— Да, Юрочка, для часового. Он же и санитар, и медсестра, и врач для больного. Камня тут хватит, времени у нас тоже, кажется мне, вполне достаточно. А глину будем приносить с той стороны озера. Так одобряем, ребята?

Предложения принимались единогласно и дружно. Одобрили также и первую рекомендацию Романа — изучить остров. Это, в конце концов, было необходимо для них, чтобы точно знать, сколько здесь орехов, какая птица и зверь живет. Последним пунктом «протокола» Олег слово в слово записал лаконичную фразу Вани как приказ старшего: «Ежедневно по утрам, пока спит раненый, вместо физзарядки, учить Романа плавать...»

Олег экономно, но достаточно полно изложил свой «протокол» на трех страницах блокнотика, и ребята вернулись в хижину выполнять решения. Ваня распорядился:

— Юра будет дежурить возле больного и чинить со мной сетку. Роман с Олегом пойдут на поиски приличных консервных банок.

— Ви есть совиецьки пионири, с самолета Вейгта? Ви спа-саль моя жизен?.. — с тяжелыми передышками вдруг сказал раненый летчик.

— Таков закон советских людей: раненому, пусть и врагу, у нас не мстят. Но... судить еще будем, после того, как... выпишем с этого, — Ваня показал рукой на плохонький шалаш, — с этого госпиталя.

Немец несколько раз закрывал и открывал глаза, будто пытаясь понять что-то сложное и непонятное для него.

Только после долгих мытарств и нервотрепки Адаму Безруху удалось добиться до генерала. Генерал был слишком занят, это видел и понимал Безрух. Но он, как агент рейха, выполнял задачи именно этого генерала. Правда, он опоздал. Но кто же знал, что так внезапно начнется долгожданная война!

— Ваш приказ выполнен, господин генерал, дочь генерала Дорошенко со всеми надлежащими документами с некоторых пор находится на моих руках! — отрапортовал Безрух.

Генерал только самовлюбленно улыбнулся. Без какой-либо потребности схватился за оружие на добротных ремнях с блестящими латунными пряжками.

— На руках? — переспросил, почти смеясь.

— На руках. Конечно, не в буквальном смысле, господин Яуге. Кормят, нянчатся по моему приказу. А война же и к Гамбургскому порту добиралась уже несколько раз...

— Хватит! Вы преступно опоздали с выполнением приказа, — резко перебил генерал. — Теперь можете выбросить эту уродку хоть псам голодным, не то время.

— Но ведь...

— Не то время! Ребенок нужен был тогда, потому что... нам нужен был генерал Дорошенко. Понятно? Выбросить! Понятно или нет? Впрочем... удочерите этого щенка советского генерала... Может, оно пригодится другим органам рейха... — генерал уже нервничал. То и дело открывалась дверь, высовывалась голова адъютанта, но тут же исчезала по энергичному взмаху руки генерала: «Нет». Безрух понял, что проиграл в этой операции. А ведь можно было еще в первый день войны вернуть Дорошенко ребенка, получить ценное вознаграждение и работать «на троих богов». Теперь же все три «боги» не нуждаются в его старательных молитвах.

«Почти все», — чуть не вслух спохватился. Потому что архангелы третьего, наиболее спрятанного божества, и сегодня платят Безруху деньги, требуют работы.

К представителям этого третьего «бога» и пошел Безрух, выйдя, собственно выскочив, от пресыщенного первыми военными успехами генерала.

По документам это были обыкновенные корреспонденты нейтральной испанской прессы, на самом деле... специальные сотрудники соответствующего департамента на заокеанском континенте. Что именно им было нужно, обер-лейтенант Адам Безрух мог только догадываться. Но, по старинному правилу шпиона, не выяснял о тех нуждах заокеанских информаторов. Даже то, что настоящим испанцем был только один из них, а двое других — из штата Бискайя, Безруха мало волновало. Сам он был «принципиальный интернационалист».

— О-о! Сеньор Безрух в отличном настроении. Сколько? — воскликнул долговязый «испанец» со штата Бискайя, имитируя пучками подсчет денег.

— Отложил разговор, — выдохнул Безрух. Он не хотел откровенно высказывать свое «недовольство» решением генерала.

