Они успели отснять только несколько черновых сцен: все очень сыро. Феликс заказал синтезатор в пункте проката, но его все никак не доставят. А как им записывать музыку без синтезатора? – вопрошают актеры, и вполне справедливо. Они хотят, чтобы им дали доступ в интернет. Чтобы скачивать музыку. Но это уже чересчур: даже Эстель тут бессильна. Руководство высказывает обычные возражения. Заключенные наверняка злоупотребят доверием, будут смотреть порно и строить планы побега. И бесполезно их убеждать, что заключенные настолько увлечены постановкой, что им сейчас не до побега: никто не поверит. К тому же Феликс может ошибаться. Он старается изо всех сил. Скачивает музыку дома, приносит в класс на флешке, но нет, нет… его просили найти совершенно другую версию, говорят актеры и закатывают глаза. Он что, не в курсе, что «Манкис» – полный отстой?
Куда ни глянь – сплошное разочарование. У Чудо-Мальчика с Анной-Марией вышла заминка. Первая репетиция прошла превосходно, а на второй наступила тоска: Чудо-Мальчик как будто сдулся. Просто тупо начитывал текст. Без души.
– Что случилось? – спросил Феликс у Анны-Марии, когда они пили кофе в четверг.
– Он сделал мне предложение, – сказала Анна-Мария.
– Так и положено по сценарию, – сказал Феликс, сохраняя нейтралитет.
– Нет, в смысле, сделал мне предложение по-настоящему, – сказала Анна-Мария. – Сказал, что влюбился с первого взгляда. Я сказала, что это лишь пьеса. Не настоящая жизнь.
– И что потом? – спросил Феликс. Она вертела ложку в руке: он знал, что это еще не все.
– Он полез обниматься. Попытался поцеловать в губы.
– И?
– Я не хотела его покалечить, – сказала Анна-Мария.
– Но все равно покалечила?
– Только временно, – сказала она. – Скорее ранила его чувства, чем все остальное. Он немного покорчился на полу, но потом очень быстро поднялся на ноги. Я извинилась.
Что объясняет отсутствие пыла и страсти, подумал Феликс.
– Я с ним поговорю, – сказал он.
– Не надо, – сказала она. – Он еще больше зажмется.
Даже его Ариэль, 8Рукк, дает сбой. На их второй репетиции акта первого сцены второй он выдал в самом начале речи: «Привет, могучий властелин! Привет, мудец!» – и смущенно захихикал над своей оговоркой по Фрейду.
Они потешаются у него за спиной, втихаря обзывают его и Просперо оскорбительными именами, изгаляются над пьесой как могут – это нормально, – но уж 8Рукк мог бы быть посерьезнее. Ему не следует забывать, кто он такой. Помимо собственно роли у Ариэля есть еще много забот – он тайный помощник Просперо, посвященный во все секреты, – легкомыслие здесь неуместно. 8Рукку надо бы образумиться.
Неужели на этом этапе всегда возникают такие сложности? – спрашивает себя Феликс. Да, всегда. Нет, не всегда. В этот раз все сложнее. Очень многое поставлено на карту.
Еще четырнадцать занятий, и наступит великий день. А они еще даже не определились с костюмами и недоучили роли. Постоянно сбиваются, мямлят, глотают слова.
– Корабли лавировали, лавировали, да не вылавировали, – напоминает он им. – Четче! Артикулируйте четче! У вас каша во рту! В парус бриг впряг бриз близ берега! Давайте еще раз!
Если бы это была постановка в профессиональном театре, как в старые добрые времена, Феликс уже орал бы на них благим матом, обзывал бы их бездарями и недоумками, требовал, чтобы они выкладывались по полной, входили в образ, доводили эмоции до предела – и за пределы, – шли к идеалу через боль и кровь. Но у него особенный контингент. У каждого – уязвимое эго. Кое-кто посещает психолога, курсы управления гневом, и если он будет на них орать, то подаст нехороший пример. Многие склонны к депрессии. Стоит чуть подтолкнуть, и они сразу сломаются. Бросят все к черту, даже исполнители главных ролей. Просто откажутся выступать. Такое уже случалось.
– Вы талантливые ребята, – говорит он им. Они пожимают плечами. Пассивное сопротивление. – Вы способны на большее! – Что ему делать? Угрожать им тюрьмой? Ничего не получится. Они уже в тюрьме. У него нет никаких рычагов давления.
Где взять энергию? Как зажечь искру, которая разожжет эту кучу сырой древесины? Что я делаю не так? – изводит себя Феликс.
Он настоял на нормальном кофе, на молотом кофе, а не растворимой бурде. Феликс сам покупает кофе в зернах, просит, чтобы его смололи прямо в магазине, и приносит на занятия, не забывая делиться с Диланом и Мэдисоном. Сегодня, во время первого перерыва на кофе, к нему подходит Змеиный Глаз. Анна-Мария маячит у него за спиной, изображая команду поддержки. Она одета в свой обычный танцевальный костюм для репетиций: вязаные гетры, бирюзовые спортивные штаны, черная футболка с длинными рукавами. Феликс замечает, что на ней не простые туфли, а с металлическими набойками. Значит, будет степ.
– Мы тут придумали одну штуку, – говорит Змеиный Глаз. – Моя команда. Команда Антонио.
– Я слушаю, – говорит Феликс.
– Помните сцену, в которой вы… то есть Просперо рассказывает историю, как они оказались на острове? Рассказывает Миранде. Как его брат…
– Акт первый, сцена вторая, – говорит Феликс.
– Да, она.
– И что с ней? – спрашивает Феликс.
