– Не знаю, кто это затеял, – говорит Тони, меряя шагами камеру. Десять шагов в одну сторону, десять – в другую. – Но если они действительно застрелили этого парня, то полетят головы.

– Выше голову, министр О’Нелли, – говорит Лонни Сэлу. – Могло быть и хуже! Мы живы. Не ранены. Сидим в теплой камере…

– Ну, все. Завелся, – говорит Тони Сиберту вполголоса. – Это надолго. А мы, как обычно, рискуем умереть от скуки.

– Если бы я реформировал пенитенциарную систему, – продолжает Лонни, – я бы дал заключенным больше свободы. Чтобы они выбирали, чем заниматься. Чтобы они самостоятельно принимали решения. Например, выбирали собственное меню. Может быть, даже готовили себе сами. Это может им пригодиться в жизни.

– Мечты, мечты, – говорит Тони. – Они бы подсыпали в суп отраву при первой возможности.

– Я вас очень прошу, – говорит Сэл. – Помолчите. Сейчас не лучшее время для таких разговоров.

– Я просто пытался отвлечь вас от мрачных мыслей, – говорит Лонни, оскорбленный в лучших чувствах.

– Я что-то устал, – говорит Сэл. Язык у него заплетается, голос звучит глухо. Он ложится на койку.

– Странно, – говорит Лонни. – Мне тоже сонно. Прилягу пока отдохну. Все равно делать нечего. – Он ложится на вторую нижнюю койку. И вот они оба уже крепко спят.

– Действительно, странно, – говорит Сиберт. – Я совсем не устал.

– И я тоже, – говорит Тони. Он подходит к спящим, чтобы проверить. – Спят как убитые. В таком случае я спрошу… – Он понижает голос. – Как вам видятся собственные перспективы на выборах? На сегодняшний день?

– Сэл меня опережает с большим отрывом, если судить по результатам опросов, – говорит Сиберт. – Я уже не уверен, что сумею его догнать.

– Как вы знаете, я поддерживаю вас, – говорит Тони.

– Да. Спасибо, – говорит Сиберт. – Я вам очень признателен.

– А если бы Сэл выбыл из выборной гонки, вы были бы лидером, так?

– Да. К чему вы клоните?

– Если кто-то стоит у меня на пути, – говорит Тони, – я просто сталкиваю их с дороги. Собственно, я так и поднялся. Для начала выжил Феликса Филлипса с Мейкшавегского фестиваля. Это был первый серьезный шаг к карьерному росту.

– Я понял, – говорит Сиберт. – Но я не могу убрать Сэла с дороги. На него нет компромата. Никаких рычагов давления. Поверьте, я буквально рыл землю, но ничего на него не нарыл. Во всяком случае, ничего, что можно доказать. А теперь, когда его сына убили во время тюремного бунта… Он выедет на одном только сочувствии избирателей.

– Да, бунт, – говорит Тони. – Вот ключевое слово.

– Что вы пытаетесь мне сказать?

– Что происходит во время бунтов? Люди гибнут. И концов не найдешь.

– Я не понимаю… вы хотите сказать… – Сиберт нервно пощипывает мочку уха.

– Позвольте, я объясню, – говорит Тони. – Лет двести назад мы бы воспользовались ситуацией: избавились бы от Сэла и свалили все на бунтовщиков. Да, пришлось бы избавиться и от Лонни: свидетели нам не нужны. Но в наше время подрыв репутации удвоит эффект.

– Например?

– Чего ждут от лидера? – говорит Тони. – Лидерских качеств. Мы могли бы поведать миру – скрепя сердце, понятное дело, – как Сэл раскис в кризисной ситуации. Как раз перед смертью. Его утопили в сортире. Суровый министр юстиции в руках уголовников. Чего еще ждать от отбросов общества?

– Но он не раскис, – говорит Сиберт. – То есть не то чтобы очень. И его не утопили в сортире.

– Допустим, мы с вами – единственные свидетели, – говорит Тони. – Никто ничего не узнает.

– Вы же не предлагаете… – в ужасе произносит Сиберт.

– Считайте, что это всего лишь теория, – говорит Тони, глядя на Сиберта в упор. – Мысленный эксперимент.

