С целью ослабления расовой дискриминации в 1976 году был принят Закон о расовых отношениях. Закон запрещал дискриминацию при приеме на работу, аренде или покупке жилья, приеме в клубы и организации. Для наблюдения за исполнением акта была учреждена Комиссия за расовое равенство, которая наделялась широким кругом полномочий и решения которой имели статус закона. Однако 70-е годы ознаменовались и появлением откровенно расистской партии Национального Фронта. Вслед за этим возникли организации, противостоящие Фронту: например, в 1977 году для противодействия пропаганде Национального Фронта была учреждена Антинацистская Лига.
К 1990 году среди жителей Великобритании, имеющих вест-индские и южноазиатские корни, основную часть составляют британцы по рождению (их доля на тот момент была 55 % и продолжает расти). Это дает возможность говорить о них как о небелом британском населении, обладающем всеми гражданскими правами, а отнюдь не как об иммигрантской среде. Они составляют приблизительно 5 % всего населения.
Закон о британском подданстве, принятый в 1981 году, ужесточил условия въезда в Великобританию для жителей бывших или нынешних подвластных территорий. Британское гражданство отделено от гражданства британских подвластных территорий. Закон сохранил категорию граждан британских колоний преимущественно в Малайзии и Сингапуре, однако им не разрешалось селиться в Великобритании, а их дети не могли наследовать гражданство британских территорий. Граждане Содружества британских наций, ранее имевшие право на регистрацию в качестве британских подданных после пяти лет проживания в стране, теперь должны были подавать прошение о натурализации на общих основаниях. Добавились и другие ограничения на въезд и право на жительство. По Биллю 1988 года они еще более ужесточились. Сократились также возможности въезда политических и религиозных беженцев. В 1991 году был принят Билль об убежище, провозгласивший обязательную регистрацию лиц, претендующих на статус беженцев, снятие отпечатков пальцев, сокращение доступа к бесплатным юридическим услугам и удваивавший штрафы, взимаемые с авиакомпаний, если у пассажиров не было полноценных виз. Новые правила вызвали острую критику со стороны высших представителей Церкви и Комиссара ООН по делам беженцев.
Расы, расизм и неравенство
Профессиональное распределение небелого населения Британии имеет различные вариации. Самая большая доля черных занята на рабочих должностях либо не имеет работы. На рабочих должностях занято около 80 % черных мужского пола и 70 % мужчин из Южной Азии по сравнению с 50 % у белых.
Среди выходцев из Вест-Индии также велика доля работников физического труда, но среди них высок процент квалифицированных рабочих. Подавляющее большинство бангладешцев занято полуквалифицированной и неквалифицированной работой. Азиаты, приехавшие в Британию из Восточной Азии, в среднем гораздо чаще заняты в сфере нефизического труда, даже по сравнению с белыми. Небелые женщины зарабатывают значительно меньше небелых мужчин: их доля на должностях, не связанных с физическим трудом, и на квалифицированных рабочих должностях значительно ниже, чем у мужчин[236].
Многие небелые, в том числе большинство выходцев из Южной Азии, живут вдали от центральных районов городов. Существует тесная связь между расовой принадлежностью и местом жительства: так, вест-индцы в семь раз чаще селятся в центральных районах (внутренний город) Лондона, Бирмингема или Манчестера, чем белые. Мужская безработица в этих районах очень высока. Большинство черных живет “во внутреннем городе” не по собственному выбору; они едут туда, потому что белые покидают эти районы.
Наиболее преуспевающая по уровню дохода группа небелого населения — это мелкие предприниматели из Южной Азии. Численность данной категории росла последние 20 лет, к ней относится 23 % выходцев из Южной Азии по сравнению с 14 % белого населения. Азиатские лавочки и другие формы азиатского бизнеса стали настолько привычной частью британской жизни, что некоторые связывают с этой категорией населения надежды на возрождение экономической жизни в центральных городских районах. Безусловно, такие ожидания преувеличены, поскольку многие бизнесмены из Южной Азии вынуждены исключительно много работать, чтобы получить относительно невысокий доход. Большинство из них не являются предпринимателями, а состоят в найме у других членов семьи, которым принадлежит соответствующий бизнес. Кроме того, они лишены преимуществ, обычных для других наемных работников: выплат по болезни, оплачиваемого отпуска и взносов в Национальное Страхование со стороны фирмы.
