Вуллит удивленно поднял на него глаза.

— Еще бы, — подтвердил Доббс. — Мы здесь из кожи вон лезем, чтобы доказать, что дружба с русскими Афганистан до добра не доведет, а тут нам и карты в руки. Афганцы ведь люди осторожные. Русские обещали им самолеты, а самолетов не будет…

— Вы хотите сказать…

— Самое лучшее, если самолеты не попадут в Термез. Например, авария на Амударье, пожар в порту или еще что-нибудь — вам виднее. У Советов положение тяжелое. Вряд ли они смогут выделить для афганцев еще пару аэропланов.

— Трудная задача, — произнес Вуллит. — Самолеты находятся под тщательным наблюдением.

— Вы узнали, кто из русских возглавит караван? — спросил Доббс, не обращая внимания на слова разведчика.

— Начальником каравана назначен некто Гоппе. О нем мало что известно, а вот другой летчик — Иван Чучин. Этого я хорошо знаю. Он из тех русских курсантов, которых я обучал летать в Англии.

— Старый знакомый? Хороший летчик?

— Классный пилот, — кивнул Вуллит.

— Может быть, — сказал посланник, — вам удастся договориться с русским летчиком?

— Исключено, — покачал головой Вуллит. — Чучин не тот человек.

— Что значит «тот», «не тот»?..

— Мне приходилось с ним сталкиваться, что называется, вплотную. Он патриот в абсолютной, что называется, величине этого слова. У нас с ним были разного рода беседы — в том числе по поводу возвращения в Россию… И знаете, что он сказал? Я здесь, дескать, лишь для того, чтобы с большей пользой затем служить Отечеству. Этакий подвижник времен Петра Первого… — он хохотнул, потом посерьезнел. — Нет, — произнес раздумчиво. — С Чучиным ничего не получится. В людях я ошибаюсь редко, а это, извините за каламбур, тоже весьма редкий тип…

— Тем хуже для него, — сказал Доббс. — Нет так нет. А вы уже знаете, кто мог бы вам помочь провести операцию?

— Есть один человек в Бухаре. Он уже глубокий старик, но полон сил и энергии. Очень умен и опытен…

— Я догадываюсь, о ком идет речь, — заметил посланник. — Я познакомился с ним в Кабуле еще пятнадцать лет назад. Но помните: он натура сложная и иногда становится совершенно неуправляемым. Вздорный, капризный старик. Будьте с ним поосторожнее.

— Я подумал, — сказал Вуллит, — что стоит подключить и нашего друга Ахмеда Али. Но как только намекнул, что от него-потребуется, он сразу запросил английский паспорт и такую сумму, на которую можно нанять целый отряд…

— Это было, вашей большой ошибкой, — Доббс смерил Вуллита долгим колючим взглядом и, помолчав, уточнил: — Ахмед Али тут же донесет обо всем Алим-хану.

— Я думаю, ему русские самолеты в Афганистане нужны не больше, чем нам. Алим-хан нам не помеха.

— Как знать… — протянул посланник. — Алим-хан подчас оказывается намного хитрее, чем можно было предположить заранее… Ну да ладно. То, что не удастся старику, сделают люди Энвера-паши.

— Вот те раз, — Плетнев быстро поднялся навстречу летчику. — На ловца, как говорится, и зверь бежит. Я как раз собирался за тобой послать. Да ты садись. Рассказывай, как добрался до Бухары? Надеюсь, без приключений?

Плетнев — плотно сбитый человек среднего роста с широкими скулами, массивным подбородком и большими навыкате глазами, нравился Ивану своей неиссякаемой энергией и решительностью. Вчера, собираясь к Плетневу, он размышлял, как лучше начать разговор, но комиссар, казалось, сам угадал его мысли.

— Добрался нормально, — ответил Чучин, осторожно присаживаясь на колченогий стул. — Вот только попутчики подобрались, мягко говоря, странные.

— Что так? — прищурился комиссар, занимая свое место за дубовым двухтумбовым столом с порезанным сукном на крышке.

Иван начал излагать все по порядку, стараясь не упустить ни одной детали. Он рассказал о том, как еще на ташкентском вокзале впервые увидел рябого толстяка. Вспомнил и о разговоре с цыганкой, и о том, как в поезде Тахир обратил внимание на рябого. Плетнев вроде и не слушал, перебирал исписанные листки на столе. Чучин сбился, понимая, что комиссар занят более важными делами.