– Ладно. Я понял. Мысленный эксперимент, – говорит Сиберт. – И в этом мысленном эксперименте… А как же Лонни? – У него дрожит голос. – Нельзя же просто…

– В этом мысленном эксперименте у Лонни случился бы обширный инфаркт, – говорит Тони. – Кстати сказать, все к тому и идет. Мы могли бы использовать в этом мысленном эксперименте… ну, скажем, подушку. Если врачи установят смерть от удушья, опять же, все можно будет свалить на бунтовщиков. Очень жаль, что все так получилось, но чего еще ожидать от уголовников? Они импульсивны, они не умеют справляться с гневом. У них природная предрасположенность к насилию.

– Неплохой мысленный эксперимент, – говорит Сиберт.

– Мы все записали? – спрашивает Феликс, сидящий за ширмой перед экраном компьютера. – Они выступили даже лучше, чем я ожидал! – Тони верен себе. Наверняка он обдумывал это предательство уже довольно давно, и вот ему подвернулся удобный случай. Положение опасное.

– Записано в лучшем виде, – говорит 8Рукк. – И звук, и картинка.

– Отлично, – говорит Феликс. – Надо поторопиться, пока они не придушили Лонни подушкой. Жмите на кнопку, играйте побудку. Какую вы выбрали музыку для пробуждения? – Выбор музыки для волшебного острова он предоставил 8Рукку, как, вероятно, и было с Просперо и Ариэлем, хотя Феликс скачал и принес все запрошенные композиции.

– «Металлика». «Верхом на молнии». Громкая штука.

– Мой ловкий дух! – говорит Феликс.

– Господи! – говорит Сэл, резко садясь на койке. – Что это было? Трубы Судного дня?

– Что происходит? – говорит Лонни, потирая глаза.

– Я слышал крики, – говорит Тони. – Мятежники… похоже, они снова разбушевались. Приготовьтесь! Хватайте подушки. Держите их перед собой, если вдруг будут стрелять!

– Башка гудит, – говорит Сэл. – Словно с похмелья. Я не слышал никаких криков.

– Я слышал только какое-то жужжание, – говорит Лонни.

Дверь открывается. В коридоре включается свет.

– И что теперь? – говорит Тони.

– Это ловушка, – говорит Сэл.

Лонни осторожно подходит к двери, выглядывает в коридор.

– Там никого нет, – говорит он.

– Теперь давайте печальную музыку, – говорит Феликс 8Рукку. – Из гримерной. Ваза с виноградом на месте?

– Должна быть. Сейчас посмотрю, – говорит 8Рукк, глядя на экран. – Да, вижу. На месте.

– Нечисть хорошо поработала, – говорит Феликс. – Надеюсь, люк под вазой исправен.

– Мы проверили, все работает, – говорит 8Рукк. – Для этой сцены я выбрал песню Леонарда Коэна. «Птичка на проводе». Только замедленная в два раза. Сам записал ее на синтезаторе.

– Отличный выбор, – говорит Феликс.

– Виолончель и терменвокс на заднем плане, – говорит 8Рукк. – Медленно и печально.

– То, что нужно, – говорит Феликс. – Я уже предвкушаю. Включайте.

– Откуда-то из конца коридора, – говорит Сиберт.

– Это же «Птичка на проводе»? – говорит Тони.

– Они издеваются, – говорит Сэл.

– «Я пытался вырваться на свободу», – говорит Лонни. – Может быть, это сообщение от кого-то, кто пытается нам помочь. Наверное, надо сходить посмотреть. Всяко лучше, чем просто сидеть на месте.

– Почему бы и нет? – говорит Сиберт, кусая ноготь на указательном пальце.

– Пусть они идут первыми, – шепчет ему Тони. – А то вдруг будут стрелять.

– Они вышли из камеры, – говорит 8Рукк. – Все четверо. Картинка из коридора не очень четкая, но вот они. Идут по коридору. Подходят к гримерке.

– Мне неприятно, что приходится впутывать Лонни, – говорит Феликс, – но ничего не поделаешь. Как бы там ни было, он сам связался с плохой компанией. Ему нацепили динамик?

– Да, – говорит 8Рукк. – На воротник. Динамик работает, все нормально. Когда надо будет его включить, щелкайте мышью сюда.

Они наблюдают, как четверо мужчин на экране подходят к двери в гримерную. На стене по обеим сторонам двери наклеены вырезанные из бумаги силуэты – динозавр, инопланетянин, – как бы приглашающие войти внутрь.

– Прекрасный идиотизм, – шепчет Феликс себе под нос.