Однако Бору удалось одолеть лишь часть пути в обход Вежа-Кара. Внезапно он наткнулся на отряд из десятка ожуоласов, возглавляемых человеком в звериной шкуре.

— Вот он, осквернитель божества! Хватайте его! — крикнул предводитель. Вооруженные люди кинулись на дингардцев.

Выхватив меч, конунг обратился в яростный вихрь мышц и стали. Перерубленные копья, разрубленные щиты полетели в стороны. Истошно закричали раненые, рухнули убитые. Но, разбросав врагов, он услыхал воинственные вопли за спиной. Это Талма уже с трудом отбивался от нескольких противников, наскочивших сзади. Из многих его ран струилась кровь. Бор развернулся и несколькими взмахами клинка отогнал врагов.

На поляне засвистели стрелы, озерный конунг ловко отразил несколько из них щитом, одна вонзилась ему в ногу, но он даже не заметил этого в горячке боя. Снова спереди набросились, крича, несколько копейщиков, но только изготовившись отразить их, Бор почувствовал какое-то движение за спиной, но ничего не успел предпринять: сокрушающий удар в затылок, от которого даже на шлеме образовалась вмятина, свалил его наземь без чувств. Ожуоласы стреляли из камнемета…

Гора носила имя Дункалнис, это значило — Гора у вод. Но было у нее и более древнее имя — звалась она Тодберг, гора Смерти, ибо с незапамятных времен уединенное это место служило поклонению силам зла. Позднее об этом было забыто, но недавно жертвы возобновились.

…Бор медленно приходил в себя. Он обнаружил свое тело обвитым толстой веревкой, точно куколка бабочки, и привязанным к железному кольцу, вделанному в каменную глыбу. Кругом его окружала деревянная клетка из толстых брусьев. С другой стороны камня был привязан кто-то еще, он слышал тяжелые вздохи этого человека. Судя по кучам хвороста, которыми была обложена клетка до уровня пояса, их собирались поджарить.

Клетка находилась на нижней ступени площадки, расположенной выше уровня леса, и следовательно, на вершине горы. Выше он увидел восемь каменных идолов, обращенных к нему и к озеру с грубо вырубленными ликами и признаками пола. Напротив каждого стояло по столбу, обложенному хворостом.

— Значит, будут жреть[1] девяти богам… — вслух подытожил озерный конунг невеселые подсчеты. С боков склон горы был огражден древними валами, а наверху протянулось длинное бревенчатое строение с несколькими воротами и узкими окошками-бойницами. Вероятно, там содержали жертв и находились жрецы.

— Да, скоро нас поджарят, медвежье мясо! — раздался хриплый голос, который показался Бору удивительно знакомым.

— Вирре Бердекс! — воскликнул он. — Каким образом ты уцелел, чтобы попасть сюда?

— Это ты, дингардец? Да, стоило трудиться… Эти шурышкарцы заперли меня до утра, и я той же ночью перерезал веревку и глотку караульному и пробрался к пристани, где был привязан мой добрый старый корабль. К счастью, мои молодцы успели тихонько спуститься на лодках, и мы там и встретились. А затем я решил попытать счастья повыше на реке…

На Бора рассказ этот не произвел особого впечатления, ибо двоедушие озерян казалось ему слишком явным: он сделал за них их кровное дело, и не его вина, что они были столь косоруки…

— Если бы я знал, что пойдешь сюда, я бы позаботился подготовить засаду. Но я не знал этого, а твой успех заставил меня быть осторожнее. Поэтому я легко клюнул на предложение одного своего мужичка, да упокоится он у подножия Тюра, пограбить богатые древние могилы. Нет, пожалуй, другого такого народа, который так любил бы обвешивать своих покойников цацками, как эти лесные выродки. Но только мы, углубившись в лес, занялись этим делом, как полетели стрелы и… Меня спасли доспехи, почти всех остальных положили, хотя, думаю, уцелела еще парочка наших, которые успели вовремя смыться — они были на другой стороне кладбища, и их могли не заметить. Попав в плен, я считал, что этих удовлетворит выкуп — не тут то было…

Хотя голову приходилось буквально выворачивать, и боль после ударов разрывала мозги в клочья, Бор все-таки сумел оглянуться и увидел внизу ослепительную, до горизонта гладь озера среди расступившихся лесов. На площадке появились люди, выносившие большие бубны-кудесы, используемые в богослужении волхвами-кудесниками. Под их рокот придется умирать ему.

