Красноречивый жест, которым Семён взял себя за кадык, лучше всяких слов. Я даже моральное удовлетворение ощутил. Если бы я сам не хотел разобраться во всём случившемся, чёрта с два они бы меня с того света дождались.

Доктор вернул очки на законное место и пожевал губами.

— Теоретически, — он снисходительно покосился на Семёна, — Теоретически, голубчик, я не исключаю такую вероятность.

— Абрамыч, по гроб жизни должен буду, только вытащи его, — особист с жаром ухватил доктора одной рукой за плечо, другой за локоть. — Мне ж за него головой отвечать!

— Вот иди и отвечай, — доктор снисходительно улыбнулся. — А я займусь твоим подопечным.

Семён кивнул, отпустил Абрамыча и со вздохом обречённого направился к выходу. Я поспешил за ним.

Моё тело они теперь никуда не денут.

Семён нервно шагал по коридорам. Я летел за ним, не боясь заблудиться. В зданиях я обычно ориентировался без особых проблем, сколько бы переходов и лестниц ни было. Здесь и вовсе просто: все здания замкнуты в кольцо. Семён прошёл два из них насквозь, кивками здороваясь с редкими встречными. Встречные в форменных чёрных, до боли знакомых рубахах, но без знаков отличия, косились на Семёна с лёгким пренебрежением, но на приветствия отвечали такими же кивками. Или уже знали, что особист крупно накосячил, или такие отношения у них с Семёном и были.

Местная управа расположилась в третьем здании. Панели светлого дерева на стенах, паркет, ковровые дорожки, но двери — сплошь металл под пластик. Глухие и без табличек. Семён поднялся на пару этажей и оказался в приёмной местного начальства. Сидевшая за огромным столом, полным всякой техники, губастая и грудастая секретарша с каштановым каре даже бровью не повела. Весь её вид говорил о том, что она здесь исключительно для украшения приёмной и удовольствия своего начальства, а никак не для офисной работы.

Странное место. В ЧК так себя не ведут, да и шлюх таких не держат.

— Гхм, Аллочка, — особист с неохотой приблизился к столу.

Девушка демонстративно красила ногти. Лёгкое касание кисточки мгновенно создавало сложный разноцветный узор, который секретарша, капризно надув и без того пухлые губы, меняла на новый.

— Мне к Петру Андреевичу.

Местная порнозвезда снисходительно приподняла коровьи ресницы, не прерывая своего занятия.

— Проходите, он вас ждёт, — хрипловато и с ленцой.

Семён вздохнул и обречённо шагнул к высоким двустворчатым дверям.

Я ухмыльнулся и последовал за ним.

Пётр Андреевич оказался крепким хозяйственником. Плотно сбитая, угловатая, как из камня вырубленная, фигура, залысинки на широком лбу, тяжёлая нижняя челюсть и пристальный, не менее тяжёлый взгляд. Гражданский костюм сидел на нём не очень ловко, однако сразу видно: человек всю жизнь на руководящих постах. И повыше Семёна.

— Пётр Андреевич, — особист рядом с этой монументальной фигурой выглядел как воробей перед памятником. Однако голос у Семёна не дрожал, в отличие от пальцев. — По поводу Донникова. Информацию получить не удалось. Внезапно началась бурная аллергическая реакция, его чудом спасли, сейчас он в коме. Доктор Розенбаум сказал что…

— Я уже в курсе, Семён Михайлович, — рокочущий голос под стать внешнему виду. — И про Донникова, и про тебя, и про твою сявку.

— Он не сболтнёт, — Семён вскинул голову и ел начальство глазами. С тем же успехом можно пытаться взглядом уговорить стену сплясать вприсядку. — Я ручаюсь…

— Разумеется, не сболтнёт, — Пётр Андреевич лениво откинулся на спинку кожаного кресла и невидимо щёлкнул кнопкой. На одной из стен разошлись деревянные панели, открывая экран с картой виртуальной базы данных, где уже выбрана запись.

Семён внимательно смотрел на портрет, перечёркнутый чёрной ленточкой. Посмертная запись гласила, что в дорожной катастрофе не более часа назад погиб известный адвокат, Зарубин Шармат Иванович. Причины гибели выясняются, но, по предварительным данным, адвокат не справился с управлением, и его мобиль, модель VXL-800/4, вылетел с трассы. Редко, но такое иногда случалось.

