- Конечно, прошу вас, - произнёс я.

Со слов миссис Лид, Алистер будет занят сегодня весь вечер, а у меня, напротив, будет куча свободного времени, пока поеду на поезде домой.

Изабелла в очередной раз отказалась от моего предложения проводить её до дома, поэтому я вышел из здания офиса вместе с Горацием. Я решил поддержать разговор, чтобы избежать неловкости.

- Вы домой? – спросил я.

- Пока нет. Я собираюсь на важное собрание, организованное Муниципальной Лигой Собственников, - отрывисто и резко сказал Гораций.

- Кем? – уточнил я.

- Независимой партией, основанной Херстом, - Гораций был поражён, что я этого не вспомнил. – Сегодняшний митинг должен показать, что людей, ждущих реформ и перемен, не сможет запугать машина Таммани.

- С этим расследованием у меня почти не остаётся времени, чтобы следить за новостями о выборах, - примирительно заметил я. – Но я видел заголовки газет в городе. Похоже, все согласны, что голосование во вторник было подтасовано.

Это было правдой. Даже заклятые враги Уильяма Рэндольфа Херста поддерживали его.

Херста, владельца «Нью-Йорк Джорнал», не любили и не уважали его противники. Но даже владельцы таких крупных изданий, как «Уорлд» и более консервативный «Сан» признавали, что у Херста есть основания для официального подсчёта голосов.

- Бесстыдное воровство – вот что это было! – взъярился Гораций. – Вы видели, что со мной во вторник случилось, - он коснулся лиловой шишки на виске. – А для рабочих на окраине всё прошло ещё хуже. Я не верю, что существует хоть один шанс на то, чтобы МакКеллан остался на посту.

Он практически выплюнул эти слова.

Решив перейти на более дружелюбную почву, я предположил:

- А ваша невеста тоже сегодня идёт с вами на митинг? Кажется, Изабелла упоминала, что у вас свадьба следующим летом.

Но я задал неверный вопрос. Гораций разозлился и уязвлено ответил, что его невеста недавно расторгла помолвку.

Я попытался выбрать новую тему для разговора, потому что от предыдущих двух Гораций только сильнее разозлился.

- Как давно вы помогаете Алистеру в его исследованиях? – спросил я.

- Почти семь лет. Я был выпускником в этом университете, а мой научный руководитель по биологии некоторое время сотрудничал с профессором Синклером. Пару лет назад он бросил работу с профессором, но я остался. Эта работа обеспечивает занятие наукой без необходимости преподавания.

Я вспомнил свои институтские годы и мог прекрасно понять, почему Гораций старается избегать учебных аудиторий.

Из-за его неопрятного вида и гнусавого голоса студенты вряд ли станут его уважать, и типичный студент превратит его занятия в кошмар.

- Работа с профессором Синклером – это обучение. Но иногда я узнаю даже больше, чем хотел бы. Знаете, когда профессора полностью поглощает очередной случай, он может забыть о самом важном.

Я подумал, что Алистер легко может забыть о таких простых вещах, как завтрак, поэтому добродушно заметил:

- Хорошо, что у него есть миссис Либ, которая позаботится, чтобы никто не остался голодным.

Я бросил взгляд на Горация и увидел, что тот абсолютно серьёзен.

- Нет, - произнёс он. – Я узнал вещи, которые беспокоят мою совесть и не дают мне спать по ночам.

Я сочувственно кивнул:

- Я понимаю. Узнавая о таких преступниках, как Фромли, можно легко потерять сон.

- Ну, профессор и сам… - Гораций остановился.

Но он разжёг мой интерес сильнее, чем я хотел в том признаваться.

Я подтолкнул его, надеясь услышать больше.

- Уверен, что вы ошибаетесь. Странно думать, что Алистер может заставить кого-то видеть кошмары по ночам.

Я сказал это со смешком и получил эффект, которого добивался: Гораций расстроился, что я не смог его понять.

- Я не об этом. Профессор сам в этом виноват, - он снова зашагал по улице. – Но я не должен слишком много рассказывать. Это не моё дело, и профессор всегда ко мне хорошо относился. Он щедр на рекомендации и обучение, а пару раз помогал мне выбраться из настоящих неприятностей.