Он мог разглядеть ожуоласов вблизи. У них были темные или бесцветные льняные волосы, узкие остроносые лица, в глубоких глазницах которых были посажены невыразительные водянистые глаза. Затем он обратил внимание на отдельно установленный столб, на котором на вбитых кабаньих клыках висело разное оружие, вероятно, захваченное у взятых в плен или убитых. Среди трофеев он заметил несколько хороших хускарлских секир и пожалел, что ни одной из них у него нет сейчас под рукой.

— Как бы нам удрать отсюда? — поделился он с Вирре заветной мыслью.

— Вы не убежите отсюда, святотатцы! — За его спиной прозвучал холодный, властный голос, от которого мурашки бежали по коже. Сбоку вышел человек в расшитой мехом мантии лесного кудесника с глубоко посаженными, как у всех ожуоласов, белесыми глазами.

— Остальных удушат перед сожжением, но до этого все насладятся, как вы сгорите живьем!

— Ты откуда взялся, собака? — спросил его Вирре. — Я тебя здесь раньше не видел!

— Я — жрец Рота Мублену, Повелителя мира мертвых, древнейшего хозяина этой горы, — зловеще улыбнулся короткобородый обладатель кудес. — Крепко он держит вас сейчас своими железными руками, не впервой его идолу раскаляться в жертвенном пламени. Из вод темной Туони произрастает мировое древо, и все живое в конце концов уходит туда. Вы пройдете через огонь, и ваш прах будет развеян в его славу, и не будет у вас посмертного бытия! Мужайтесь в ваши последние минуты — ваши муки будут ужасны!

В это время ворота деревянного строения со скрипом распахнулись и из них начали выводить жертвы. Людей попарно привязывали к столбам, спина к спине. К двум, перед сумрачными богинями, привязали женщин.

— Эй ты, кудесник! Ударь-ка в кудесы, повесели напоследок озерного конунга, он тебе честь оказывает, муравьиный сын! — кликнул Бор жреца. Тигриной походкой снова появился тот, с перекошенным от ярости лицом, сжимая в руке короткую черноблестящую палицу. Он резко взмахнул и через брусья клетки ударил по груди конунга своим оружием. От неожиданной нестерпимой боли богатырь вскрикнул — дымящийся рубец прошел через его грудь.

— Это тебе наперед! — бросил кудесник отходя.

— Огненная палица! — прошипел князь сквозь стиснутые зубы. Но с облегчением почувствовал, что пережженная ударом веревка ослабла, и движениями рук стал постепенно высвобождаться от нее, не обращая внимания на боль.

В это время он увидел, как вперед вышел вождь ожуоласов, — высокий, узколицый человек с льняными волосами, на поясе у которого Бор узнал свой меч, с рубином, сверкающим на рукоятке, как видно оцененный по достоинству.

— Ах ты, собака! Тебе поднесли мой меч! Но я жив еще! — Конунг пришел в ярость, удвоил усилия.

— О великий Рота-Мублен и могучая Керемет! Избавьте мой народ от чужаков под звонкие удары кудес! Накормите мой народ досыта, избавьте его от скудности и нужды! За это мы даем вам много жертв, как это было встарь! Эго я говорю, Прис, вождь ожуоласов! — Он поднял руки, и раздались ритмичные гудящие удары огромных бубнов-кудес, в которые били человеческими берцовыми костями младшие кудесники. Послышалось заунывное пение молящихся. И в тот же момент до князя донесся треск горящих дров и потянуло дымком. Бор понял, что настало время действовать.

Сбросив пережженные веревки с рук, он наклонился и сильными пальцами распутал узлы на ногах. Горло уже першило от дыма, и, кашляя, он почувствовал жар пламени.

— Не бросай меня на огненную смерть, не то я закричу и выдам тебя! — умоляюще сказал ему Вирре, прекративший отчаянно реветь чудовищные ругательства в адрес ожуоласов.