3 Нет, не совладать плечам покатым С нашими, крутыми от труда. Со святою злобою к богатым По Европе мы прошли тогда. Радио вещало гласом медным. Это не забыто до сих пор, Как оно сказало: «Счастье — бедным! А богатым — горе и позор!» В замки в графские врывались парты, Заливались школьные звонки, И писали мелом правду партии На огромных досках батраки. И писали так: «Земля — крестьянам! Вся: поместья, инвентарь, поля!» И по всем освобожденным странам Отходила к беднякам земля. Плыл Октябрь на лодках по Дунаю. Шел в горах, бронею грохоча, Красные знамена поднимая, Кривду подминая и топча. 4 Над входом — Краткое объявление: «Народом Данное помещение Для всех буржуев Окрестных мест. Свобода, справедливость, месть!» Крутые яйца Буржуи жрали, Как на вокзале, В транзитном зале. В подвале тесно и — жара. Хрустит яичная кожура! Буржуи ждали Прихода судей, Решенья судеб И в нервном зуде Чесались, словно Им всем невмочь. И жрали ровно Два дня и ночь. Их партизаны Не обижали, Следили, чтобы Не убежали. Давали воду И сигареты И заставляли Читать газеты. А те в молчанье Статьям внимали, Потом в отчаянье Руки ломали. Все понимали Как полагается И снова жрали Крутые яйца. Потом из центра Пришла бумажка С политоценкой Этой промашки: «Буржуазию Города Плевны Немедля выпустить Из плена!» И, яйца на ходу свежуя, Рванулись по домам буржуи. Танки Это было время танков. Года три. Немного больше. Танки вышли из Берлина И пошли сначала в Польшу. Танки вырвались на волю, Вышли на большую сцену, Танки распахали поле, Танки распахнули стены. Три или четыре года, Может, пять, по точной справке, Танки делали погоду И — пошли на переплавку. Конница держалась дольше, И подков державный цокот, Замерший все в той же Польше, В древнем мире начал цокать. Ну, а танки продержались Очень мало. Очень скромно. Полторы войны сражались И… своим же ходом — в домны. «Я говорил от имени России…» Я говорил от имени России, Ее уполномочен правотой, Чтоб излагать с достойной прямотой Ее приказов формулы простые. Я был политработником. Три года: Сорок второй и два еще потом. Политработа — трудная работа. Работали ее таким путем: Стою перед шеренгами неплотными, Рассеянными час назад в бою, Перед голодными, перед холодными. Голодный и холодный — так! Стою. Им хлеб не выдан, им патрон недодано, Который день поспать им не дают. И я напоминаю им про Родину. Молчат. Поют. И в новый бой идут. Все то, что в письмах им писали Из дому, Все то, что в песнях с их судьбой сплелось, Все это снова, заново и сызнова Коротким словом — Родина — звалось. Я этот день. Воспоминанье это, Как справку, собираюсь предъявить Затем, чтоб в новой должности — поэта От имени России говорить. Памятник Дивизия лезла на гребень горы По мерзлому, мертвому, мокрому камню, Но вышло, что та высота высока мне. И пал я тогда. И затих до поры. Солдаты сыскали мой прах по весне, Сказали, что снова я Родине нужен, Что славное дело, почетная служба, Большая задача поручена мне. — Да я уже с пылью подножной смешался! Да я уж травой придорожной пророс! — Вставай, поднимайся! — Я встал и поднялся. И скульптор размеры на камень нанес. Гримасу лица, искаженного криком, Расправил ударом резца ножевым. Я умер простым, а поднялся великим. И стал я гранитным, а был я живым. Расту из хребта, как вершина хребта. И выше вершин над землей вырастаю. И ниже меня остается крутая, не взятая мною в бою высота. Здесь скалы от имени камня стоят. Здесь сокол от имени неба летает. Но выше поставлен пехотный солдат, Который Советский Союз представляет. От имени Родины здесь я стою И кутаю тучей ушанку свою! Отсюда мне ясные дали видны — Просторы освобожденной страны, Где графские земли вручал батракам я, Где тюрьмы раскрыл, где голодных кормил, Где в скалах не сыщется малого камня, Которого б кровью своей не кропил. Стою над землей как пример и маяк. И в этом посмертная служба моя. |
