— Тебе понравилось? — веселым тоном спрашивает он; ему смешно от моей реакции.

— Что ты сказал? — благоговейно спрашиваю я.

— Я сказал: «неизвестное существо, я найду тебя», — отвечает он.

Я чувствую, как к моим щекам приливает краска. — О, я не о сути, это звучало так прекрасно, — отпуская его, говорю я и выпрямляюсь на своем месте. — Что это за язык? Он звучит как кельтский, но не… — в уме я подыскиваю подходящее определение, но не нахожу.

— Я чувствую, что должна понимать, о чем ты говоришь, но не понимаю, — разочарованно говорю я. — Ты можешь научить меня?

— Скоро, ты будешь знать достаточно. Это был тот язык, на котором ты говорила? — спрашивает он.

— Я не знаю, ты должен спросить у Джейти и Пита. В тот момент я была на полу магазина, — рассеянно отвечаю я, все еще находясь в восторге от того, что слышала.

Рид снова прищуривается и высокомерно спрашивает: — Почему ты пытаешься скрыть это от меня? После случившегося, ты должна была сразу прийти ко мне.

Мои глаза встречаются с его красивыми зелеными, и я усмехаюсь: — Ты серьезно? У меня есть для тебя новость, приятель — ты последний, к кому я бы хотела пойти с этой информацией.

— Это абсурдно. Я единственный, кто мог бы объяснить тебе, что с тобой произошло, — медленно говорит он, словно я его не понимаю.

— Ах да, ведь в прошлом, ты выдал мне кучу информации, — саркастически говорю я, закатывая глаза.

— Рид, да ты виртуальный Роззетский камень!

— Женевьева, — в отчаянии выдыхает Рид.

— Рид, — копируя его тон, отвечаю я, — ты должен признать, что не особо внушаешь доверия.

— О, я вижу, и кто внушает доверие, твоя половинка? — спрашивает Рид так, словно он ревнует.

Я качаю головой. Думаю, это сумасшествие, Рид не может ревновать.

Я морщу нос.

— Моя половинка? О ком ты говоришь… ты имеешь в виду Рассела? — недоверчиво спрашиваю я.

— Да, Рассела, — угрюмо отвечает Рид.

Во мне трепещит страх. — Я не рассказывала Расселу о том, что произошло сегодня вечером, и если ты это сделаешь, то я больше никогда не заговорю с тобой. Он не часть всего этого. И я не расскажу об этом, просто потому, что не хочу чтобы чаша весов склонилась, — защищаясь, говорю я, объясняя свою позицию.

— Что ты подразумеваешь под «чашей весов»? — в смятении спрашивает Рид.

Мой подбородок поднимается, а к горлу подступает ком.

Я сжимаю пальцы на коленях и говорю: — Я не хочу добавлять больше элементов в список «Выживание Женевьевы». Что если после этого, ты решил, что я не так опасна чтобы меня уничтожать? — не смотря на него, спрашиваю я, сосредоточив свой взгляд на приборной панели, я не могу оценить, действительно ли это так.

— Ты боишься меня? — удивленно спрашивает меня Рид.

— Конечно, я тебя боюсь. Ты опасный, властный, высокомерный, и если ты не замечаешь этого, ты можешь добавить это в список, — говорю я, загибая пальцы

— Ты говоришь, что тебе не нужна моя помощь? — сердито спрашивает он.

— Теперь, ты хочешь мне помочь? — невесело смеюсь я, в неверии потирая лицо. — Ты обращаешься со мной, как с бедствием земли, и сейчас вдруг, когда я вырубила свет, ты хочешь помочь мне? Ну, извини, что мне трудно поверить тебе. Так что, если ты не возражаешь, я хотела бы немного отдохнуть, пока в меня не ударила молния или что-нибудь более эксцентричное.

— Извини, что я напугал тебя, — мягко говорит Рид.

Я украдкой смотрю на него, увидев, как его пальцы вцепились в руль, а плечи напряжены.

Его идеальные губы сжимаются, когда он продолжает: — Я сожалею, что мое поведение испугало тебя. В нашей ситуации я плохо контролирую себя.

От неожиданности мои глаза расширились.

— В нашей ситуации? Ты имеешь в виду тот факт, что ты хищник, а я жертва? — мягко спрашиваю его я.

Хмурый взгляд Рида темнеет, словно ему не очевиден тот факт, как мы относимся друг к другу.

