Профессор изо всех сил старался, чтобы мы чувствовали себя уютно.

- Не надо называть меня профессором, - воскликнул он, отмахиваясь от формального приветствия. – Пусть меня так называют студенты. Для вас я просто Ричард.

Он был уже в возрасте, около шестидесяти, на мой взгляд. Тёмно-серый костюм, по меньшей мере, на два размера его больше, колыхался на худом, как рельса, теле. Похоже, с тех пор, как профессор купил костюм, он значительно похудел, а значит, как я подозреваю, был серьёзно болен или болен до сих пор.

- Это Калеб Мюллер, научный руководитель Сары.

Я пожал руку мужчине, намного младше профессора – навскидку, моему ровеснику. Его обветренное лицо и крепкое телосложение навевали мысли о частых прогулках на природе и туризме, и, если бы не твидовый пиджак и очки в чёрной оправе, он смотрелся бы абсолютно неуместно в данной компании.

- А это один из наших выпускников, Артур Шоу.

Вперёд вышел молодой человек с взлохмаченными волосами и красными щеками и пожал мне руку.

- Все зовут меня Арти, - скромно заметил он.

Ричард пригласил нас присесть на стулья с высокими прямыми спинками и цветастой обивкой, а сам сел за свой стол. Остальные расселись напротив нас на специально принесённых с собой деревянных стульях. И вскоре мы уже с головой погрузились в обсуждение учебных аспектов жизни Сары.

- Да, - сказал Калеб, - официально Сара стала моей подопечной, когда начала работу над диссертацией, но неофициально я часто давал ей советы ещё до её поступления, когда она училась на старших курсах Барнард-колледжа. Её исследовательская часть сосредоточена на гипотезе Римана – математической проблеме, впервые опубликованной Риманом в 1859 году. С тех пор никому не удалось её разрешить, несмотря на старания. Даже, - добавил он с саркастичной улыбкой, - даже мне.

- А можете объяснить эту теорию для дилетанта? – улыбнулся я в ответ. – И то, как Сара пыталась её решить.

- Конечно. В общих чертах, гипотеза отражает наше представление о простых числах. Если быть точным…, - он поднялся со стула и написал на доске уравнение, не переставая говорить. Для меня в этом уравнении не было никакого смысла, но Калеб продолжил объяснение, и я попытался ухватить суть его речи. – Недоказанная гипотеза Римана гласит, что все нетривиальные нули дзета-функции расположены на критической линии.

Он выжидательно посмотрел на нас, и в его глазах мелькнула надежда. Но, увидев в ответ лишь смятение, постарался подобрать слова:

- Полагаю, детали для вас не так уж и важны. Главное, что вам следует понимать, так это то, что подтверждение – или опровержение – гипотезы Римана на сегодняшний день – это одна из самых интересных математических задач.

- Давид Гильберт²⁷, один из самых известных в мире математиков, включил гипотезу Римана в список двадцати трёх проблем, которые, как он верит, смогут решить учёные двадцатого века.

- И Сара пыталась её решить. Её исследования базировались на работе другого известного математика, фон Коха²⁸, который четыре года назад добился важного прорыва. Если бы Саре это удалось… Что ж, тогда, вероятно, это была бы не просто диссертация, заслуживающая высшего балла… Это бы полностью изменило перспективы девушки на будущее.

- Каким образом изменило? – заинтересовался я. Эта фраза показалась мне преуменьшением в свете рассказов о талантах Сары.

- Смею предположить, вы знаете, что существуют значительные предубеждения относительно женщин в данной профессии. Большинство женщин-докторов наук идут преподавать в университетах. Лучшие из них – а Сара, без сомнений, была лучшей – могут получить должность в одном из женских колледжей – Брин Мор²⁹ или колледже Смит³⁰. А если бы Саре удалось вот это, - Калеб постучал пальцем по доске с уравнением, - она бы вошла в историю математической науки. Даже самые престижные университеты сражались бы за право иметь такого преподавателя.

- А остальные на факультете знали о сути работы мисс Уингейт? – уточнил я.

Мистер Мюллер пожал плечами:

- Подозреваю, что многие знали об её исследованиях, но лишь в общих чертах. Она не любила распространяться на личные темы. Уверен, она была не склонна делиться с окружающими своими достижениями или провалами. Хотя, думаю, Арти сможет больше рассказать об этом.

Мы все посмотрели на Арти Шоу, который до этого момента тихо сидел с краю. И когда парень понял, что стал объектом всеобщего внимания, то залился румянцем.