Сколь бы были богаты представители небелого населения, они всегда остаются уязвимыми от различных форм расизма, в том числе от нападений на расовой почве. Многим удается избежать опасности, но меньшинство оказывается в невыносимо жестоких условиях. В одном из исследований описываются типичные случаи:
“Пока мальчик спит, в окно его спальни просовывается свиная голова, из глазниц, ноздрей и ушей которой торчат зажженные сигареты. Семья никогда не выходит из дома после семи, опасаясь нападении белых соседей, все находятся в одной большой комнате, предварительно забаррикадировав первый этаж. На дверь квартиры, в которой живет цветная семья, белые соседи ставят решетку, и люди становятся пленниками в собственном доме. Цветной подросток при переходе из одной классной комнаты в другую подвергается нападению со стороны более старшего белого мальчика, который ранит его ножом”.[237]
Этническая принадлежность и низший класс
Понятие низшего класса (см. главу 7, “Стратификация и классовая структура”) достаточно противоречиво. Сама идея появилась в 1970-х в связи с исследованиями, в ходе которых обнаружилось, что этнические меньшинства в Великобритании и других странах оказываются серьезно обделены в возможностях экономического развития. Так, в работе, опубликованной по результатам исследования, проведенного в 1979 году в Бирмингемском районе Хэндсуорт был сделан вывод, что небелое население по сравнению с белым занимает качественно иное положение на рынке труда, имеет худшие жилищные условия и низкую форму школьного обучения[238].
Авторы исследования считали подобную ситуацию следствием расовых предрассудков и дискриминации, усугублявших проблемы, типичные для всех обездоленных групп. В 1980-х годах ряд исследователей стал использовать понятие низшего класса в связи с доказательством того, что в низших этажах социальной системы формируется некая “культура бедности”. Данная культура порождает индивидов, не способных пользоваться имеющимися возможностями. Они становятся “хроническими вэлфэровцами”, привыкшими жить на подачки государства, лишенными инициативы, необходимой для преодоления хронической зависимости. Такая интерпретация получила широкое распространение как в Соединенных Штатах, так и в Британии[239].
Раста из Чеплтона
Чеплтон — пригород Лидса, расположен примерно в 10 мин. автобусом от центра города. Это несколько квадратных миль с многоквартирными домами, населенными в основном выходцами с Ямайки, из Азии, ирландцами и изредка англичанами-бедняками (либо просто идеалистами). Жители Чеплтона, как и других подобных внутренних районов городов, в географическом и социальном смысле оказались изолированными. Экономическая деятельность в любом ее виде на улицах почти отсутствует. Есть, правда, местное почтовое отделение, им управляет семья сикхов, да маленький музыкальный магазин, принадлежащий нескольким Раста (об этом достижении в предпринимательстве с оттенком зависти поговаривают другие чернокожие). Общественная жизнь в этом в основном черном и в основном безработном районе протекает между “аркадами” (помещениями с игральными автоматами), вечно многолюдным кафе Бамбу Лиф и большим пабом Хейфилд.
Найджел не совсем похож на типичного представителя местного сообщества. Ему 22 года, чернокожий, с пышной шевелюрой, свойственной Раста, — и имеет работу. Вот он сидит под небольшим плакатом с изображением Боба Марли в чеплтонском офисе фирмы Рут Бандли и Компания и рассказывает о своем долгом путешествии по различным программам помощи безработным, предшествовавшем его нынешнему положению. “Два с половиной года у меня не было работы. Чем я жил? Вставал вечерком, шел прошвырнуться, поглядеть, не встал ли кто из друзей. Шел к ним домой. Болтали там. Потом опять шел на улицу. Обделывали разные делишки. Вкладывали пособие в дело, чтобы хватило подольше. Этим и занимались прямо на улице — там купил, здесь продал. Вот и все”.
