Гайца от такого рыбного перегара аж скособочило. С левого глаза сразу все ресницы высыпались и нарыв на носу открылся.

— Они что, тебе по очереди в рот насрали? — на нас показывает и сам отхекивается, сморщился и ладошками машет. А хули ж ты думал: запах средневековья с рыбных рядов донесся… я ведь предупреждал. Мент скупую слезу пустил, дыхание затаил, но не унимается. Принципиальный.

— Идем в трубку дышать, Виктор Филипович.

— Товарищ милиционер, — я вмешался. — может давайте пацифистский союз заключим? Он трезвый, клянусь здоровьем его мамы… просто пришпандоханый маленько. Натуральный образ жизни проповедует, не моется годами, ходит без трусов. Непризнанного пророка из себя корчит. Мы ведь с Вами христиане, товарищ капитан, а христиане к юродивым всегда снисходительно относились.

— Идем за мной, юродивые христиане! — Милиционер рукой махнул и в свою эпидемическую будку зашагал. А за ним тетка с хитрым приборчиком стучит каблуками от возмущенния:

— Да у них превышение вредных выбросов, Николай Васильевич! Будем протокол составлять! Штрафные санкции!

"Ах так! Штрафные санкции?! — у меня от гнева аж пукательный орган сжался, — Хорошо! Сейчас я Вам устрою превышение выбросов. Отпротоколю Вас по самые фалопиевые трубы!.. Вы, инспектора экологические, сегодняшний витькин энерговыброс на всю жизнь запомните."

— Идем, Витюха, — беру подсобника под руки, — оставим женщине незабываемый штраф на память. Пусть за ним поухаживает.

Разместились в будке, тетка протокол пишет, а я психологическую почву деликатно подготавливаю:

— Эх, снова невезуха, — вздыхаю горько, — опять мне за тебя, Витька-мразь халявная, штраф платить прийдется…

— А почему это Вы будете платить? — тетенька удивилась и ажурная башня из склееных волос дрогнула на ее голове. — Транспортное средство не на Вас же зарегистрировано?!

— Вы понимаете, мадам, — говорю я скорбно, — Этот Виктор Филипович — такой тунеядец и скряга, каких свет не видывал. Какой там штраф… за десять баксов готов себе коленку просверлить, уродец… Причем, насквозь. Жадный до капусты ужасно. Недавно, дармоед, американцам половину своего желудка выгодно продал и вживил в себя неясное биосущество, чтоб ему пищу измельчало в животе. Все из за денег, мадам. Вон, видите у него правый глаз косит слегка?

— Вижу, — женщина оторвалась от протокола и прищурилась на Витю. Мент незаметно поплевал через плечо.

— Это временный протез. — Я печально поджал губы. — Он свой глаз в Венгрии за тыщу двести долларов сторговал, а себе страусиный имплант хочет вживить. Он значительно дешевле. Тоже синий… Вы не знали, что у страусов глаза синего цвета? И по размеру совпадают с человеческим.

— Не-е-ет, — удивленно протянула санитарная женщина. Милиционер украдкой глянул на себя в боковое зеркало и повращал одним глазом.

— Теперь будете знать… Да что там глаз… Такого скупердяя как Виктор поискать надо: в прошлом году пятьсот гривен в пари выиграл. Вы не поверите: на спор высосал у покойника из носу все сопли. Мы одного старичка как раз на этом катафалке в морг доставляли. Так Виктор решил бабла подкосить на шару…Помнишь того мертвеца, Сигизмунда Сидоровича,… А?!..тебе говорю, жлоб нерадивый!

