— Может и так, — усмехнулся Юзик, — но, к сожалению, я его не знаю.

Вот показались посёлок и стройка нового костела.

— Не думал я, что придется поработать на пользу бога, да еще христианского, — со смехом сказал Мотэль.

— Зато заработанные деньги мы используем для того, чтобы послушать черта, — тоже ответил Юзик.

Дорога шла через посёлок. Дома вокруг были большие, хорошие. Некоторые не хуже, чем в большом городе. Но рядом попадались и совсем бедные хибарки. Особенно в боковых переулках, которые даже были немощеные. Там копошилась еврейская беднота. Висели старинные вывески: «портной», «сапожник», «жестянщик» и т д. Но все эти ремесленники возможно не имели работы, так как фабричное производство давало столько товара, — и достаточно дешевого — что к кустарям никто не обращался. На главной улице были видны эти товары в огромных магазинах. На вывесках были польские надписи: «Варшавский магазин А. Завадского», «Магазин утвари М. Шнеерсона», «Мануфактурный магазин М. Сидорика».

Около одного такого магазина стоял важный седой еврей. Напротив него, с шапкой в руках, худой оборванный крестьянин в серой свитке и лаптях.

— Пожалейте господин! — говорил он. — Это же первый случай. Ну, высчитайте с меня, а то так сразу… Куда ж я пойду?

— Нет, нет! Хватит — сурово ответил еврей. — Что из тебя высчитаешь? Ты сам не стоишь того ущерба, который можешь причинить по твоей халатности. Еще бы минута, — погибла бы моя лучшая корова. Нам таких не надо.

В этот момент подъехал автомобиль. Еврей сел в него и двинулся.

А мужик несколько минут стоял с шапкой в руках и смотрел во след автомобилю.

— Вот ты удивлялся, — обратился Мотэль к Юзика, — что белорусские и еврейские газеты стоят за господ. А вот этот господин чем лучше польского? Чем ему хуже живется? Вот они и стоят за современный порядок.

Против такого примера Юзик ничего не мог сказать.

Вообще надо отметить, что везде очень четко ощущалось разделение на богатых и бедных. Как на селе, так и в городке, почти совсем не видно было так называемых середняков. Или богатый, — либо совсем бедный. В поселке, например, выделялось человек десять богачей, которые всю торговлю захватили в свои руки. Мелкому торговцу нечего было и думать с ними тягаться, так как они всегда могли: приобрести товара и больше, и быстрее, и дешевле, и лучше.

А те хозяева, которые в городке занимались земледелием, едва могли прокормить себя, так-как продавать продукты они должны были меньше себестоимости. Ведь на рынке были продукты из имений, где все это производилось фабричным способом и поэтому стоило куда дешевле.

К стройке уже подъезжали автомобили с кирпичами, цементом и другими материалами. Но сама стройка велась старинным методом, без никакой механизации. Ведь вокруг было столько бедноты, что она соглашалась работать дешевле, чем стоило бы привезти оборудование. Поэтому и кирпич носили вверх на спинах.

Максимка подвел ребят к дяде Атрахиму.

— Ну, держитесь, щенки! — сказал Он ни то сурово, ни то ласково.

Началась работа. Первый час была для ребят словно игрой. Они брали с собой кирпича больше, чем надо и бежали быстрее, чем нужно.

— Легче, легче, ребята! — предупреждал дядя Атрахим. — А то скоро устанете.

Но те и слушать не хотели.

Через час они уже угомонились. Через второй — работали размеренно, медленно, через третий — окончательно потеряли юмор и чуть дождались отдыха. А после отдыха и вовсе не хотели браться за работу.

— Нет, не могу! — сказали Мотэль и Юзик. — На этот раз хватит.

Только Максимка держался более бодро.

— Ну, еще хоть час поработаем, — уговаривал он товарищей.

Взялись снова. Понемногу втянулись и работали еще два часа. А дальше уже не могли.

— Семьсот пятьдесят! — подсчитали они результаты рабочего дня. Осталось только двести пятьдесят.

— Нет еще, — грустно сказал Максимка. — Не забывайте, что нам нужно полторы тысячи.

— Пусть хоть заплатит за эти, — сказал Мотэль, — а там увидим.

