взялся показать ей кукушек, наш петушок по ним специалист.

Пожалев Соломона, Кара даже не стала смеяться над собственной шуткой. Соломон постарался контролировать себя, не торопиться даже умерить сердцебиение, когда пробивался сквозь загустевшую толпу на выход, в сад. У двери он помедлил, уже взявшись за ручку.

Почему бы Лоре и не прогуляться с Рори в саду? Да, Соломона это убивает, но ей двадцать шесть лет, взрослая женщина, вправе поступать, как сочтет нужным. И что он задумал? Разогнать эту парочку? Заявить, что вместе им не бывать? Он прекрасно знает своего брата, знает, чего тот добивается от Лоры: чего любой мужчина постарался бы добиться от молодой красивой женщины, оставшись с ней наедине. Конечно, Рори не насильник. Он не вздумает повалить Лору и наброситься на нее. Спасать ее нет причин.

А может быть, Лора прекрасно понимает, чего хочет Рори, может быть, она и сама этого хочет? Десять лет одиночества в коттедже на горе. Не пора ли заняться сексом? Разве сама природа этого не требует? Сам-то он разве не хотел бы, спросил себя Соломон. И в его обязанности не входит такого рода забота о Лоре. Он ей не сторож. Разве что сам себя назначил на эту должность, тешит свое эго. Аргумент, достойный двух мальчишек, спорящих между собой: «Я первый с ней познакомился! Она моя!» Но ведь Лора выбрала его, захотела поехать с ним… да, но о том, чтобы он увернул ее в вату и охранял, речи не было. И на роль рыцаря в сияющих доспехах он едва ли может претендовать, учитывая, какие его преследуют мысли и желания. У него есть подруга. Которую он только что обвинил в желании переспать с бывшим. Перенес на нее собственную вину. Бо сразу его разгадает. Наверное, уже разгадала. Нормальная женщина вовсе не допустила бы, чтобы ее парень поехал к родителям с другой, тем более такой красавицей, молодой и одинокой. Проверяет его Бо или у нее столь неисчерпаемый – столь абсурдный – запас доверия и уважения к нему? Или поощряет его сделать то, чего ему так хочется? Провоцирует, подталкивает? Пусть решит все за нее? Ведь если он этого не сделает, они обречены всегда оставаться вместе, так? Никогда не избавятся друг от друга, потому что обоим на это не хватает пороха, потому что причины нет для разрыва?

Им неплохо вместе, но в какую сторону развиваются отношения? Они вместе работали, и это в первую очередь их связывало, а совместная жизнь – результат скорее случайности, чем глубокой влюбленности или заранее обдуманного плана. Кем он себя возомнил, с чего взял, что у него есть какой-то шанс с Лорой, словно девушку ему на блюдечке поднесли? Он злился на себя за то, что позволил себе надеяться, он сам был виноват, старался как-то объяснить (и оправдать!) все, что творилось с ним с того момента, как он повстречал посреди леса Лору.

– Господи! – прервала его внутренние ламентации Кара. – Если ты не пойдешь, пойду я!

Она передала ему свою бутылку пива, отодвинула брата с дороги и вышла в сад. Соломона окатила волна холода – достигла мозга, отрезвила и побудила к действию. Он допил остававшийся в бутылке глоток и вслед за Карой вышел в сад. Автоматически включилась подсветка. Рори и Лоры нигде не было видно.

Три варианта: под арочным сводом – в лабиринт; к подстриженной ограде – там, в кустах, они часто проказничали; на пляж.

– Туда бы он ее не повел, – подсказала Кара, глянув в сторону пляжа по ту сторону дороги.

У Соломона резко забилось сердце.

– Идем! – позвала сестра, и они, оставив за спиной ухоженный сад, забрались на неровную, дикую территорию за его пределами. В детстве их сюда не пускали. Все знали: в таких местах ребенка может украсть старая ведьма, у которой нет собственных детей. Такой вариант страшилки сочинила Мари для своих отпрысков. Пока они были мелкие, это помогало. Лишь подростками они вздумали отвисать там. Корнак и Донал заманивали четырнадцатилетних дублинских школьниц, которые приезжали на лето в их края учить ирландский, и целую ночь пили с ними на пустоши. Ничего особенно ужасного – пили, курили, целовались, щупали девочек, насколько те позволяли, но однажды ночью Донал оступился на валуне и сломал лодыжку, пришлось во всем признаться, на том веселье и закончилось. За девочками приехали негодующие родители, школьницы со слезами возвращались в Дублин, понимая, что целый год о них будут сплетничать в школе: опозорили учителей, вошли в легенду. Корнак и Донал провели лето под домашним арестом, а Мари зареклась пускать в свою гостиницу девочек с языковых курсов, пока собственные дети не вырастут.

Соломон и Кара осторожно пробирались в темноте, Кара впереди.

– Вот они! – объявила она внезапно, и Соломон ее нагнал.

Лора и Рори сидели на плоском гладком камне, укрытом от взглядов со стороны дома, с прекрасным видом на море. Светилась лунная дорожка, негромко шуршала о берег волна. Рори обхватил Лору рукой за плечи. Соломон вдруг утратил дар речи, сердце застряло в горле.

– Она замерзла! – нахально улыбнулся ему Рори.

Младший братец умел вывести его из себя. С двумя другими у Соломона особых проблем не было, а если случались, можно было все выяснить кулаками, но Рори забирался ему прямо в мозг. С самого начала, с рождения, Рори подложил ему свинью – два «р» в имени, которые Соломон не мог выговорить. Старшие дразнили Соломона за то, что он коверкает имя брата, а Рори с малолетства научился его изводить.

– Да, холодно, – подтвердила Кара. – И кукушек нет. Поздновато для птичек.

Рори закусил губу, но не сумел скрыть усмешку. Переводил взгляд с брата на сестру, зная, что допек обоих, и очень этим довольный. Или по меньшей мере одного допек, а другая поспешила выручать. Прямо-таки можно собой гордиться.

– А вы зачем сюда пришли? – спросил он.

– Фотографировать, – не растерялась Кара.

– У тебя и фотоаппарата с собой нет.

– Нету. – Она выдержала взгляд Рори, готовая высказать ему все.

Младший братец покрутил головой и рассмеялся:

– Ладно, Лора, нам и правда лучше вернуться домой. Наши Тернер и Хуч за тебя переживают.

– Хорошо, – согласилась она, заглядывая каждому из них в лицо, встревожившись, – и Соломону стало стыдно, что он причинил ей такое беспокойство.

– Будет этот придурок тебе надоедать – зови меня, – ухмыльнулся Рори, встал и пошел к дому, аккуратно пробираясь между камнями.

Кара ушла вместе с ним.

– Ты в порядке? – Наконец-то к Соломону вернулся голос.