С этими словами я хорошенько шлепнул Витю по согнутой спине. Он в этот момент склонился над протоколом о загрязнении окружающей среды и шевелил губами, пытаясь осознать суть правонарушения. И тут, не знаю, возможно угорь от моего хлопка проснулся, а может Витя вспомнил вкус соплей Сигизмунда Сидоровича, но вдруг он неприлично икнул, выпучил влажные страусиные глаза и издал чавкающий звук. Затем из ноздрей подсобника брызнула коричневая слизь, а изо рта прямо на государственные бумаги выплеснулся скользкий угорь. Он был облеплен яблочно-морковной массой и красиво блестел. Свежевыблеванная рыба яростно извивалась и щелкала пастью. Изрыгнув угря, Витька бодро чихнул, вытер морду казенным полотенцем, достал из за уха пожеваную спичку и, вставив ее промеж зубов, произнес:

— Насчет Сигизмунда Сидоровича ты гонишь, шеф. Я тогда не пятьсот, а тыщщу гривен срубил… Нинка еще босоножки купила и мне спортивный…

Но об удачном приобретении босоножек ни прыщавый милиционер, ни тетя-врач не узнали. Мент с искаженным лицом выскочил из экологической будки, пал на сухую траву и, порвав китель, возвел глаза к небу. Трясущимися губами он что то бормотал в небеса, а его молодой коллега бежал к нам, расстегивая кобуру:

— Что, Коля, где?!? Кого гасить, Коляны-ы-ы-ыч??!

Тетка на каблуках в этот момент окончательно проявила свою лживую сущность и, вместо того, чтобы охранять окружающюю среду, принялась злобно бить невинного угря картонной папкой. Волосяная башня на голове у нее увеличилась вдвое и некрасиво растрепалась. При этом эпидемическая врачиха визжала так, что в шкафчике треснуло несколько химических колб и боковое стекло в лабораторной машине. Я был удовлетворен.

— Ладно, Вы тут природу охраняйте, мадам, — сказал я, беря за плечо Витьку, — а мы, пожалуй, поедем. Впрочем, у меня в машине еще два таких хунвейбина сидят, могу позвать их сюда, протокол подписать. Как свидетелей. Тоже посконные христиане.

— И чего? — Глеб Егорыч так заслушался, что даже забыл палец из стакана вынуть, — куда угря то дели?

— Да забрали мы его, Егорыч, от этих бездушных тварей и обратно в чистое озеро отпустили. Заслужил свободу угорь… А приборчик этот крендебобельный, что газы в машинах меряет, Витька все же спионерил, — я подозвал тощего маклера, — ну ты наливай, дружок, не стесняйся. Розовый траминер тащи.

© Copyright: Валдис Йодли, 2012

Свидетельство о публикации № 21205210644

Мое терпение лопнуло и я выгнал Витьку с работы. Пнул его под зад, как шелудивого пса. Ладно, я мог еще стерпеть его послеобеденный сон, порчу дорогих инструментов и регулярное просверливание проводов в стенах, но когда он проиграл в домино мои "дайвинги" с фосфорным циферблатом, то я взорвался. Сначала в резкой форме я сказал Виктору, что он "уникальный олигофрен, паталогический маньяк, скот и, вообще, результат неудачного опыта по скрещению ишака и ленивца". Затем в этой же последовательности записал ему все вышесказанное красивым почерком в трудовую книжку.

— Катись на биржу труда! -крикнул я ему вслед, потирая то место на руке, где раньше был мой "Таг Хауер". Блин, лучше б я сам батарейки заменил…, -Я тебе такую характеристику накатаю, осел, что тебя ни один идиот на работу не примет! Скотина.

Витька осознавал свою вину, возражать не смел и, сняв со стены свой календарик с поросенком, грустно побрел домой. На пороге офиса он еще что то буркнул про "тиранию", "запасной вариант" и "крепкую память".

"Я тебе дам тиранию, — злился я набирая в интернете объявление о поиске профессионального плиточника. — У меня тоже память крепкая… До сих пор помню перламутровый блеск циферблата и фосфорные стрелки". Плиточник мне нужен был по той причине, что Йончи, мой основной игрок на плиткорезе, резко сдриснул на заработки в Прагу и теперь я не мог закончить в срок серьезный интерьер.