«Явился неизвестно с чем, только мешаю занятому человеку», — подосадовал на себя Иван.

В дверь постучали. Высокий человек вошел в комнату, осторожно положил перед комиссаром какие-то бумаги. Тот молча их подписал. Человек бесшумно вышел.

— Сдается мне, — закончил Чучин, — толстяк неспроста по вагону шастал.

— Займемся мы твоим толстяком, будь уверен. — Плетнев наконец убрал в папку лежавшие перед ним листки и исподлобья взглянул на Ивана. — Значит, к старику решил не ходить?

— А вы как посоветуете?

Комиссар нахмурился, после небольшой паузы сказал:

— Не придется тебе уже увидеть Тахира.

— Что с ним? — встрепенулся Иван.

— Старика убили вчера вечером. Зарезали в собственном доме.

— Кто?

— Кто? — усмехнулся комиссар. — Так ведь убийца свой адрес обычно не оставляет.

— Значит, никаких следов?

— Внук у него остался, — сказал Плетнев. — Мальчонка двенадцати лет. Рассказывает, старик вернулся домой сам не свой. Угрюмый был, все молчал, а потом говорит внуку: «Пойдешь в город в гарнизон. Разыщешь летчика и передашь ему письмо». Сел писать, мальчонка пошел во двор лошадь кормить. Минут через двадцать вернулся — старик на ковре лежит. Мертвый.

— А письмо?

— Письма не было.

— Дервиши? — спросил Чучин.

— Кто знает? — пожал плечами Плетнев. — Мальчишка говорит, старик ждал в гости какого-то племянника из Нового Чарджуя, хотя никогда прежде про него не говорил…

— Значит, — рассудил Чучин, — Тахир хотел меня предупредить…

— Или завлечь в ловушку, — возразил комиссар.

— Скажите, — спросил Иван, — эти его рассказы о путешествиях, о Мекке — я так понимаю, он мне арапа заправлял?

— Ну почему же, — улыбнулся Плетнев. — Старику действительно пришлось скитаться по свету. Что правда, то правда. Но кто знает, куда его могло прибить, к какому берегу, во время тех скитаний…

— И эмира бухарского действительно лечил? — продолжал расспрашивать Чучин.

— Факт! — подтвердил комиссар. — И эмира, и его приближенных. При дворе Тахира ценили, но мне рассказывали, что однажды за какую-то провинность кто-то из приближенных эмира, приказал высечь Тахира на площади, у всех на глазах.

— Ну, коли Тахир от эмира пострадал, вряд ли он с басмачами связан, — предположил Чучин, в глубине души надеясь, что Плетнев выскажется определеннее. В словах комиссара ему слышалась недоговоренность.

Комиссар задумчиво пожевал губами и наконец произнес:

— Я опасаюсь, что все эти обстоятельства возникли неспроста и что они как-то связаны с твоим заданием. Обязан опасаться. — Он хлопнул ладонью по столу, давая понять, что разговор окончен. — Завтра пойдет поезд в Новый Чарджуй. Туда отправляется наш сотрудник. Поезжайте вместе. Мало ли что может случиться в дороге…

— Андрей Казначеев, — четко, по-военному представился молодой нескладный парень с худым облупленным лицом и крепко пожал Чучину руку. — Плетнев поручил мне сопровождать вас. Машина ждет.

На вокзал прибыли вовремя. Поезд в Новый Чарджуй был уже подан, но посадка еще не начиналась. Андрей, забрав у Чучина мандат, отправился к коменданту оформлять документы, а Иван, прислонившись плечом к вагону, лениво разглядывал галдящую вокруг разноликую толпу. Желающих ехать было явно больше, чем мог вместить поезд.

— А все-таки, что ни говори, — жаловался кто-то, — эмир бухарский, хотя и паразит, а порядка при нем было поболе, чем теперь.

— Вот и катился бы за своим эмиром, — насмешливо посоветовал хрипловатый голос их толпы.

— Где теперь эмир — в Гиссаре прячется? — спросил щеголевато одетый мужчина, только что энергично проложивший себе путь локтями к самой двери вагона.

— Выгнали его давно из Гиссара. Он к своим дружкам в Афганистан сбежал, — пояснил тот же хрипловатый голос.