Долговязый понимающе присвистнул. Переждал, пока запыхавшийся от быстрой ходьбы Адам Безрух сядет за стол на скамье в этом советском доме «будущего коммунизма», как, иронизируя, называли они дом пожилой колхозницы на окраине села, под лесом.

— Отложил генерал разговор, но я... Я так ему и сказал, что няней этому генеральскому щенку не буду!

— Ого! Такого героического поступка я от вас не ожидал, но будем считать, что вы его сделали. Верно, сеньор Адам? А еще вернее будет, если сеньор прародитель человечества так же мудро поведет себя и в дальнейшем. Ребенок — действительно лишние хлопоты для обер-лейтенанта такой армии! Боевой успех за успехом. На какого дьявола, скажите пожалуйста, ему эта уродка?

— Вам она, честно говоря, тоже на такого же дьявола нужна, — перебил скучным голосом Безрух.

— Нам тоже, — охотно согласился высокий «испанец». — Но наши хозяева работают не только на себя и не только ради сегодняшнего дня, но и ради завтра. Для завтра, поймите, Безрух! У них — бизнес...

Высокий замолчал, набивая табак в толстую обгоревшую трубку с изогнутым чубуком. После того как посмотрел на него Безрух, он безошибочно понял, что торг с Адамом уже состоялся. Осталось только — сколько и... разве что некоторые формальности.

— Сколько? — спросил вполголоса уже спокойный Безрух.

— Как и вчера. Спрос на такой товар небольшой, но наше слово — закон! Как и вчера.

— А формальности? — спросил Безрух, как делец, давая тем понять, что он согласен.

Где-то около печи с пола для спанья поднялся второй «испанец» и, немного покопавшись во внутреннем кармане, протянул Безруху бумажку — заготовленную для отправки телеграмму.

— Только подписать и отправить по штабному телетайпу эту телеграмму, — сказал на английском языке.

Телеграмма была короткая, отпечатанная на машинке. Безрух быстро перебежал ее глазами и, как тарелку, протянул эту бумажку высокому — мол, кладите.

— Сразу же после подписания и отправки телеграммы получаете половину, но... приличными немецкими марками. Вторую половину, долларами, получите на соседней железнодорожной станции, как только отправите нас обоих поездом, а еще лучше — авто до передовых частей наступающих войск фюрера.

Безрух все еще держал протянутой руку с бумажкой. Губы расплылись в едкой улыбке неверия.

— «Расскажите вы ей, цветы мои...» Ах, вы не понимаете наших благородных романсов. Короче говоря: первая половина кладется на стол при торжественном подписании этой хартии будущей судьбы генеральской дочери. Валюта... Собственно, валюта на территории рейха пусть будет и в марках. Но в порту мне нужны доллары! Я еду туда, значит, вы понимаете, как мне нужна международная валюта!..

Высокий немного поколебался, и то больше для формы, затем решительно подал руку. Согласие, полное согласие, хотя уважаемый Адам... шкуру дерет со своей же брата, тайного сотрудника.

Адам Безрух положил бумажку на стол, погладил ее мизинцем правой руки, еще раз перечитал и в двух местах показательно исправил текст. Высокий отсчитал ему фашистские марки, выкладывая их стопками рядом с телеграммой. Безрух переписывал исправленную депешу на военный бланк, но украдкой с наслаждением следил за руками «корреспондента», которые с натренированной ритмичностью отсчитывали кредитки. И когда «покупатель» с размахом азартно ударил по стопке последней кредиткой, Безрух пригнулся и добросовестно подписал своим привычным росчерком телеграмму:

«...Дочь советского генерала Андрея Дорошенко немедленно переправить надежным средством нейтральный порт Сетубал сдать мисс Гревс Катабанья три обер-лейтенант Адам Безрух».

Подписал и отодвинул мизинцем. Не останавливая движения, тяжко положил ладонь на кучу денег. Безудержная улыбка удовлетворения, как в зеркале, отразилась такой же улыбкой победы на лице его щедрого покупателя.

Хозяйка дома, пожилая женщина, еще с прошлого вечера и всю ночь решала свою судьбу, судьбу дома, хозяйства под лесом в деревне, судьбу какого-то жизненного уюта. Вслушивалась в непонятные ей горячие разговоры и по окончании торга тщательно убрала, подмела дом. Только тогда тихо вышла на улицу.