— Откуда ты знаешь?

— Только что один из постояльцев попросил его сообщить об этом русским летчикам, — ответил за Файзуллу Баратов. — Он объяснил, что случайно услышал, как бандиты обсуждали план нападения. Однако сам не решился идти к нам — опасается, что его примут за сообщника. А с мальчишки какой спрос.

— Спроси, не знает ли он, где сейчас бандиты, — потребовал Чучин, — и как они выглядят?

Баратов перевел вопрос Ивана и, выслушав ответ мальчишки, отрицательно покачал головой.

Иван бросился к Гоппе. Вместе они направились к начальнику охраны.

Офицер выслушал их совершенно бесстрастно:

— Не подавайте вида, что вы что-то знаете, — спокойно сказал он и добавил с высокомерной усмешкой: — Не волнуйтесь, идите спать. Все будет в порядке.

Иван вернулся в комнату, но не находил себе места. Дурацкая ситуация. Рядом с ним решается судьба экспедиции, а он не может вмешаться. Гоппе категорически приказал не выходить за дверь, как он выразился, «во избежание провокаций или других неожиданностей».

Развязка наступила часа через два. Короткая перестрелка переполошила обитателей караван-сарая. Чучин не мог сдержаться и выскочил во двор. Начальник конвоя, увидев его, кивнул на два валявшихся на земле трупа.

— Они уже не смогут причинить вам никакого зла. Потом, брезгливо скривившись, показал на двух привязанных к столбу людей:

— И эти тоже.

Позвали хозяина и выяснили, что люди эти ждали прибытия каравана в течение нескольких дней. Однако дальнейшие расспросы ничего не дали — хозяин пребывал в полном неведении, откуда прибыли постояльцы и кто они, а пленные упорно молчали.

— Надо бы поблагодарить мальчишку, — сказал Иван подошедшему Гоппе. — Если бы не он, неизвестно, чем дело могло кончиться.

— И заодно выяснить, кто рассказал ему о готовящемся нападении. Нам надо бы знать, откуда ждать сюрпризов, — согласился командир.

Файзулла сообщил, что человек назвал себя муллой Джунаидом.

— Невысокий такой, плотный, и лицо немного рябое…

Чучин и Гоппе поняли друг друга с полувзгляда и ничуть не удивились, когда хозяин сказал, что никакой мулла Джунаид в рабате не останавливался.

«Опять рябой. И опять полная неясность, — думал Чучин, засыпая. — Но почему из врага он вдруг превратился в союзника?»

— Можете не сомневаться — это не подделка, — английский посланник в Кабуле Генри Доббс осторожно поставил кофейник на стол и откинулся на мягкую спинку кресла. — Красивая вещь. Подумать только, сделана полтора столетия назад в Тюрингии, а теперь вот в Кабуле. Я уверен, что, если бы кто-нибудь описал приключения этого кофейника, получилась бы увлекательная книга.

— Ну что ж, — сказал Аманулла-хан, — приятно услышать заключение эксперта.

— Фарфор — мое хобби, — усмехнулся Доббс. — Моя профессия — политика. К сожалению, в этой области вы цените мое мнение значительно ниже. Я хочу вас убедить в одном: то, чего желает наше правительство, нужно в первую очередь вам.

— Значит, опять забота о нашем процветании? — с нескрываемой иронией спросил эмир.

— Разумеется, британскому правительству небезразлично положение дел в Центральной Азии. Но интересы наших государств вовсе не противоречат друг другу. Мы хотим вам помочь. Не отвергайте нашей помощи. Она вам еще пригодится. Тем более, — добавил Доббс, — что мы практически ничего не просим взамен. Разорвите договор с русскими. Вы ведь все равно ничего от них не получите.

— Вы уверены? — вскинул взгляд Аманулла-хан.

— Мне кажется, — сказал посланник, — вы возлагаете на русских слишком много надежд. Мы в Англии не очень-то доверяем большевикам. С ними надо быть настороже.

— Да, — заметил Аманулла-хан, — вы и в самом деле крайне осторожны, когда кому-либо надо помочь.

— Вы рассчитываете получить помощь от русских, — спокойно продолжал Доббс, — и совершенно напрасно. Они вам ничего не смогут дать, даже если захотят. У них голод, разруха. Им самим долго не выдержать. Через несколько лет с социализмом будет покончено.