— Поверь мне, я тоже сожалею по поводу этой ситуации, — напряженно отвечаю я, жду, что он как всегда гневно ответит, но Рид удивляет меня тем, что продолжает молчать.

Он кажется почти потерянным, словно не знал, как ответить на то, что я сказала.

— Рид, — вздыхаю я. — Что мне с тобой делать? — глядя на него, спрашиваю я. — Итак, ты расскажешь мне, что происходит?

— Я думаю, что сегодня у тебя было предчувствие, — без обиняков говорит он.

Я не знаю, что ожидала от него услышать, но явно не это. Хмурясь и глядя мимо него, чтобы сконцентрироваться, я спрашиваю: — Как галлюцинация?

— Нет, скорее как предсказание или знамение, — объясняет он.

Пока Рид не положил свою руку поверх моей в успокаивающем жесте, я не понимала, что левой рукой вцепилась в рычаг переключения скоростей.

— Так что, теперь я Дельфийский Оракул? Ты это хочешь сказать? — презрительно спрашиваю его я, вспоминая все рассказы, в которых говорилось о предсказаниях. У них никогда не было счастливого конца. Вот почему они называются трагедией. И тот факт, что жертва всегда оказывается с выколотыми глазами или становится пищей для ворон, я думаю, что все это цинизм.

— Нет, конечно, нет, — говорит он. — Ты говоришь о мифологии. Это реально.

— Итак, предзнаменование. Так теперь я предсказываю будущее? — спрашиваю я, когда он сплетает свои пальцы с моими, на мгновение отвлекая меня от моих мыслей.

— Я не уверен, было ли это прогнозирование или… — он задумывается. — Или это то-то, что предоставило мне информацию в виде мерцающего света, — продолжаю я его мысль, вспомнив, что когда натолкнулась на свет, не было никакого тепла, я почувствовала, что меня будто хлыстом ударили.

— Да, — просто говорит он, глядя на наши переплетенные пальцы, так, словно он долгое время не держал никого за руку.

Мой мозг работает с удвоенной скоростью, стараясь сложить кусочки головоломки воедино.

Но они не совпадают. — Итак, когда же придет корабль, чтобы забрать нас? — озабоченно спрашиваю я.

— Что? — с затуманенным взглядом спрашивает Рид.

— Материнский корабль, ну, знаешь, инопланетяне? — напряженно говорю я.

Он бросает на меня нетерпеливый взгляд. — Инопланетяне? — усмехается он.

— Мы не инопланетяне? — спрашиваю я, даже не не пытаясь скрыть облегчение в голосе.

— Нет! — решительно говорит он, пристально разглядывая мое лицо — вероятно ища там, признаки психических заболеваний.

Вздохнув, я спрашиваю: — Тогда кто мы, Рид? Потому что, если во мне открылось что-то неизвестное и чужеродное, я очень разозлюсь на то, что ты не предупредил меня.

Я чувствую, что меня переполняет отчаяние.

— Женевьева, я не инопланетянин. И ты тоже, — твердо говорит он, убедившись, что я понимаю его.

— Тогда кто я? — умоляюще спрашиваю, держа его за руку, словно так я могла вытянуть из него ответ.

— Я не могу сказать тебе, — он хмурится, глядя на наши переплетенные пальцы.

— Я выхожу из машины! Открой дверь! — говорю я, с трудом размыкая наши руки.

— Я сказал, что не могу сказать тебе; Я не говорю, что не хочу тебе этого сказать. Это закон, правило, которое я не могу нарушить, — он нехотя отпускает мои руки и продолжает. — Помнишь, как я сказал, что здесь война, а я солдат?

— Да, — неохотно отвечаю я.

— Там так много вещей, о которых я не могу рассказать тебе. Я не могу рассказать тебе кто ты или кто я, но доверься мне, это ненадолго, прежде чем ты узнаешь, кто ты.

Он подносит руку ко лбу и потирает его, словно у него болит голова.

— Я не могу претвориться, что много читала о законах войны jus in bello (лат.), но я сильно сомневаюсь, что ты говоришь именно о тех правилах, и что я скажу, что мне плевать на ваши правила? — надув губы, спрашиваю я.

От моего комментария Рид улыбнулся, — Женевьева, ты обворожительна.

Я знаю, что он поддразнивает меня, поэтому проигнорировав его, я спрашиваю: — Если кто-то перегнет палку или нарушит эти правила, каковы будут последствия?

Его лицо темнеет, становясь почти болезненным. — Позволь просто тебе сказать, что после этого, они редко дают шанс загладить свою вину, — отвечает он.