Феликс ведет ее по коридору, объясняя назначение пустых помещений.

– Мы их используем для постановки. Плюс еще две демонстрационные камеры. Это у нас съемочные павильоны. Гримерные, комнаты для репетиций, – говорит он.

– Хорошо, – отвечает она. – Мне нужна комната для репетиций. Для танцевальных номеров.

Актеры уже сидят в классе. Феликс представляет им Анну-Марию. Она сняла пальто еще в коридоре: одета скромно, консервативно. Белая блузка, черные брюки, черная вязаная кофта. Светлые волосы собраны в пучок на затылке; в каждом ухе – по одной сережке. Она уклончиво улыбается в направлении дальней стены и садится за парту в первом ряду, на которую ей указал Феликс. Прямая спина, голова чуть приподнята, плечи расправлены. Осанка профессиональной танцовщицы.

– Мисс Гринленд пока просто посидит на занятии, – говорит Феликс. – Познакомится с вами. Она присоединится к нам позже, когда мы начнем репетировать.

Мертвая тишина. Мужчины, сидящие с обеих сторон, стараются не таращиться на нее слишком явно: их глаза скошены вбок. Сидящие сзади смотрят как завороженные, хотя им видна только ее спина. Будь начеку, говорит себе Феликс. Присматривай за ней. Не думай, что ты их знаешь. Вспомни себя в этом возрасте. Сейчас ты уже затухающий уголек, но ты не всегда был таким.

– Переходим к распределению ролей, – говорит он как ни в чем не бывало. Как будто это обычный урок. – Я режиссер, и последнее слово за мной. Может быть, вы получите не те роли, какие хотите, но такова жизнь. Никаких возражений не принимается. Никакого давления, никаких уговоров. Театр не республика. Это монархия.

– Кажется, вы говорили, что мы команда, – угрюмо произносит ЗакраЛось.

– Да, вы команда, – говорит Феликс. – Но я режиссер, а режиссер – царь и бог. Мое решение окончательное и обжалованию не подлежит. Опытные актеры об этом знают, да?

Ветераны молча кивают.

Феликс раздает списки действующих лиц и исполнителей.

Сдержанный ропот.

– Вы хотите, чтобы я сыграл пьяного индейца, – говорит Рыжий Койот, которому досталась роль Стефано.

– Нет, – говорит Феликс. – Я хочу, чтобы вы сыграли пьяного белого человека.

– Ура! Я шут, – говорит Бублик. – Как раз для меня!

– Фердинанд, – говорит Чудо-Мальчик. – Я согласен. – Он улыбается в спину Анны-Марии, демонстрируя идеальные белоснежные зубы.

– А я не согласен, – говорит меннонит Крампус. – Не хочу быть королем. Он только ноет и стонет. Я хочу быть Калибаном.

– Я знаю, что многие хотели сыграть Калибана, – говорит Феликс. – Но место только одно.

– Калибан должен быть из коренных народов, – говорит Рыжий Койот. – Это же ясно. У него отобрали родную землю.

– Еще чего! – говорит Маракас. – Он африканец. Алжир у нас где? В Северной Африке, так? У него мать из Алжира. Посмотри на карте, безмозглый волдырь.

– Значит, он мусульманин? Как-то оно кривобоко выходит. – ЗакраЛось, еще один претендент на Калибана.

– Но уж точно не тухлая, провонявшая рыбой белая шваль, – говорит Мачете, свирепо уставившись на Костыля. – Пусть даже белая наполовину.

– Все, роль забита, – говорит Костыль. – Вы слышали, что он сказал, наглые горлодеры. Так что сосите все.

– Минус балл, ты ругнулся, – говорит Маракас.

– «Сосать» не ругательство, – отвечает Костыль. – Просто обидное слово. Все это знают, и чтоб вас оспа схватила за горло!

Анна-Мария смеется.

– Следующее задание: подробный разбор каждой сцены. Что происходит, как это сыграть, какова главная мысль? – Феликс подошел к делу со всей ответственностью и включил в каждую команду как минимум одного опытного актера, чтобы они наставляли новеньких. По крайней мере, так это виделось ему самому.

Актеры расходятся по разным комнатам. Анна-Мария встает, потягивается, отводит ногу назад и сгибает ее в колене под прямым углом.

– Кажется, они не такие уж плохие, – говорит она.

– Разве я говорил, что они плохие? – отвечает Феликс.

– Прямо так не говорили, но… – Наверное, она вспоминает, за что их осудили.

– Ты не передумала с нами работать? – спрашивает Феликс.