Доббс посмотрел в глаза собеседнику, стараясь угадать, какое впечатление произвели его слова на эмира. Но лицо Амануллы-хана было совершенно непроницаемым. И хотя Доббс давно привык к невозмутимой восточной манере вести разговор, временами она его крайне раздражала.

— Вам кажется, что Лондон не слишком щедр? — спросил посланник. — Но двадцать тысяч винтовок и двадцать полевых батарей вам и сейчас не помешают. А за качество оружия я могу поручиться.

— Что и говорить, — подтвердил Аманулла-хан, — ваши пушки стреляют хорошо. В Афганистане это известно каждому.

— В Афганистане, — поморщился посланник, — никак не могут забыть прошлого. А мы, англичане, люди деловые. Знаете, говорят: время — деньги. Нам некогда ворошить историю. Мы привыкли смотреть в будущее. Прошлое все равно не исправишь.

— Исправить не исправишь, — задумчиво произнес эмир, — но и забыть прошлое иногда не так-то легко. Народ не поймет меня, если я соглашусь принять подачку от вашего правительства..

— Но ведь вы принимаете самолеты от Советской России, — возразил Доббс.

— Совсем другое дело, — сказал Аманулла-хан, — Россия — наш союзник. Она пришла к нам на помощь в тяжелое время, и у нас с ней равноправные отношения.

— Однако сейчас и между нашими странами начинаются новые отношения, — торжественно заявил посланник.

— Хотелось бы верить в это, — холодно произнес эмир..

— Оружие, которое вы получите, это только аванс. В течение 25 лет мы обязуемся выплатить вам 40 миллионов рупий. Мы поможем Афганистану стать могущественной страной.

— Итак, — спросил Аманулла, — между нашими государствами наступает период дружбы?

— Если вы того пожелаете, — подтвердил Доббс.

— И ваше правительство протягивает нам руку помощи?

— Конечно!

— Однако, — усмехнулся Аманулла-хан, — Лондон почему-то не спешит установить с нами равноправные отношения. Может быть, у вас еще надеются, что Афганистан снова станет британской колонией?

Генри Доббс помрачнел, недовольный таким поворотом разговора.

— Я вас понимаю, — сказал посланник. — Вы считаете, что англичане — это исчадие ада, что они виновны во всем зле, которое совершается в мире. Но поверьте, англичане творят не только разбой, и не вся несправедливость на земле исходит от англичан. В Лондоне уже относятся к Афганистану, как к независимому государству.

— Однако не спешат признать нашу независимость, — уточнил эмир.

— Видите ли, — пожал плечами Доббс, — на все нужно время. Британия — страна традиций. И хотя мы уже давно имеем дело с Востоком, в Лондоне еще немало людей, порой весьма влиятельных, которые не понимают, что происходит в Азии… Если бы это зависело от меня, можете не сомневаться, мы сегодня же пересмотрели бы наши отношения. Увы, даже британское правительство не властно само решать-такие вопросы. У нас есть парламент, а многие его члены живут представлениями прошлого века.

— Значит, — сказал Аманулла-хан, — вы предлагаете нам подождать, пока в вашем парламенте изменятся настроения. Что ж, наша страна веками ждала независимости, может потерпеть еще пару десятилетий.

— Когда закладывают фундамент нового здания, лучше не торопиться, — заметил посланник.

— Возможно, вам покажется это странным, — неожиданно резко хлопнул ладонью по столу Аманулла, — но мы хотим независимости не только для наших внуков, но и для себя. Признание нашей независимости именно теперь является гарантией мира и покоя в нашей стране.

Эмир порывисто поднялся и подошел к окну.

— Некоторые историки, — помолчав, сказал он, — утверждают, что характер народов зависит от географических условий, в которых они живут. У жителей равнин нравы не похожи на нравы горцев.

— Возможно, — рассеянно ответил Доббс.

— Видите, — продолжал Аманулла-хан, — до тех гор десятки километров, а кажется, что они совсем рядом. Мы в Афганистане с детства привыкли смотреть вдаль и не любим, когда что-либо заслоняет хороший вид, а у вас в Англии столь часты туманы. Вы научились ориентироваться даже в тех случаях, когда ничего не видите в пяти метрах перед собой. Но мне кажется, что и вы иногда ошибаетесь: или не видите, или не хотите видеть, куда ведет ваш путь.