В этот момент в дело вступила новая сила. Небо словно потемнело, и раздался звук, похожий на хлопанье парусов. Бор поднял голову и увидел птицу.

— Ног! Это она! — воскликнул Гунн, хватаясь за топор и не отрывая глаз от чудовищного пернатого.

Этой огромной птицей был ворон — отец всех воронов мира. Размах его крыльев поражал воображение — десять саженей! Лапы оканчивались громадными острыми когтями, покрытыми черной засохшей кровью жертв. Перья и пух, обрамлявшие его страшный клюв, были с сединой, а в глазах, напоминавших гагатовые ядра, сквозила безжалостная, звериная страсть к убийству. Сколько веков в недоступных краях набирался сил этот цепной пес Туонелы? Он нацелил когти на конунга и обрушился вниз.

Ударами меча уставший человек отбивался от страшных лап с железными пиками сжимающихся и разжимающихся когтей.

— Ты убил моих людей, проклятый нетопырь?! — кричал он и ловко отсек один палец, поранил другой, но до туловища не мог добраться, а птица, казалось, была нечувствительна к боли в своей безумной настойчивости. Взмахом крыла, точно вихрем, повалила она наконец наземь противника, потеряв при этом несколько своих огромных траурных перьев! Ворон нацелил уже страшный, длиннее двуручного меча, клюв, чтобы, словно червяка, пронзить богатыря. Бор не испытывал страха неминуемой гибели — только ярость, оттого что падет здесь, в двух шагах от неведомого врага, к встрече с которым лицом к лицу он шел столько дней.

Вдруг ярчайший свет откуда-то из-за спины конунга ударил вспышкой прямо в глаза крылатому чудовищу, и с хриплым, громоподобным карканьем ворон метнулся, слепо захромал для разбега, тяжело взлетел, взмахами огромных крыльев и одному ему ведомым чутьем взял курс куда-то на полночь. Так неожиданно окончилось это роковое нападение благодаря знамени богини Прии.

Бор, на котором после двух единоборств вся одежда была разорвана в клочья, присоединился к своим спутникам. С удивлением они обнаружили, что дорога свободна: бортедры, убедившись, что против волшебной защиты пришельцев бессилен оказался даже чудовищный ворон Ног, незаметно и бесследно отступили.

— Что же, пойдем вперед! — сказал конунг, вытирая с лица кровь, пот и грязь. — Где они могут быть?

— Смотри, — показал ему Гунн на противоположную сторону озера Карнасьяур. В котловине то там, то здесь виднелись какие-то развалины, вероятно принадлежавшие некогда ненянг — неведомым противникам озерянского войска, до которых оно так и не добралось. Некоторые из них, сложенные из дикого камня, имели округлую форму. Но не так выглядел темневший в скалах на той стороне внушительный треугольный портал — вход в неведомые покои.

— Это там! — сказал конунг. — О богиня Прия и Додола — богиня дождя! Даруйте нам победу для всех людей Аб Дор, заклинаю!

И они двинулись вдоль берега озера. Князь снова надел венец Грома и теперь издалека, над горами ему была видна высокая серая завеса волшбы, огораживавшая эту часть Озерного Края от остального мира. Это она, созданная темным колдовством, препятствовала движению плодоносящих дождевых туч извне, обрекая край на засуху.

Попадавшиеся им по пути развалины укреплений и приземистых строений давно разрушались под действием мороза и ветра. Куда подевались их хозяева? О том лучше было бы спросить нового владельца этих мест.

Бор умылся холодной озерной водой — в том, что даже сердцевиной обиталища свартен стало чистое озеро в горах, проявилась особая стать Озерного Края.

Сумрачная, напряженная атмосфера, казалось, витает над котловиной. В течение веков Чертог Чернобога накапливал силы, опутывая край паутиной колдовства, жадности и ненависти. А вот теперь, решившись на последний шаг, он наткнулся на такое открытое и упорное противодействие. И конечно, постарается нанести более сильный удар.

Рядом с порталом, в стороне, виднелось какое-то скопление домиков — вероятно, жилища челяди и охраны. Однако возле них не было видно ни единой живой души. Теперь, когда пришельцами был благополучно отбит натиск грубой силы, следовало ожидать нападения при помощи колдовских чар. Ветряной змей Гундыр с его всесокрушающей мощью вряд ли будет вызван в такую непосредственную близость от темных чертогов, в самое сердце владений Чернобога — он представляет угрозу и для самих его подданных и сподвижников. Но вход в чертог не может не быть защищен от незваных гостей. Так рассуждал князь — и не зря.

