Беседуя у причала с Мухтаром вечером накануне отплытия, Чучин вдруг заметил, как на палубе баржи стремительно промелькнула какая-то фигура…

— Кто это? — встревоженно спросил он.

— Почудилось, наверное, — передернул плечами Мухтар, всматриваясь в тень, отбрасываемую рубкой. Но, взглянув на встревоженное лицо летчика, с готовностью предложил: — Хочешь, пойдем вместе посмотрим…

Он первым поднялся на борт баржи. Чучин молча следовал за ним.

Тихо пробрались на корму, где в три ряда тянулись сложенные в человеческий рост ящики. Между ними виднелись лишь узкие проходы. Чучин нырнул в правый, Мухтар — в левый.

Иван шел вперед осторожно, то и дело оглядываясь, жалея, что не взял у караульного фонарь — надо было бы проверить и трюм, а без фонаря там делать нечего. Внезапно нога зацепилась за какой-то выступ, и Иван с грохотом растянулся на гулкой стальной палубе. Он оперся на локоть, пытаясь встать, и в это мгновение над ним выросла высокая худая фигура с ломом в руках. Иван рванулся в сторону, пытаясь избежать удара, и лом с силой вмял сталь возле самого уха, взметнув фонтанчик белых искр. Человек замахнулся снова, но тут из прохода громыхнул выстрел, он покачнулся и, привалившись к ящикам, медленно сполз на палубу.

— Убит?! — Мухтар рывком приподнял человека за ворот, исподлобья глядя на Чучина. — Надо быть осторожнее, — добавил сквозь стиснутые зубы. — Это тебе не в облаках витать.

Он вновь склонился над убитым и, повернув его лицом вверх, брезгливо поморщился:

— Грузчик это, Шариф… А я ведь думал… он свой… Э, Иван, ты-то как? Что молчишь?

По трапу громыхали сапоги караульных. Хлопали двери бараков в порту, повсюду слышались возбужденные голоса. Вскоре на причале рядом с баржей собралась целая толпа.

— Я бы эту гниду своими руками задушил, — говорил пожилой портовик с фонарем в руках.

— Откуда только они берутся? — возмущался другой.

— Что он все-таки хотел сделать? — недоумевал третий.

— Да все ясно, — начал объяснять курчавый рыжеволосый парнишка. — Хотел двигатель испортить. Соберут самолет, полетят — и кранты. Поминай как звали.

— Надо чекистов вызвать, — решительно произнес Иван.

— Они уже здесь, — ответил знакомый голос за спиной. Чучин обернулся и узнал Казначеева. Вместе с ним и Мухтаром они тщательно проверили сохранность самолетов. Осмотр несколько успокоил Ивана. На баржах царил идеальный порядок. И ящики с запасными частями, и баки с горючим и смазочными веществами — все стояло на своих местах. Видимо, злоумышленник ничего не успел сделать.

— Надо бы усилить охрану, — задумчиво сказал Казначеев. — Еще целую ночь стоять в порту…

— Давайте патруль выставим, — предложил рабочий.

— Это дело, — согласился чекист. — Отберите троих ребят, и наш человек подежурит с ними ночью…

Когда люди начали расходиться, Иван подошел к Мухтару и крепко сжал твердую ладонь капитана.

— Не знаю, что надлежит говорить в таких случаях… Благодарить — смешно, да и глупо. Ты спас мне жизнь. В общем… — Чучин замялся, в упор глядя в лицо капитану, — я этого не забуду.

Мухтар молча улыбнулся в ответ — смущенно и, как показалось Ивану, немножко грустно. Во взгляде его карих глаз Чучин почувствовал какую-то необъяснимую тоску.

— Ты… что? — спросил Чучин.

— Да-да? — встрепенулся тот.

— Что… такой?..

— Не приходилось еще… убивать… — Собеседник махнул рукой и прошагал по палубе к трапу. Вскочил на него упругим прыжком, скрипнули перила, и он исчез во тьме.

Утром Чучина разбудил осторожный стук в дверь.

— Кого это несет в такую рань? — взглянув на часы, пробормотал он недовольно.

Открыл дверь. Перед ним стоял Андрей Казначеев.

— Еще что-нибудь стряслось? — обеспокоенно спросил Чучин — ранний визит чекиста не предвещал ничего хорошего.

