— Смотри, Валдис, — увлеченно махал он руками, — хочу бабахнуть Карловне пожизненный рай на земле. Ты же знаешь, я ее ценю почти как Ленку. Так что, забивай в проект самое лучшее, мне капусты не жаль… Эх, линять на бабло, так красиво… Хули, один раз живем, а зелени еще натрусим. Главное, золота побольше и гранита сочини… Красного гранита.
— Ты че, мавзолей ей воздвигаешь? — спрашиваю, — не захворает она от гранита?
— Ты рисуй, художник,… проецируй, — Патефоныч бросил руль и принялся чертить на лобовом стекле толстым пальцем кривые дуги, — арки такие хочу… Чтобы все в арках было. Сантехника — цветной фарфор. Джакузю с электричеством в воде. Радио в душевой. Я по дешевке с Венгрии притащу… Карнизы лепные. Панели дубовые и теплые полы с подогревом. Плитку покучерявей, с блеском и полировкой…
— Подскользнется и убьется на хрен твоя теща…
— Не сцы, ты рисуй, проецируй… Не подскользнется. У нее такие когти на ногах. Ты бы видел. По стенам может бегать. Как геккон. И это… Камин большой такой залепи в гостинной. Из мрамора…
— А что, есть дымоход готовый?
— Ты без дымохода лепи, вопросы не задавай глупые, дизайнер. Не задохнется… Ей избыток кислорода даже вредит. Перевозбужается резко…
Так, брызгая творческими идеями, Патефон привез меня на объект. Будущее место для нашего подвига из окна джипа выглядело весьма презентабельно: двухэтажная постройка покрыта блестящей черепичной кровлей. Сияли белоснежные пластиковые окна с плотными шторами и ярко-розовый фасад с такими же розовопопыми ангелочками внушал оптимизм.
— Любимый ее цвет, — понимающе кивнул Патефон, поймав мой взгляд. — Хотя, ты знаешь, я больше зелень люблю. С характерным шелестом… Короче, адрес известен — завтра запускай своих фанатически настроенных работничков. Поехали…
— Так что, не зайдем даже? — я приоткрыл дверцу и горячий воздух сразу хлынул в салон, — глянуть бы, че там внутри.
— Да нету там ни хера, — махнул рукой Патефоныч, — голые стены. Я сам туда не ходил, че я там не видел… Так, прямо из джипа и купил. Давай, Валдис, приступай завтра к ремонту… не тяни, а то Карловна уже так хочет переселяться, аж вздрагивает во сне. — и Патефоныч сунул мне в нагрудный карман ключ, завернутый в рулон твердых купюр…
Следующим днем я с Йончиком и Витьком прибыл на нашем катафалке к дому. Мы удачно припарковались и принялись выгружать орудия героического труда — ведра, лестницы и ящики с ремонтным инструментом. Ключ от дома был быстро извлечен из рулончика поэтому мы без труда попали вовнутрь. А вот внутри нас ждал сюрприз. Даже сюрпризом увиденное назвать было сложно — это был некий возникший из бредового сна шизофреника пространственный парадокс. Логическая загадка. На мгновенье я решил, что еще сплю и слегка подергал себя за ухо. Йончи открыл рот, а Витька озабоченно присвистнул:
— Вот это матрешка… — удивленно протянул он, — дом в доме. Обосраться и не подняться…
Действительно, это был дом-матрешка. Внутри нового, купленного Патефоном дома, находился еще один, старый, с битой черепицей на крыше, прогнившими деревянными окнами и закопченными стенами. Воняло плесенью. Всюду висела паутина и валялись пластмассовые корпуса от разбитых часов. Полы сгнили. Половина стекол в окнах была разбита, видимо, когда строили новый, наружный дом, то не очень то церемонились со старым, внутренним. Расстояние между стен обоих домов было чуть больше полуметра и местами расширялось так, что некрупный человек мог свободно обойти старый дом по периметру. Внутри дряхлого дома кто то был.
— Патефон!- кричал я в трубку телефона, — Ты че нам подсунул, нах?! Это ж ни хрена не новостройка! Дом с призраками, ядреный корень, подмостки абсурда и кошмарный сон! Приезжай скоро, пока нас тут зомби на фарш не пустили!!!