Когда они подошли к огромному, внушающему трепет своими размерами сумрачному порталу, перед ними возник старик в белой шубе кудесника. Судя по чертам его лица, то был, наверное, один из последних ненянгских колдунов, поклонявшихся темным и страшным божествам древности. Но в облике его была какая-то непостоянность, на миг человеческие черты сменяло обличье звериной морды, птичьего клюва, рыбьей пасти.

— Стриго, оборотень! — побледнев, прошептали охотники, не дрогнувшие ни при виде стали, ни под сенью крыл чудовищного ворона. Изменения происходили все быстрее.

— Галдер, колдун! — произнес Гунн, четче определяя сущность явленного им могущества. У него также были причины для опасений: знамя, надежно уберегшее их от ударов врагов, устоит ли оно против колдовства?

В руках колдуна появился маленький, прозрачный, наверное, стеклянный сосуд, в котором нечто кипело, переливаясь и сверкая серым перламутровым блеском. Мгновение — словно тучи застлали солнце, туманная дымка окутала все вокруг. О, это был сильный колдун — и старый, очень старый! Он направил горлышко сосуда на людей и вынул стеклянную пробку; словно поток мельчайших перламутровых серых мушек вырвался оттуда.

— Тире! Тире! — в диком ужасе закричал Мяндаш, бросив лук и сломя голову кинувшись бежать. Тире — Гунн слышал в легендах это название — загадочные и смертоносные мельчайшие шарики, рои которых страшные древние тундарские колдуны напускали на своих врагов. И нет от них никакого спасения.

Слишком поздно понял Бор, что даже талисман может быть бессилен против этого врага. Точно живые мошки, облепили они лица людей липкой маской, и ощущение глухой смерти от удушья было ужасно.

В этот миг знамя полыхнуло таким ярким сиянием, что затмило бы солнце — и под этим светом тире потеряли свою страшную силу, и черным, точно пепел, налетом, опали на землю. Только Мяндаш, слишком далеко убежавший от спасительного талисмана, рухнул наземь, схватившись за горло, и остался лежать неподвижный: настигнувшие его тире забили охотнику нос, рот, глаза, уши, превратившись в каменные пробки, и он задохнулся.

Первым опомнился Лоптюж, пустив быструю стрелу, но она не причинила колдуну вреда. Тогда пришел черед Бора: он выхватил из-за плеч свой ржавый меч и метнул его — и только лезвие коснулось колдуна, он, вскрикнув, исчез без следа, а дымящийся клинок упал наземь. Подействовал ли он сам с такой силой или нечто придало ему большее могущество?

— Чистый свартен! — пробормотал изумленный Гунн.

— Вперед, не теряя ни секунды! — Озерный конунг ринулся в портал, на ходу подбирая свой клинок и с удивлением ощущая, что он горячий! Гунн со знаменем бежал за ним, следом Турн с копьем наперевес и замыкал маленький отряд Лоптюж, со стрелой на тетиве, поминутно оглядывавшийся и готовый отразить нападение с тыла.

В камне был вырублен чертог Чернобога. Вначале тянулся коридор с торчащими из стен острыми турьими рогами, на некоторых из них сидели насаженные человеческие костяки или черепа, порой совсем истлевшие. Стражи не было — она не нужна за железной стеной бортедров и ужасами колдовства. Вправо и влево в темноту ответвлялись проходы, однако четверо людей продолжали идти прямо.

Но вскоре они вынуждены были остановиться: перед ними выступали из тьмы громадные створки тяжелых ворот, преграждавшие путь. Бор провел в неподвижности лишь несколько мгновений. Затем, точно по наитию, выхватил меч и скрежещущим металлом по металлу лезвием размашисто вывел серебрящуюся свежей царапиной в полумраке третью руну «турс» — «врата», напоминающую треугольник, опершийся на древко. На другой половине врат он начертал девятую руну «хагл» — «град», разрушающую, напоминающую косую «Н». Как только он закончил — ворота с грохотом распахнулись.