– Она слишком длинная, – отвечает Змеиный Глаз. – И занудная. Даже Миранде становится скучно, и она чуть не засыпает.
Он прав, думает Феликс. Эта сцена была испытанием для всех актеров, игравших Просперо: как отыграть сцену вторую из первого акта, чтобы зрители не заснули на скорбной истории Просперо. Сцена слишком статична.
– Но зрители должны знать, что случилось с Просперо, – говорит он. – Иначе они не поймут сюжет. Чтобы понять, почему он жаждет мести, они должны знать, от чего он пострадал.
– Да, это понятно, – говорит Змеиный Глаз. – Но мы подумали, пусть это будет воспоминание.
– Это и есть воспоминание, – говорит Феликс.
– Да, но вы сами нам говорите: больше действия, больше энергии.
– Да, – говорит Феликс. – И?
– Так вот, можно сделать воспоминание, но рассказывать будет Антонио. Мы подготовились. Мы репетировали.
Ха. Он меня отодвигает, думает Феликс. Буквально отпихивает локтем. Хочет больше внимания к своей роли. Вполне в духе Антонио. Но ведь он их к тому и призывает? Вживайтесь в роль. Переосмысливайте. Перефразируйте, если нужно.
– Отлично. Давайте посмотрим, – говорит он.
– Ребята выступят на подпевках, – говорит Змеиный Глаз. – Команда Антонио. Мы назвали наш номер «Злой братец Антонио».
– Хорошо, – говорит Феликс. – Показывайте, что у вас.
– Не забывайте считать, – говорит Анна-Мария, когда они занимают позиции. Змеиный Глаз впереди. Его дублеры – у него за спиной: Жучила Фил, ЗакраЛось и – невероятно! – меннонит Крампус. Если Анне-Марии удастся выжать из Крампуса хоть что-то похожее на танец, это будет настоящее чудо.
– Я весь внимание, – говорит Феликс.
– На счет «три», – говорит Анна-Мария. Она считает: Раз-два-три, – хлопает в ладоши, и представление начинается.
Змеиный Глаз входит в образ Антонио: самодовольный, надменный, безжалостный. Он весь раздувается, потирает руки, смотрит, прищурив свой кривой левый глаз, ухмыляется перекошенным ртом. Будь у него усы, он бы их подкрутил. Стоит с важным видом, замышляет братоубийство. Его команда задает ритм: они топают, хлопают, щелкают пальцами, сопровождая все это дыхательными звуками.
У них хорошо получается. Намного лучше, чем ожидал Феликс. За это надо благодарить Анну-Марию? Или они сами учились по музыкальным клипам? Возможно, и то и другое. Топ-топ хлоп, топ-топ хлоп, хлоп-хлоп топ-топ щелк – дублеры держат ритм. Вступает Змеиный Глаз:
Я герцог миланский – и всем лежать.
Я здесь босс, и меня следует уважать.
Было так не всегда.
Я был просто Антонио, да.
Вечно младшенький, вечно второй,
И никто никогда не считался со мной.
Как меня это бесило – не передать.
Но я улыбался. Я решил подождать.
Это Просперо, мой братец,
Вот кто был босс настоящий.
Он был герцог, был герцог, был герцог миланский.
Ооо-ха! Ооо-ха! Топ хлоп, хлоп топ, щелк-щелк топ.
Но он был дурак. С дурака мало спроса.
Не видел, что происходит у него под носом.
Сидит, носом в книги уткнется,
Его позовешь – даже не обернется.
Погрязает в своем учении,
А дела государственные в небрежении.
Я ему говорю: «Брат, ты проснись,
Ты тут, типа, герцог, вот и займись
Своими герцогскими делами,
Не сиди взаперти целыми днями.
Оденься приличней. Затей, что ли, войну.
Кто тут у нас главный босс, не пойму?»
Но он завис в своих книгах, типа, он крутой маг,
Палкой волшебной махал, как дурак.
И пока он свои заклинания пыхтел,
Я тихой сапой взял, что хотел.
Он сам виноват – сам толкнул меня на преступление.
Как устоять перед таким искушением?
Если тебе твое герцогство до фонаря,
Так отдай его брату. А брат – это я.
И пусть прослыву я коварным и злым,
Зато весь Милан будет моим.
Ооо-ха! Ооо-ха! Топ хлоп, хлоп топ, щелк-щелк топ.
И я пошел к королю. К королю неаполитанскому.
Он хотел контролировать герцогство наше миланское.
В общем, мы договорились:
Я с его помощью престол получаю –
И правлю потом под его началом.
И вот мы схватили
Моего бро,
Про-спе-ро.
Стражникам заплатили,
чтобы они не ввязывались в это дело,
чтобы не защищали Просперо.
Мы его посадили в гнилую лодчонку
Вместе с его драгоценной девчонкой.
И отправили в море, не моргнув глазом.
От обоих избавились разом.
Народу сказали, их герцог что-то закис
И поехал развлечься в морской круиз.
А когда не вернулся – о горе! –
Все решили, что он утоп в море.
Ооо-ха! Ооо-ха! Топ хлоп, хлоп топ, щелк-щелк топ.
Все! Нет больше Просперо.
Сгинул в пучине. А мне что за дело?
Кто-то скажет: «Какая жалость!»
А я скажу: «Зато герцогство мне досталось.
Теперь все пойдет по моей указке.
Я герцог, я герцог, я герцог миланский».
Да!
Он герцог, он герцог, он герцог миланский.
Топ-топ топ, топ-топ топ, топ-топ топ-топ топ!
Хлоп хлоп. Ха!