Биолог долго провожал их взглядом, и его поразила возникшая в уме аналогия: дельфин и тюлень. Оба млекопитающие! Оба хищники! Когда в Каспии много тюленей, это верный признак обилия рыбы. Почему же мы, любуясь дельфинами, упрямо твердим о бедности открытых вод Черного моря? Обилие дельфинов должно свидетельствовать и об обилии пищи для них!

Дельфины уходили к размытой линии горизонта. Водяницкий пожалел, что не взял с собой бинокль. Почему они уходят в эту сторону? Что там — дельфиний бал? Что их привлекает? Какой там должен быть «накрыт стол», чтобы так притягивать к себе животных?

Вернувшись в Севастополь, Владимир Алексеевич поехал в Балаклаву к рыбакам, к тем «листригонам», о которых так тепло писал Куприн. Они подтвердили, что знают несколько мест, где иногда собирается очень много дельфинов. Тогда лов их еще не был запрещен, и, пожалуй, это был единственный промысел, на который балаклавские рыбаки выходили в открытое море.

— Чем питаются дельфины? А кто их знает! У них вечно пустые желудки. Они так быстро управляются с пищей, что, пока мы дойдем до берега, в желудках ничего не остается.

Итак, в открытом море по теории рыбы нет. А на практике в нем есть дельфины, которые питаются рыбой, и питаются неплохо, судя по толстому слою жира. Забавно!

Обсуждая с женой волновавший его вопрос, Водяницкий говорил:

— Ты помнишь анекдот о девушке, которая умела танцевать только от печки? Так и наши ученые. Они «танцуют» только от сероводорода. И не видят, что их теория противоречит жизни.

Нина Васильевна посмотрела на мужа долгим взглядом, словно взвешивала, справится ли он с той ношей, которую собирался на себя взвалить, и ответила тихо, обдумывая каждое слово:

— Кто отвергает старую теорию, тот должен выдвинуть новую гипотезу и доказать ее верность.

Владимир Алексеевич закончил мысль жены:

— Мы начнем «танцевать» от дельфинов! — И помолчав, задумчиво добавил: — Все представления о природе Черного моря придется переворачивать и ставить с головы на ноги.

Что значило начинать «танцевать от дельфинов»?

а. Высчитать поголовье дельфинов в Черном море, узнать, сколько они потребляют рыбы.

б. Узнать, сколько зоопланктона поедают рыбы, которых потребляют дельфины.

в. Высчитать, сколько требуется фитопланктона — одноклеточных водорослей, которыми питается зоопланктон, который поедают рыбы, которых потребляют дельфины.

г. Наконец, узнать, сколько нужно неорганических веществ, на которых растет фитопланктон, которым питается зоопланктон, который поедают рыбы, которых потребляют дельфины.

А для того чтобы узнать, откуда берутся неорганические вещества, надо произвести огромные исследования и доказать существование водообмена между верхними и нижними слоями воды в Черном море и высчитать его скорость и объем.

Так перед Водяницким встала колоссальная, невероятной трудности задача: проверить природу моря и высчитать его биологическую продуктивность. Водяницкий составил пятнадцатилетний план работы севастопольской биологической станции.

Владимир Алексеевич засел за изучение материалов глубоководных экспедиций на Черном море. Читая все, что когда-либо было написано о его гидрологическом строении, он нашел статью, которая обрадовала. Инициатор и участник экспедиции 1891 года Н. И. Андрусов высказал мнение, что взгляд на этот бассейн как на обреченный на биологическую бедность не имеет основания, глубинные воды должны отдавать часть своей массы в поверхностный слой.

Водяницкий обрадовался Андрусову, как сильному союзнику, и задумался: почему никто не прислушался к этому здравому мнению? А к выводам Книповича разве прислушались? Беря пробы воды в разных районах моря, Николай Михайлович нащупал важное явление в зонах, где сходятся три границы: нижняя граница жизни, нижняя граница кислорода, верхняя граница сероводорода. Эти границы взаимосвязаны.