Затем, после работы по программе подготовки молодежи в столярной мастерской (“они от меня потом избавились”), а после в коммунальных службах в качестве маляра и декоратора, и затем опять-таки безработного, он в конце концов оказался в конторе Рут в качестве стажера.
Найджел говорит: “Я захотел поступить к Рут, потому что юридические фирмы, как только видели меня, говорили: "Нет, с такой прической ты нам не нужен". А Рут сказала, что если бы я постригся, она бы меня не приняла. Так что эта работа по мне. Иногда прихожу даже раньше всех. У меня свой ключ. Я решил пройти все ступеньки, все что требуется. Сдам экзамены на юрисконсульта. Может быть, и стану первым юристом Раста”.
Большинству чернокожих друзей Найджела повезло в Чеплтоне гораздо меньше (доля безработных в возрасте до 25 лет в Чеплтоне приближается к 70 %). Как и Найджел, они начали дрейфовать между “программами” и безработицей сразу после окончания школы, но большинство кончило тем же, с чего и начало, — пособием, а для большинства это означает — и улицей. Подальше от переполненных квартир, поближе к друзьям и к делу.
Хью, 24-летний Раста с такой же прической, как у Найджела, пытался порвать с таким положением. “Просыпаюсь и говорю себе: "Что я могу сделать позитивного?" А потом делаю то, что и каждый день. Спускаюсь на улицу, "на передовую", как мы говорим. И там думаю о том же. "Я не хочу быть здесь, не хочу просто торчать на улице. В кафе я должен сделать что-то позитивное". А что еще можно сделать? Ну я и возвращаюсь домой”.
Чернокожая безработная молодежь из Чеплтона, равно как и из Брикстона, Ноттинг Хилла и Сент-Поулза, знает, что простейший способ пополнить наличность заключается в том, чтобы помаленьку приторговывать каннабисом (вид наркотика). Хью уже провел некоторое время в тюрьме за торговлю этой, как он выражается, “травкой”. Никаких моральных барьеров ни у него, ни у его друзей, похоже, не существует. “Что плохого, если ты продашь немножко своим приятелям или белым студентам из университета?” — такой ответ был более или менее стандартным.
О преступлении в этой среде говорят как о возможном выборе жизненного пути. Малькольму нравится ходить на “блюзовые” вечеринки, потому что это сохраняет его от неприятностей. “Если приходит приятель и приглашает пойти на "блюз", а другой зовет "на дело", идешь на вечеринку, потому что завтра этого может не быть”. В общем, он не думает, что пойдет на преступление:
“Это страшно, чувствовать, что тебя вот-вот поймают. Ну, пошел ты на дело, разбогател, машину купил. Ну и что машина? А потом ты все равно знаешь, что тебя посадят. И машину потеряешь”.
Ощущения Найджела от визитов в тюрьму к арестованным друзьям еще более усилили сомнения в том, что преступление — это выход. “Слишком это угнетает. По-моему, туда никому не стоит попадать. Многие мои друзья бросили это дело. Просто сидят теперь дома, получают свое пособие, покупают курево, болтают, и на этом все кончается. Никакого криминала”.
То, что чернокожая молодежь привыкла считать безработицу практически нормальным образом жизни, чаще всего становится причиной непонимания между нею и родителями. Найджел очень точно описывает неприятие людьми старшего поколения уличной жизни своих детей. “О, — говорят они. — Вы все непутевые. Вам бы только валяться целыми днями, курить да трепаться по углам”. Такая культура непонятна родителям, юность которых проходила совсем иначе. “Возможно, когда они приехали в Англию в 50-х и 60-х, они, хотя и с трудом, могли уйти с одной работы, а завтра устроиться на другую. Сейчас работы просто нет.”
(Адаптированный вариант статьи: L. Taylor. Britain Now // Illustrated London News, October. 1987. P. 54–55.)