Он засунул руки в карманы и пристально посмотрел на тротуар перед нами.

Я попытался решительнее подтолкнуть его к дальнейшему рассказу.

- Алистер помогает мне с важным делом об убийстве. Если вы считаете, что мне следует что-то знать, то думаю, ваш долг – сказать это мне.

- Ну… - он заколебался, но спустя краткий миг начал рассказывать. Горация волновали методы Алистера и то, как они связаны с большими политическими целями.

Очевидно, его беспокоило, что Алистер использует свои связи для того, чтобы «выпустить преступников на свободу». И хоть я не верил, что Алистер именно это имел в виду под своей идеей реабилитации, Гораций был непреклонен.

- Он приносит результаты своих исследований в суд и описывает преступника как личность. Он даёт основания защите, объясняет, почему преступник повёл себя именно так, и что такое поведение обозначает.

Он предсказывает, на какую дорожку в будущем станет обвиняемый: станет закоренелым преступником или его можно будет реабилитировать. А по мнению профессора, их всех можно реабилитировать. И он говорит и говорит, пока и судья, и присяжные не забудут, какой мерзкий поступок привёл обвиняемого на скамью подсудимых.

А если это не срабатывает, - продолжал Гораций с болью в голосе, - он обращается к иным, менее традиционным методам. Поверьте, нет ничего, на что профессор не пошёл бы ради собственного исследования.

- Уверен, вы преувеличиваете, - произнёс я, слушая, тем не менее, его рассказ с немалой долей беспокойства.

- Спросите его как-нибудь о Мойре Ши, и сами всё увидите, - со знанием дела ответил Гораций.

- Упомяните её имя хоть единожды и посмотрите, что он скажет. Вас удивит – нет, даже шокирует – на что он готов пойти ради научного прогресса. И вы поймёте, почему стоит дважды подумать, прежде чем ему доверять.

Теперь его голос опустился до шёпота.

Я смотрел на него во все глаза, не зная, как реагировать. Я видел, что Гораций - человек самоуверенный и неплохо воспитанный, но сейчас он абсолютно серьёзно выдвигал обвинения против мужчины, который платит ему зарплату и помогает в научных исследованиях. Хотя, к его чести, стоило признать, что выглядел Гораций при этом пристыженным.

- У меня сейчас нет времени на загадки, - сказал я. - Мы занимаемся очень сложным расследованием. Вы либо рассказываете, либо больше не возвращаетесь к этому разговору.

- Вы правы, - вскинул Гораций голову. - Вы должны это знать, и лучше вам услышать это от меня. Мойра Ши была первой девушкой, которую убил Майкл Фромли. Он ударил её ножом четырнадцать раз. Это произошло за два месяца до того, как против него были выдвинуты обвинения в покушении на убийство Кэтрин Смедли.

Полиция никогда не связывала его с убийством Ши. Но Алистер Синклер знал это. И ничего не сделал. Он помогал Фромли и покрывал его, хотя правосудие давно должно было отправить Фромли на электрический стул.

Он на минуту замолчал, давая мне время переварить информацию.

- Спросите у него, почему в деле Смедли перед самым судом самого опытного прокурора окружной прокуратуры - Хогарда - сместили и заменили его новичком. Даже ходили слухи, - доверительно наклонился Гораций ближе ко мне, - что профессор подкупил судью Хансена, близкого друга семьи, чтобы повлиять на ход дела.

Обвинения были резко отозваны, и дело развалилось. Я хочу верить, что рассказанное мной - неправда. Но факты остаются фактами. И они поднимают много вопросов.

Я молчал. Гораций бросил на меня последний смущённый взгляд.

- Лучше будьте осторожны, детектив.

И он ушёл.

А я остался стоять в одиночестве на углу Бродвея и 114-ой, абсолютно ошеломлённый тем, что слова Горация могут быть правдой.

Я почти бежал, не в силах совладать с кипящими эмоциями. Ярость алыми всполохами застилала глаза, когда я шёл по Риверсайд-драйв, и даже вид мирно мерцающего в лунном свете Гудзона не мог успокоить бушующие эмоции, взявшие верх над разумом.