— Не волнуйся, — усаживаясь на единственный стул, сказал тот, — просто я хотел поговорить с тобой до отправления. С Шарифом нам еще не все ясно. Вчера и позавчера его видели с какими-то подозрительными лицами, но кто они, мы пока не знаем. Охрана на баржах будет надежная. Все люди проверенные, но и ты будь осторожнее. Кстати… Погребальный на тебя повсюду жалуется.

— Пусть жалуется, — коротко бросил Иван.

— Говорит, ты ему трибуналом угрожал.

— Чем эти кляузы выслушивать, лучше бы разобрались, почему он хотел баржи задержать, — отрезал Чучин и повернулся к окну.

Андрей помолчал.

— Ладно, — сказал наконец сухо, — ты давай занимайся своим делом, а мы займемся своим.

— Эх ты, — запальчиво отреагировал Иван, — своим делом! Да пойми же — нет у нас теперь своих дел. Есть одно общее. Читал, что Ленин на съезде сказал? — спросил он, смягчившись.

— Я эту речь слово в слово помню. Товарищ Ленин… — начал было Андрей, но Иван остановил его:

— Товарищ Ленин сказал: «Проверять людей и проверять фактическое исполнение дела — в этом, еще раз в этом, только в этом теперь гвоздь всей работы, всей политики», — медленно произнес он, чеканя каждое слово. — Вот так-то, — не глядя на Андрея, задумчиво заключил он, — а ты говоришь: «своим делом».

— Да ведь я это оттого, — широко улыбнулся Казначеев, — что обидно стало. Не за себя — за наших ребят. Зря ты упрекаешь. Конечно, много еще гадов здесь засело, но подожди, мы их всех выловим. А на Погребального ты тоже не очень-то серчай. У него месяц назад басмачи жену и дочку зарезали.

Энвер-паша лежал на диване и курил. Мыслей не было никаких. Только опустошенность и чувство краха.

Адъютант вошел в комнату в некоторой растерянности и сказал:

— Ваше превосходительство! Он здесь и требует, чтобы его пропустили к вам.

— Кто он? — без малейшего интереса осведомился генерал.

— Человек, на которого вы обратили внимание в городе. Он повсюду рыщет. Видно, что-то хочет выведать о вас.

— А… этот востоковед… Что ему нужно?

— Говорит, ему необходимо срочно передать вам важное сообщение.

— Хорошо, — Энвер-паша тяжело поднялся с дивана. — Проводите его ко мне. И оставьте нас наедине.

Офицер застыл на месте, с тревогой глядя на Энвера-пашу, не осмеливаясь возразить генералу и в то же время не решаясь выполнить его приказание.

— Не беспокойтесь, — горько усмехнулся тот. — Это не наемный убийца.

Вуллит вошел в комнату Энвера-паши с видом человека, после долгой разлуки разыскавшего наконец своего старого доброго знакомого.

— Присаживайтесь, — с тяжелым вздохом кивнул генерал. — Не знаю, о чем пойдет разговор, но мне кажется, что все интересующие вас вопросы мы уже обсудили в Берлине.

— Тогда вы отклонили мои предложения.

— Вы думаете, что я приму их сейчас?

— Союз с немцами не удался, — Вуллит сел в кресло, предложенное генералом. — Будем смотреть правде в глаза. Вы им были нужны, пока стояли во главе Турции, а теперь… Ну да что об этом говорить… Я только что из Баку, со съезда народов Востока. Я слышал ваше заявление. Знаете, оно не вызвало энтузиазма у делегатов. Многие даже негодовали.

— Вы пришли поделиться со мной своими впечатлениями? — холодно спросил генерал.

— Ну что вы, — возразил Вуллит. — Хотя я даже записал некоторые ваши заявления. — Он достал из кармана блокнот и прочел: — «Мы были вынуждены воевать на стороне германского империализма. Я столько же ненавижу и проклинаю германский империализм и германских империалистов, сколько английский империализм и английских империалистов».

— Ну и что? — остановил его Энвер-паша.

— Вам не поверили, — Вуллит убрал блокнот в карман. — Не поверили ни они, ни мы. Вы обратились к съезду, к людям, с которыми никогда не найдете общего языка.

— Они еще пожалеют об этом! — запальчиво воскликнул генерал. — Я еще вернусь в Турцию.

— Генерал, — сказал Вуллит с мягкой укоризной, — мы знаем вас как человека решительного, но реалистичного.