- Не могу сказать, сколько человек знали о специфике её исследований. По всеобщему мнению она была великолепной студенткой и определённо должна была написать исключительную диссертацию.

Арти неуютно поёжился.

- И это нравилось далеко не всем. Они не верили, что Сара на это способна. И им не нравилось, что их обойдут. А особенно им претила мысль – пусть и бредовая – о том, что Сара может занять место, которое должно принадлежать им. Конечно, по их мнению, - добавил парень.

- И почему же так было? – спросила Изабелла. Последние несколько минут она сидела, ощетинившись, из-за игнорирования мужчинами её присутствия.

- Ну, потому что у них были семьи, способные оказать им поддержку, а у Сары, по-видимому, её не было, - предположил Арти.

Ричард решил взять разговор в свои руки и примирительно продолжил:

- Это одна из наших самых больших идеологических преград: позволить женщинам получать высшее образование. С самого поступления Сара знала, что столкнётся с её проявлениями. Поскольку все женщины, имеющие степень кандидата наук, считали научные исследования и семью взаимоисключающими вещами, обычно они выбирали что-то одно. И чаще всего – последнее.

Ричард тяжело и надсадно закашлялся, снова возбудив мои подозрения о своей недавней серьёзной болезни. Откашлявшись, мужчина продолжил:

- Хотя не думаю, что Сара сделала бы такой же выбор. Она была необыкновенно амбициозна.

- Кто-нибудь из её сокурсников завидовал её талантам больше остальных? Или кого-то раздражало её включение в программу по высшему образованию у женщин? – спросил я.

Ричард и Калеб обменялись быстрыми взглядами.

Наконец, Калеб заговорил:

- Я колеблюсь, потому что уверен, что мой ответ навлечёт подозрение на группу студентов, абсолютно не заслуживающих пристального внимания. Я, конечно же, могу предоставить вам их имена, но вы должны понимать, что, как бы эти молодые люди не жаловались на Сару, ни один из них – я верю в это – не способен на её убийство.

Он аккуратно записал их имена и передал мне бумагу. Я быстро просмотрел список: Джон Нельсон, Луи Деври, Сэм Бейкер и Алонсо Мур-младший, также известный как Лонни. Мне было полностью понятно нежелание Калеба афишировать эти имена, но я его проигнорировал. Если мы не найдём более чётких улик, указывающих на Майкла Фромли, то этот список даст нам первых настоящих подозреваемых.

Опыт снова и снова учил меня никогда не верить возражениям друзей и семьи, утверждающим, что обвиняемый «не мог такого сделать».

- Я знаю своего сына, - однажды сказал мне отец одного из подозреваемых в убийстве. Он был непреклонен и искренне уверен, что его сын невиновен. Но этот отец не понимал – даже после того, как его сына признали виновным и приговорили к смертной казни – что мы видим окружающих нас людей лишь с одного ракурса. Его сын дома был одним человеком, с друзьями – другим, и третьим – когда решил затеять драку в баре.

- Я знаю своего сына таким, какой он есть дома, - вот, что имел в виду тот отец, хоть и не осознавал этого. Он не мог знать большего.

- Ричард, - обратился я. – Ваша дочь упомянула об инциденте прошлой осенью, когда в комнату Сары проник неизвестный. Я так понимаю, что именно из-за этого девушка переехала жить к вам. Можете рассказать что-нибудь ещё? Меня интересует не только ограбление, но и ваши впечатления от пребывания под одной крышей с Сарой Уингейт.

- Конечно, конечно, - откашлялся Ричард Бонэм. – Моя дочь Мэри сдружилась с Сарой, когда они обе ходили в Барнард-колледж, а после выпуска продолжили общаться. Ещё до того, как Сара к нам переехала, она часто приходила на ужин. Тихая, вежливая, она оказала положительное влияние на Мэри, которая, по сути, домоседка. Ей повезло с подругой: Сара иногда вытаскивала мою дочь на вечера чтения стихов или чаепития. Детали самого ограбления я помню смутно, но вскоре после это происшествия со мной связалась миссис Уингейт, тётя Сары. Вероятно, она очень перепугалась после случившегося и сильно надавила на Сару, запретив ей возвращаться к занятиям, пока девушка не найдёт себе другое жильё. Поэтому мы согласились приютить её на следующих условиях: в течение учебного года Сара будет жить с нашей семьёй в комнате на третьем этаже, рядом с Мэри. За это она станет платить незначительную сумму, требующуюся лишь для того, чтобы покрыть связанные с её пребыванием дополнительные расходы.