Максимка подошел к Атрахиму.

— Вы уже совсем больше не будете? — спросил тот.

— Завтра закончим.

— Ну, тогда завтра и получите деньги.

— Пожалуйста, дяденька, дайте теперь, — начал проситься Максимка. — Нам очень нужно.

Атрахим подумал, порылся в кармане.

— Ну, вот вам три злотых, — сказал он, когда закончите, получите все.

Домой ребята едва тащились. Только три злотых немного придавали бодрости.

— Нет, завтра так рано уже не пойдем, — сказали они и разошлись, договорившись встретиться в часов десять— одиннадцать.

Неприятно было Юзику врать, когда мать начала спрашивать, где он весь день пропадал. Хорошо еще, что отца дома не оказалось. Кое-как отговорился и тотчас лег спать. Заснул сразу и сильно проспал до следующего дня.

Но когда Максимка пришел в обозначенное время, Юзик и Мотэль начали просить, пропустить этот день, так-как чувствовали они себя, словно попали под колеса: и руки, и ноги, и спину — все ломило.

И только через два дня они осмелились снова пойти на работу.

— А за это время стены поднялись выше, — бурчал дорогой Мотэль, — Нам придется лезть уже выше, чем в прошлый раз.

— Но ведь зато последний — утешал Юзик.

На этот раз они взялись за работу более разумно, серьезно. Ни одного лишнего движения не делали с самого начала. Считали не то, сколько перетащили, а сколько осталось.

Четыреста пятьдесят…

Триста…

Сто пятьдесят…

Пятьдесят…

И с каждой цифрой ребята чувствовали себя все более и более бодрыми. А когда принесли последние кирпичи, казалось, вся усталость исчезла.

— Ура! — запрыгали ребята.

Атрахим улыбнулся.

— Ну, вот вам ваши заработанные честной работой деньги, — сказал он.

— А вот ты то положил себе в карман пять злотых, вовсе нечестно заработанных, — буркнув Юзик, когда они отошли.

Здесь же в городке они купили пару хороших наушников и побежали домой так, словно сегодня совсем не работали.

Собственно говоря, не было такого закона, который запрещал бы гражданину иметь свой отдельный радиоаппарат. Но какие там граждане были наши ребята? Да крестьян из деревни никто не считал за граждан. Для того и проведен был им громкоговоритель, чтобы им не пришла мысль иметь собственное радио. За несколько лет перед этим был случай, когда один взрослый парень захотел было поставить себе собственный аппарат и начал хлопоты о разрешении, но к нему так прицепились, что он и сам был не рад.

— Для чего тебе свой отдельный аппарат, если рядом стоит лучший? А? Какие такие специальные сношения ты имеешь в виду? С кем? Для чего? Даже денег не жалеешь. Знаем мы все это…

Поэтому наши ребята делали все это тайно В Максимковом сарае выбрали уголок, вывели на крышу проволока, а там приспособили две жерди таким образом, чтобы их легко было поставить и снять.

Никто не обратил особого внимания, что ребята, товарищи по школе, вместе играют. Тут Юзик в первый раз хорошо познакомился и с деревней, которою он до сих пор совсем не знал.

Черные старые домики с соломенными крышами едва липли. Половина из них имела в середине земляной пол, а где и была деревянная, то хуже земляной. Окна маленькие, заткнутые тряпками и бумагой. Хозяйственные здания, хлева, сараи, конечно, были не лучше. За ними тянулись крестьянские поля, которые издалека напоминали вспаханную редкими бороздами сплошную пашню. В действительности же эти борозды были границами между отдельными крестьянскими участки. Много лет крестьяне делили землю между членами своей семьи, и, наконец, до делились к тому, что хозяйское «поле» имела 1–2 шага ширины.

Бедность села была видна на каждом шагу. Но ведь век был культурный, поэтому местная власть позаботилась, чтобы и эта деревня не отставала от времени. С обоих сторон улицы были выкопаны рвы для воды, а добрый господин Загорский даже дал доски, чтобы крестьяне сделали тротуар. Кроме того, по сторонам улицы были посажены деревья, и каждый крестьянин: отвечал за целостность их. На всех домах были прибиты белые окрашенные дощечки с номерами и фамилиями хозяев.