Когда Патефоныч примчался на своем климатизированом "Ауди" из дома вдруг выскользнул прилизанный человек с тоненькой папкой под мышкой. Сунул Патефону сухую ладошку и чинно представился:
— Савелий. Магистр международного права. Новый хозяин дома. Рад знакомству. Заходите, друзья, не стесняйтесь, — Похлопал он по плечу онемевшего Патефона, — как быстро Вы приехали. А по телефону мне сказали, что только со вторника приступят к работе. Ну Вы молодцы!
— Э-э-э, не стучи копытами, магистр, тормозни, — Патефон дернул за пиджак прилизаного, — Ты реально заблудился в городе, сайгак. Это моя недвижимость. Тут бумаги есть… — и Патефон полез в бардачок за документами.
Стали разбираться. После предварительного ознакомления нарисовалась такая полукриминальная картина.
Новый дом построил уже покойный, часовых дел мастер, Шими Вундермахер. Строил сам, своими вундермахерскими ручонками и, так как жить ему было негде, старый дом не разрушал. Жил в нем, спал, кушал кошерный черносив, по ночам чинил часы, а днем опять сооружал вокруг себя новые стены. Для кого он их сооружал было неясно — детей у Шими не было, ближайшая родня жила в Новом Свете на Брайтон-Бич, остальные рассыпались еще дальше и кому достанется вся эта архитектурная головоломка для соседей оставалось удивительной загадкой. Пока дом строился, часовщик немного заболел: от таскания стропил и досок появились боли в пояснице, от сырого раствора ломило руки, от извести пропало зрение и появился глухой кашель. А как только на кровлю нового дома опустилась последняя черепица часовых дел мастер Вундермахер слег в постель. Лежал он у добросердечной соседки тети Лиды и она, может из жалости, а может из корысти, стала ухаживать за ослабевшим доморощенным строителем. Позвали лекаря. Пришел доктор-гомеопат (классическую медицину Шими не признавал) и назначил лечение какими то редкостными пилюлями. В пухлых пальцах он держал маленький зеленовато-коричневый шарик и убежденно твердил:
— Дорогой друг, Шими, — водил он пахучим шариком перед носом часовщика, — только катализная вытяжка из фекальных масс синего кита спасет тебе жизнь. Это не просто шарик — это чудесная квинтэссенция океанических связей природы. Энергетический сгусток живородящих организмов. Импульс внутреннего роста… Первобытная сила… Всего три шарика в день, разбавленных в теплом козьем молоке и через месяц ты здоров как буйвол… Но они не дешевы, Шими, сам понимаешь, киты, Камчатка, Ледовитый океан…
Шими понимал и, так как выбора не было, перевел крупную сумму денег, без малого сорок тысяч долларов на банковский счет доброго гомеопата. Для того, чтобы оплатить счет он обратился к маклеру и срочно продал построенный дом. Затем Шими Вундермахер позвал к себе ребе и поинтересовался, может ли он принять в лечебных целях не кошерный шарик? Ребе лизнул шарик, сказал — "Можно"- и удалился. Тетя Лида нагрела козье молоко и тщательно растворила там китовую какашку. Часовщик Шими тяжело вздохнул, затем выпил до последней капли целебный раствор, икнул и тихо испустил дух. Тогда тетя Лида догадалась, что это была не "чудесная квинтэссенция океанических связей природы", а обычный утренний кал жены гомеопата. Но было поздно.
А дом приобрел Патефон. Законно. Теперь оставалось разобраться с новоиспеченным владельцем Савелием. У него тоже оказались бумаги на дом. На старый дом, тот что внутри. Оказывается, этот дом ему завещал любимый дядя-часовщик еще лет тридцать назад, когда Савелий был румяным пионером и учился дудеть в горн. Незаметно для окружающих из пионера Савелий превратился в комсомольца, потом стал студентом юрфака и постепенно эволюционировал до уровня магистра международного права. За плечами у него был богатый гражданско-процессуальный опыт, на стене масса почетных дипломов, а в спальном шкафу хранилась завернутая в целлофан черная шапочка с красной кисточкой. Савелий был битый волк.
— Будем судиться, — спокойно, с еле скрываемым наслаждением, сказал Савелий, закрывая папочку, — пусть восторжествует истина.