Вспоминая это, Водяницкий механически провел на чистом листе бумаги горизонтальную линию. Рука сама нарисовала выше ее кислород в виде человечков с огненными факелами. Еще выше он изобразил весело кувыркающихся каких-то рачков и червячков. А ниже ничейной зоны — черных худых воинов сероводорода со щитами и рапирами. А совсем внизу появились горы сокровищ, которые они охраняют. Это — органические вещества, упавшие «дождем трупов» на дно моря.

Но вот на границе возникает конфликт. Противники вступают в сражение. Где-то кислородные факелы запылали ниже заветной линии, где-то черные воины сероводорода вторглись во владения кислорода и взяли в плен морских жителей. А в третьем месте с глубины более двухсот метров, где доза сероводорода должна быть смертельна, батометр принес в пробе воды большое количество зоопланктона.

Да ведь это же зона перемешивания верхнего и нижнего слоев! Это то, о чем писал Андрусов! Недаром Книпович два года исследовал именно эти глубины!

Профессор Книпович установил, что вызванное вращением Земли морское течение южнее самой западной точки Крыма разбивается ка две струи: одна поворачивает на юг и замыкается в круг, охватывающий всю восточную часть моря. Вторая струя продолжает путь дальше и образует второе круговое течение в западной половине моря. Именно в руслах этих двух течений, получивших у студентов название «велосипеда», сероводород отступает глубже двухсот метров. И именно здесь происходит смешение трех границ. Зато в центрах кругов сжимаемый течением сероводородный слой поднимается до 125 метров от поверхности и как бы вспучивается куполом. Эти кривые линии границ Книпович назвал изоповерхностями.

Что происходит в этих течениях? И как? Водяницкий прикрыл глаза и задумался. Но вместо изоповерхностей ему почему-то вспомнился крутой берег Днепра у Киева, низкое разливистое Заднепровье, видные далеко-далеко луга и разбросанные по ним рощи. К чему это воспоминание? Крутой берег, крутой берег… Закон Бэра? Конечно же, закон Бэра… Вот оно что! Вращение Земли отклоняет течение рек, направленных на юг или на север. Вода подмывает один из берегов, разрушает его, и русло реки постепенно отходит вправо. Это явление заметил еще знаменитый географ и естествоиспытатель П. С. Паллас, а академик К. М. Бэр во время путешествия по Волге сумел объяснить его причину. Реки разрушают не только мягкие глинистые породы, но и крепкие скалистые берега.

Так сможет ли выстоять «берег» водяной, если воде самой природой дано растекаться? Ведь в морях действует тот же закон: если течение под влиянием ветров и вращения Земли идет против часовой стрелки, то есть вправо, то к берегу воды будут опускаться, а к центру — подниматься. Если течение пойдет по часовой стрелке, все будет наоборот.

В Черном море течение шло против часовой стрелки.

Кто сказал, что человек мыслит только словами?! Внутренним зрением Водяницкий увидел всю картину движения. Увидел ясно, до подробностей, охватывая сразу многие явления. Он видел характер течения.

В море текли реки. Круговые реки в водных берегах. И поскольку течения были круговыми, поток в них не мог идти прямо, как в реке. Внутренние струи, стремясь выпрямиться, поднимались и переливались на внешнюю сторону, поток завихрялся, вращался вокруг собственной оси и, как гигантский механизм, лопастями струй выгрызал внутренний высокий берег купола, уносил с собой насыщенные питательными веществами воды, сбрасывая их от центра наружу. А снизу им на смену поднимались новые слои глубинных вод. Он видел, как это вращение, постепенно слабея с глубиной, захватывает всю толщу вод до самого дна.

Вот почему так весело блестели глаза Книповича, таким острым был взгляд, когда он рассказывал о смешении на трех границах. Вот почему советовал заняться ихтиопланктоном. Он видел, что природа водоема не такова, какой ее себе представляют другие ученые.

В мире науки поколебать утвердившееся мнение не так-то просто. Оно укореняется в умах, на его основании строятся логически стройные системы представлений о явлениях и предмете изучения. И попробуй изъять этот краеугольный камень, на котором зиждится построенная система!