Я только ошеломлённо покачал головой. Вот тебе и подарок клиента. Накаркал Семён. Нет больше Шармата. Чертовски быстро сработали. За час-полтора так всё провернуть — это даже ОСБ не под силу: модель трассу держит не хуже моего гравицикла, и автопилот там есть. Да и не своим Семён отчитывается. Его начальника я знал, видел пару раз, пока служебки шли. А этот…

Зверь. Умный и опасный.

Вот чёрт…

Куда же меня привезли?!

— Я… я понял, — Семён оторвал взгляд от посмертной записи. — И я…

— И ты возвращаешься к себе на работу и там работаешь, — голос Петра Андреевича холоден, как металл в снегу. — Будет нужно, тебя вызовут.

— А Донников?

— Это уже не твоя забота, — короткие брови сошлись к переносице. — Свободен.

Семён молча кивнул, по привычке чётко развернулся, едва не щёлкнув каблуками, и вышел из кабинета. Начальство проводило худую спину ОСБшника тяжёлым взглядом и нажало на коммутатор.

— Да, Пётр Андреевич, — голос секретарши не узнать: сплошной мёд.

— Аллочка, когда появится Ингвар, скажи, пусть зайдёт ко мне. У него в отряде пополнение.

— Его командировка заканчивается через четыре дня, — Аллочка говорила быстро и чётко. — Вызвать срочно?

— Нет, — начальство задумчиво постучало пальцами по столу. — Нет. Его новый боец пока у Розенбаума. Торопиться некуда.

— Хорошо, Пётр Андреевич, — я даже по голосу понял, что секретарша улыбается. — Что-то ещё?

— Чаю, Аллочка. С лимоном.

— Уже несу, — она отключилась.

Ну что ж. Можно возвращаться к Розенбауму. Убивать меня пока не собираются, нового про себя в ближайшие несколько дней я не узнаю. А смотреть чужие амуры не интересно.

Не нравились мне девушки такого поведения.

Однако сюрпризы не закончились.

Едва я покинул приёмную, как почувствовал, что за спиной словно сгущается сам воздух. Обернувшись, не увидел ничего нового, но чувствовал, как меня отталкивает от дверей упругая сила. Попытки пройти обратно успеха не принесли. Невидимое поле не принимало меня.

Более того, поле расширялось, выгоняя назад, в кольцевой переход, словно намекая: путь один — обратно, откуда пришёл. Как этому помешать, я не знал, но в своё тело не торопился. Я хотел выяснить как можно больше об этом месте. Когда у меня ещё будет возможность сделать это незаметно?

И будет ли вообще.

Следующие полчаса ушли на осмотр странной базы. Точнее, на попытки попасть хоть куда-то. Я всюду натыкался на защитное поле. Оно отделяло жилую зону от рабочей, окружало административные здания и обучающий корпус, накрывало сверху весь комплекс. В том, что поля не было, когда Семён доставил моё тело, я был уверен. Я просто не смог бы попасть на территорию, как сейчас не мог её покинуть. Видимо, после ухода особиста везде включили защиту.

«Уязвимым» для меня оставалось только одно здание.

Больница.

Как намёк: мол, хватит болтаться.

Да и вечереет уже.

Наверное, пора возвращаться в тело.

Любопытно, в какой отряд меня зачислили в таком-то состоянии…

Шафран Абрамович Розенбаум восседал за столиком дежурного, что-то писал в электронном планшете и негромко напевал себе под нос. На мой слух — очень музыкально. Я завис в воздухе, не решаясь при докторе вселяться в родное тело. Почему-то этот процесс вдруг стал очень интимным, и присутствие постороннего раздражало.

Розенбаум, словно почувствовав моё состояние, оторвался от записей и посмотрел на капсулу.

— Ах, голубчик, голубчик, — он грузно поднялся со стула и подошёл к капсуле. — Не нагулялся ещё, милый ты мой? Вот послушай совет старого доктора: возвращайся по-хорошему. Заждались тут тебя, ах, как заждались…

Он смотрел на моё тело, но у меня возникло странное устойчивое ощущение, что этот самый Шафран Абрамыч прекрасно видит меня такого. Заждались… Знаю я, зачем заждались. Только не помню, что вам нужно. И вспоминать не желаю.