Маргарет Этвуд
Ведьмино отродье
© Покидаева Т., перевод на русский язык, 2017
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017
* * *
Ричарду Брэдшо, 1944—2007
Гвендолин Макьюэн, 1941—1987
Чародеям
«Поистине, человек, замышляющий мщение, сохраняет собственные свои раны открытыми, иначе они давно исцелились бы сами собой».
Френсис Бэкон «О мести»
«…Хотя в театре служат милейшие люди, есть средь них и такие, от кого кровь стынет в жилах».
Чарльз Диккенс
«В море Жизни и Боли
Есть и другие цветущие острова.
Другие духи парят на воле
Над этой пучиной…»
Перси Биши Шелли, «Строки, написанные среди Эуганских холмов»
Пролог
Премьера фильма
Среда, 13 марта, 2013
Свет в зале гаснет. Зрители умолкают.
НА БОЛЬШОМ ТЕЛЕЭКРАНЕ: Надпись готическими буквами желтого цвета на черном фоне:
БУРЯ
Уильям Шекспир
с участием актеров
Флетчерской исправительной колонии
НА ЭКРАНЕ: Плакат с надписью от руки. Плакат держит Рассказчик, одетый в короткий бордовый бархатный плащ. В другой руке у него перо.
НА ПЛАКАТЕ: ВНЕЗАПНАЯ БУРЯ
РАССКАЗЧИК:
Что бы вы хотели посмотреть? Извольте бурю в море лицезреть:
Ветры гулко завывают, матросы шум на судне поднимают,
Средь пассажиров спор идет, который ни к чему не приведет.
Крики как в страшном сне уже слышны.
Однако здесь все не так, каким представляется.
(Ухмыляется)
Итак, представление начинается.
Взмах пером. Смена кадра: Гром и молния в грозовой туче, нарезка кадров из документального фильма об ураганах. Кадры с бушующим морем. Кадры с дождем. Вой ветра.
Камера дает крупным планом кораблик-игрушку для ванны, покачивающийся на синей пластиковой занавеске для душа с нарисованной на ней рыбкой. Волны создаются движением рук под занавеской.
Далее идет Боцман крупным планом, в черной вязаной шапочке. Из-за кадра на него обрушивается вода. Он вымок до нитки.
БОЦМАН: А ну-ка, парни, взялись, а не то сядем на мель!
Пошевеливайтесь, братцы!
Веселей! Веселей!
За работу!
Убрать паруса!
Живо! Живо!
Сразимся с бурей!
А то все пойдем рыбам на корм!
ГОЛОСА ЗА КАДРОМ: Мы все утонем!
БОЦМАН: Прочь отсюда! Не до вас!
Вода, выплеснутая из-за кадра, бьет его прямо в лицо.
ГОЛОСА ЗА КАДРОМ: Однако, любезный, не забывай, кто на твоем корабле![1] Особы королевской крови!
БОЦМАН: Волнам-то все равно!
Дождь идет, ветер ревет,
А вы только путаетесь под ногами
И мешаете нам работать!
ГОЛОСА ЗА КАДРОМ: Вы пьяны!
БОЦМАН: Какой дурак!
ГОЛОСА ЗА КАДРОМ: Господь, помилуй нас!
ГОЛОСА ЗА КАДРОМ: Мы тонем! Тонем!
Крупный план: Ариэль[2] в синей купальной шапочке и горнолыжных очках с зеркально-радужными стеклами. Нижняя часть лица выкрашена синим гримом. На нем дождевик из полупрозрачного полиэтилена, разрисованный пчелами, бабочками и божьими коровками. За его левым плечом причудливая тень. Он беззвучно смеется, поднимает над головой правую руку в синей резиновой перчатке. Сверкает молния, гремит гром.
ГОЛОСА ЗА КАДРОМ: Помолимся!
БОЦМАН: Что вы сказали?
ГОЛОСА ЗА КАДРОМ: Идем ко дну! Мы тонем!
Погибнем вместе с королем!
Прыгайте в воду! Плывите к берегу!
Ариэль запрокидывает голову и раскатисто смеется. В обеих руках, затянутых в синие резиновые перчатки, вспыхивают и гаснут огни мощных фонариков. Экран выключается.
ГОЛОС ИЗ ЗАЛА: Что такое?
ДРУГОЙ ГОЛОС: Электричество отрубилось.
ЕЩЕ ОДИН ГОЛОС: Наверное, где-то метель. Повредило линию передачи.
Полная темнота. Непонятные звуки снаружи. Крики. Выстрелы.
ГОЛОС ИЗ ЗАЛА: Что происходит?
ГОЛОС СНАРУЖИ: Заблокировать входы и выходы!
ГОЛОС ИЗ ЗАЛА: Кто здесь главный?
Еще три выстрела.
ГОЛОС ИЗ ТЕМНОТЫ В ЗРИТЕЛЬНОМ ЗАЛЕ:
Не двигаться! Всем оставаться на своих местах! Сидеть тихо, не дергаться! Голову не поднимать!
I. Во тьме былого
1. Берег
Понедельник, 7 января 2013
Феликс чистит зубы. Потом чистит другие зубы, искусственные, и вставляет их в рот. Хотя он наложил адгезив, вставная челюсть держится плохо; возможно, рот усыхает. Он улыбается: это иллюзия улыбки. Притворство, игра, но кто об этом знает?
Раньше он позвонил бы своему стоматологу, его записали бы на прием, усадили в роскошное кресло из искусственной кожи, над ним склонилось бы сосредоточенное лицо, пахнущее мятным зубным эликсиром, умелые руки взялись бы за блестящие инструменты. Да, я вижу, в чем тут проблема. Сейчас все исправим. Словно идет речь о его машине во время сервисного осмотра. Возможно, ему даже выдали бы наушники, чтобы слушать музыку, и предложили бы легкое успокоительное.
Но сейчас он не может позволить себе дорогих стоматологов. Только самых бюджетных. Стало быть, он заложник своих ненадежных зубов. Это нехорошо. В грядущем финале все должно быть безупречно. Зуба… Забава наша кончена. Если он вдруг собьется, если хоть одно слово прозвучит неидеально, если нарушится артикуляция, волшебства не получится. Зрители станут покашливать, заерзают в креслах и уйдут с представления в антракте, тогда ему придется до дна испить чашу унижения, при одной только мысли об этом бросает в жар. Это смерти подобно.
– Ми-ма-мо-му, – протягивает он губами, смотря на свое отражение в забрызганном зубной пастой зеркале над кухонной раковиной. Он хмурит брови, выставляет подбородок вперед. Потом скалит зубы: это оскал загнанного в угол старого шимпанзе, отчасти ярость, отчасти угроза, отчасти уныние.
Как он унижен. Опустошен. Доведен до отчаяния. Всеми забытый, влачит свое одинокое существование, прозябает в глуши; в то время как Тони, этот выскочка, этот самодовольный мерзавец, развлекается с сильными мира сего, хлещет шампанское, жрет икру, язычки жаворонков и молочных поросят, вращается в свете и упивается восхищением своих приближенных, своих прихлебателей и лизоблюдов…