– Конечно нет, – говорит она, но ее голос звучит неуверенно. – Что мне сейчас делать? Где мой любезный Фердинанд? Нам не пора репетировать любовь-морковь?

– Он уже бьет копытом, но сегодня мы не репетируем, – говорит Феликс. – Им нужно вжиться в роль, кое-что для себя прояснить. Войти в образ. Потом мы поставим все сцены отдельно. Не по порядку. Мы их снимаем на видео и монтируем фильм. Съемки начнутся, когда они будут готовы. И когда у нас будут костюмы, декорации и все прочее. Но мы с тобой можем пройти нашу сцену – акт первый, сцена вторая – прямо сейчас, если хочешь.

И вот Миранда рыдает и умоляет, Просперо ее утешает и ободряет, а потом рассказывает историю своего изгнания. Как только он переходит к фрагменту о предательстве брата Антонио, в дверях появляется 8Рукк.

– С кем мне репетировать? – говорит он. – Фердинанд тренируется сидеть с удрученным лицом на берегу, и тут я должен войти и увлечь его музыкой, но мы еще не подобрали музыку. В любом случае моя первая речь – в сцене с вами, мистер Герц.

– Да, мой Ариэль, – говорит Феликс. – Я хотел обсудить с вами некоторые технические вопросы. Мы пока сделаем перерыв, – говорит он Анне-Марии. – Можешь пока посмотреть, чем заняты ребята.

– Что-то готовим, да? – она улыбается 8Рукку. – Замышляем иллюзии? Вы осторожнее со старым волшебником. Он вас зачарует по самые уши.

– Поздно, – 8Рукк с улыбается ей в ответ. – Уже зачаровал.

Феликс ждет, пока Анна-Мария не выйдет за дверь.

– Вы хорошо разбираетесь в электронных системах слежения? – спрашивает он, понизив голос.

8Рукк улыбается.

– Нет системы, которую я не сумею взломать, – говорит он. – Если будут нужные инструменты. Вы что-то задумали?

– Я хочу видеть, оставаясь невидимым, – говорит Феликс. – Во всех комнатах в нашем крыле. И в коридоре.

– Мистер Герц и все секретные службы планеты, – говорит 8Рукк. – Я составлю вам список, что надо купить. Принесете мне все, что нужно, – и считайте, что дело сделано.

– Если у вас все получится, как я задумал, – говорит Феликс, – я сумею добиться, чтобы вас освободили досрочно.

– Правда? – говорит 8Рукк. – Я уже подал прошение. Но это дело не быстрое. Как вы все провернете?

– Знакомства и связи, – говорит Феликс загадочно.

Высокопоставленные враги, думает про себя.

Время летит, и его остается все меньше и меньше. Всего пять недель до часа «Ч», когда ненавидимые им сановники войдут в его царство, и его план – пока только зародыш – расцветет пышным цветом. Предвкушение обостряет ум Феликса, зажигает его глаза, создает напряжение в мышцах. Полная боевая готовность.

Тони с Сэлом все ближе и ближе. Они посещают банкеты и гала-концерты, раздают интервью, словно швыряют розы в толпу, устраивают себе фотосессии, где бы ни оказались. Он следит за ними в Сети, как паук за бабочками, рыщет в поисках информации об этих двоих. Не подозревая о соглядатае, они беззаботно идут по жизни и даже не вспоминают о Феликсе Филлипсе – о жалком изгнаннике, жертве несправедливости, что ждет в засаде и готовит отмщение. Да, прошло много лет, но месть – это блюдо, которое подают холодным, напоминает себе Феликс.

Он считает дни, считает оставшиеся часы. Они приезжают во Флетчерскую исправительную колонию в середине марта. Приезжают на представление.

Но представление еще не готово. По сути, они еще даже не приступили. Феликс горит нетерпением – горит в прямом смысле слова. Что нужно сделать, чтобы ускорить процесс: отснять все сцены, смонтировать фильм, отшлифовать эпизоды? Чтобы успеть к назначенному сроку.

Злая нечисть сговорилась против него. Два мелких духа отказались участвовать в постановке, хотя одного Феликс все-таки уговорил остаться. Еще один дух загремел в лазарет с какой-то загадочной раной, предположительно нанесенной пилочкой для ногтей. Старые разборки, объяснил Костыль. «Никак не связано с нашим спектаклем». На репетициях были трения с переходом на личности. Пару раз доходило до драки, когда Феликса не было рядом. Все могло развалиться в любой момент; с другой стороны, то же самое он говорил о любой другой пьесе, которую ставил.